будет, поверь. — Я криво улыбаюсь. — Не вышло с отцом, так выйдет с сыном. Думаю, Мланкин женит Серпетиса, чтобы не потерять союзников. Не захочет портить отношения с Алманэфретом, отправляя девушку назад.
И поскольку Серпетис не глуп и тоже понимает все выгоды этого союза, он женится. Брак с шембученкой сделает его простолюдином — лишит благородства и права на власть, передав это право Кмерлану. Брак с благородной алманэфреткой позволит сделать связь между владениями сильнее. Алманэфретские территории огромны, и эти земли нельзя отпускать, особенно теперь, когда столько воинов полегло на защите Шинироса.
Цилиолис оглядывается назад, словно боится, что Унна услышит, хотя дверца уже закрыта. Он похлопывает меня по плечу, снова смотрит туда, куда ушла девушка, вздыхает и забирается на козлы. Пора трогаться в путь.
— Отцу скажи… — он замолкает. — Скажи, что я люблю его и обязательно вернусь.
Цили больше не тратит времени. Дождавшись моего кивка, он трогает поводья, и тяжеловоз тянет повозку прочь так легко, словно она ничего не весит. Я провожаю их взглядом, пока они не скрываются из виду, потом поплотнее запахиваю на груди корс и захожу в дом.
Мне недолго приходится ждать вестей о них.
Все громче и громче, все яснее и яснее раздается в Асморанте голос, вещающий о чудесном ребенке, рожденном правительницей. Все ярче и ярче горит пламя слепых глаз Эзы, зажженное рукой Энефрет.
Мы слышим о маге, который едва умеет говорить, но уже творит чары, подвластные во времена до запрета разве что сильнейшим.
Мы узнаем о пустыне, которая зацвела в тот день, когда на белый песок ступила нога этого мага.
Жизнь в океане покоряется его голосу, звери Каменного водопада выходят навстречу из своих нор, чтобы поприветствовать Избранного, бездна Глиняной пустоши начинает петь в ответ на его зов.
Сидя в отцовском доме за шитьем, я слышу все это своим сердцем и улыбаюсь отцу, который так же горд своим внуком, как и я — своим сыном, хотя мне все еще странно осознавать, что все эти разговоры — о нем.
Два Цветения пролетают подобно каравану зимних птиц, оставляя за собой мертвые тела и опустевшие селения, в которые больше никто никогда не вернется.
Настигший Асморанту мор страшен, он проходит по Цветущей долине диким зверем, выгрызая гнилыми зубами целые деревни, обращая в бесплодные земли некогда плодородные края. Шин почти опустел, и новому фиуру, назначенному после смерти Асклакина, приходится просить владетеля о помощи. В Хазоире поля в то Цветение даже не засеяли — было некому вспахать, и они заросли сорняками. Голодные оборванные путники бредут в Асмору в надежде на кров, но когда мор приходит и туда, разбегаются прочь, как крысы из горящей избы.
В наш дом тоже приходит болезнь. Мои руки и лицо покрываются язвами, из которых сочится зеленая светящаяся — как шмису — вода. Мы выживаем только благодаря маминым запасам трав. Я обкладываю нас связками дивнотравья, в надежде, что хоть что-то подействует, засовываю ее в рукава Кмерлану, стараясь не прикасаться к его коже. И что-то на самом деле действует, и язвы становятся все меньше, а потом исчезают, оставив после себя круглые рябинки — напоминание о болезни, которое останется на теле до конца жизни.
К концу второго Цветения мы остаемся втроем. Работники разбегаются, кто куда, мертвая скотина лежит в хлевах, поедаемая шмису и невыносимо смердящая, так, что от запаха слезятся глаза. Пока мы с отцом болели, подох весь скот. Я беру лопату и копаю большую яму прямо за хлевом, и мы с отцом перетаскиваем, надрываясь, лошадей и свиней в эту яму, закладываем хворостом и поджигаем, слушая, как в яме пищат и лопаются зеленые черви. Кмерлан, слабый от голода, но здоровый, помогает нам.
Это страшное время. Многие отчаиваются, многие пытаются храбриться. В отцовский дом идут люди, они спрашивают меня о том, когда же появится Эза, когда же кончится эта череда накрывших Асморанту бед. Я прошу их ждать и надеяться, хоть с каждым днем надежды в людях все меньше.
Но и самих дней остается все меньше.
В последний чевьский круг Холодов я возвращаюсь в Асму, недавно потерявшую очередную свою син-фиру — жена Серпетиса умерла в первые же дни после прихода мора, родив хилого, слабого ребенка, который не прожил и черьского круга. Я хочу разрубить, наконец, узел, который связывает меня и Мланкина. Я хочу встретить своего взрослого сына, который вот-вот должен вернуться, чтобы провести в доме правителя последние дни перед тем, как покинуть его, уже навсегда.
Два Цветения ожидания и надежды прошли так медленно и так быстро.
Наконец все кончится. А может, только начнется?
53. МАГ
«116.1. И в день возвращения Его в родной край все зимние птицы слетелись к дому отца Его, чье имя останется неназванным в цветописи этой, чтобы восславить Его и коснуться Его света. Его отец вышел навстречу и глаза их встретились, и узнали друг друга, как узнает друг друга магия отца и сына.
1116.2. И вышла навстречу Его мать. Она была так же прекрасна, как в день, когда Он родился, и даже следы, которые оставила на ней болезнь, не заставили эту красоту померкнуть. Она обняла Его и долго плакала, и Эза обнимал ее и тоже плакал, и плакали зимние птицы, потому что весь мир грустил, когда Он грустил.
1116.3. И когда они разомкнули объятья свои, Эза взял мать Свою за руки и коснулся язв на ее руках поцелуями, и опустился перед ней на колени, обняв ее и прижавшись лицом к животу, что выносил Его, и вся язвы исчезли с его матери, и стала она здоровой.
1116.4. И вошли они в дом отца Его, и Уннатирь, звавшаяся Унныфирью,
