Насытившись, волчата сразу уснули и тихо, нежно сопели внутри меховой дуги материнского тела, в их полных животиках приятно урчало сытное молоко.
Подруга не смогла спать вместе с ними, хотя и заметно устала после родов. Но она охраняла и обеспечивала новую жизнь. Значит, ей не до сна.
Она вслушивалась в сопение малышей, в такие неведомые и приятные звуки, и она их узнавала, откуда-то узнавала, припоминала – и так спокойно ей было от этого припоминания, просто благостно. Она даже не представляла, что столько приятного, столько сытного чувства может исходить от каких-то слюнявых сопений, но ведь они сопели так для неё, для всей её жизни – и впервые, всё было впервые. И она будто парила – тихо, бесшумно, не заглушая сопений, она воспаряла, подобная орлиному перу, подхваченному ветром, подобная клочку пуха, зубастого пуха. Такой она поднималась над самою собой, над норой, над оврагом. Она оглядывала как бы со стороны волчью жизнь целиком. Свою жизнь, прошлую и настоящую, и также будущую жизнь своих детей.
Волки – особые звери. Все звери – особые, но волки больше всего походят на двуногих людей. Если, конечно, не вспоминать о крохотных муравьях. На одного, отдельного, человека больше похож отдельный медведь, но на всех людей вместе похожи волки. Это так есть.
Подруга видела в своих думах двуногих. Почему-то они постоянно виделись ей, покуда волчата сытно дремали. Но почему именно – волчица не могла знать. Не вникают волки в такие дела. Ведь в их голове нет шептуна. Если они чего-то хотят, то и делают сразу, чего хотят. У людей же сначала шептун объясняет, чего те хотят, иногда объясняет так долго, что и сам забывает, чего вначале хотел объяснить, и начинает тогда объяснять свои объяснения. И то, что идёт от сердца, то пропадёт, покуда дойдёт. Потеряется. У волков куда проще. Если они что-то знают, то потому, что так есть. И всё. Потому Подруга видела в своих думах двуногих – и всё. Много что видела. И как двуногие спят, и как едят мясо, и как охотятся с острыми палками в передних лапах. А потом видела настоящих волков, не двуногих. Видела, как волки дерутся между собой. Как сначала кружатся на месте, сведя морды друг перед другом и свирепо щёлкая зубами. А затем вдруг сцепляются. Все звери сцепляются. Даже робкие зайцы встают на задние лапы и колотят передними один другого, вырывая клочьями белый пух. Но зайцам, однако, дано убивать лишь траву. Волки тоже рвут клочья шерсти с боков, только делают это зубами. Покуда один не подставит покорно другому шею. Тогда схватка заканчивается. И волки расходятся. Потому что закон. Так велят духи. Так велит Существование. Но если дерутся волчицы, если дерутся такие, как Подруга – такие никогда не расходятся. Таким никто не велит. Такие бьются до конца. Покуда одна из них не отдаст своей жизни. Или обе не отдадут. Подруга не имела сомнений, что если бы где-нибудь рядом объявилась другая волчица с волчатами – здесь отыщется место только её, Подруги, детёнышам. Других бы она, не колеблясь, схватила за хилый хребет и перекусила бы пополам. И впилась в горло их матери. Потому что так есть.
В этом мире повсюду разлито счастье. Волки, впрочем, не знают такого слова. Может быть, ощущают. Они просто носятся по траве быстрее ветра или идут медленным шагом, видят солнце и звёзды, изливают Песнь жизни круглой Луне, вдыхают запахи трав и зверей, частички душ. В их жилах течёт горячая кровь. В их груди бьётся крепкое сердце. Их лапы касаются мягкой земли, эти прикосновения такие же, как шелест ветра… эти прикосновения толкают волков. Они здесь потому, что так есть. Потому что иначе не может быть, покуда в их жилах течёт алая кровь, покуда их зубы крепки, а ноги проворны. Так есть.
Подруга пошевелилась, глубоко вдохнула запахи степи, поступающие через отверстие норы – и тут же представила себя там, среди трав – себя, и своих волчат тоже. Как они все под солнцем резвятся, как уминают неисчислимые ароматы своими чуткими носами. Какое это наслаждение – просто нюхать. Просто вдыхать ароматы. Безмерные ароматы безмерного мира. Это как… Нет, ничего похожего нет. Просто чудо вливается в ноздри, великое чудо – и мир так приятно гудит и сияет, как новое солнце сияет, не обжигающее, а ласкающее. Лучик от каждой травинки, от каждого листика, от сухой палочки даже, ото всего. Эти лучики как паутина, такая радостная паутина, что только глядеть и глядеть. Нюхать и нюхать. И наслаждаться. Потому что для волка запах, как для двуногого слово. Сколько слов у двуногих, столько запахов у волков. Как двуногие радостно составляют слова, так волки составляют запахи. И делают своё дело.
Волки приходят сюда убивать. Волчата Подруги тоже научатся убивать. Она это знает. Научатся. Или умрут, если не смогут этому научиться. Если она не научит и Серый. Ведь по-другому не могут жить волки, ведь для того они здесь. Духи Подземного мира всегда им об этом напоминают. Духи Подземного мира слетаются комариными тучами, когда волкам удаётся загнать на лёд или в другую ловушку стадо копытных. Тогда кровь льётся ручьями. Волки неистовствуют. Волки тогда проверяют себя. Насколько они могут ещё убивать. Насколько они здесь нужны. Волк, у которого дрогнут челюсти, ошибся в выборе шкуры. Такому нужны копыта вместо когтей. Такого прикончат свои. Потому что волк ведь не просто охотник. Он – воин, он безупречный сторож. Как может дух поведать телу, что оно утратило силу? Чем больше тело ослабло, тем сильнее оно кичится. И духу приходится действовать обходными путями. Через волка, через гиену, через льва. Но особенно через волка. Волк самый чуткий для голоса духа. Если какому-нибудь травоеду или даже медведю больше не нравится это солнце и эта земля, такой сразу же заболевает. Такой будто в тумане ищет ловушку, его сфера становится серой. А всё серое изначально предано волку. И всё старое предано волку. Они первым делом всегда ищут это. Они никогда не позволят копытным нагуливать лишний жир, хиреть и брюзжать животом. Так есть. Когда волк чувствует голод, он поднимается и идёт на охоту. Когда волк загоняет на лёд остророгих косуль, он убивает их всех, целое стадо, скольких настигнет. Потому что хочет убивать. Потому что так есть у волков. Двуногий человек сначала обдумывает любое хотение, а потом ещё спрашивает мнения духов – волку этого не нужно, волк делает сразу то, чего хочет. Чего хочет он сам и чего велит дух. Волки ведь ходят нагими, и намерения их не прикрыты. Люди же любят напяливать на себя чужие шкуры; на их намерения также напялены шкуры их мыслей. Вместо того, чтобы сразу идти и убить, люди прежде будут плясать и кривляться, испрашивать знаков, темнить, прорываться сквозь свои шкуры. Волк обойдётся без этого. Он убьёт сразу. Однако волки испытывают уважение к человеку. Многие звери испытывают уважение к людям. Ведь двуногие очень странные. Не такие, как все остальные. Они знаются с духами, не видя их. Волки видят духов, но не знаются. Только смотрят на их указания. Помнят закон. Но и без указаний знают всегда, что им делать.
