Конечно, виделся и с самой Матерью Тиорантой и с её мужем Эминаком, мол даже за одним столом сидел. Об этом Уйбар рассказал особо, с подробностями, мол, смотрите и завидуйте, с кем вам посчастливилось вместе ехать, голь канавная.
На вопрос, почему же он оставил такую завидную жизнь, Уйбар, как-то сник и с сожалением признался, что после свадьбы, молодые, куда-то, исчезли, Апити исчезла, вообще, ещё до свадьбы, даже розыск объявляли, собак пускали, но она пропала, как сквозь землю провалилась и он остался, абсолютно один, никому не нужный.
Какое-то время крутился с Шахраном, но потом и тот по делам, куда-то пропал, а ему откровенно намекнули, мол, он там лишний, мол, под ногами мешается, да, не загостился ли. Вот и плюнул на всё и вернулся. Надоело быть в одиночестве, среди скопища людей, пусть и знатных, и родовитых.
На краю степей, почти у самого моря, их неожиданно нагнал отряд дев-воинов, спешащих в том же направлении, куда двигались и они. Асаргад с улыбкой отметил тогда, что в степь пришли с «мужерезками» и из степи уходим с ними же.
К тому же дев, как и в тот раз, было ровно столько же — пять троек. Судя по увесистым мешкам, притороченным по бокам их приводных коней, путь у них лежал неблизкий. Они сначала догнали, затем обогнали, растянувшуюся колону, по степи и пристроившись к голове отряда, сбросили скорость, поравнявшись. Уйбар, лишь мельком, тихо спросив Асаргада, вернее, просто поставив его перед фактом:
— Можно я? — и не дожидаясь ответа, тут же направился в их сторону, к старшей.
«Мужерезки» встретили посланца, сначала, настороженно грозно, но уже некоторое время спустя, мило улыбались, а старшая, даже позволила себе звонко рассмеяться. Асаргад тут же вспомнил, как много лет назад, Уйбара, бедолагу, таскали такие же девы на верёвочке без штанов, а сейчас его друг, не только держался с ними на равных, но и судя по их выражениям лиц, явно доминировал, вызывая к себе всеобщий девичий интерес.
Беседа их длилась недолго и дружелюбно распрощавшись, девы ускорились и пыля по голой степи, унеслись вперёд. Уйбар спокойно, с достоинством вернулся обратно и пристроился рядом с Асаргадом.
— Да, — протянул глава отряда, хитро улыбаясь в бороду — помнится мне, твоё первое общение с ними, в этих же, примерно, местах, было не таким радостным, а теперь, смотри, сами девы готовы перед тобой последние штаны скинуть.
Уйбар тоже улыбнулся, видимо вспоминая.
— Если б я тогда знал то, что я знаю теперь, — загадочно произнёс он.
— А я вот, до сих пор не знаю, как себя с ними вести, — неожиданно признался Асаргад.
— А что тут знать, — изумился Уйбар, — Асаргад, ты же уложение «рыка царя» знаешь?
— Ну, — удивился Асаргад, не понимая, — причём тут «рык царя», ничего там про дев не сказано. «Рык царя» бесстрашен бою. В его душе нет места страху. Он не боится смерти. Готов бить любого врага, какой бы он образ не принимал, — тут же продекламировал он первую заповедь уложения.
— А дальше? — хитро спросил его Уйбар.
— «Рык царя» честен при разделе добычи. Он не возьмёт чужое, лишь добытое в бою оружие — его. Особо ценно оружие, отданное самим поверженным врагом. Он никогда не лжёт. Не можешь сказать правду — молчи. Не можешь молчать — скажи правду. Пообещал — сделай, не можешь — умри, — продолжал Асаргад, тоже улыбаясь в ответ на улыбку Уйбара, но не понимая, пока, что тот задумал.
— Стойкость «рыка царя», безмерна. Он не прихотлив ни в еде, ни в питье, ни жилье. Он может не есть, не пить, не спать столько, сколько будет нужно. Он стоек перед жарой и холодом, дождём и снегом, ветром и грозою, — наконец, окончил Асаргад, уставившись, на всё ещё ухмыляющегося друга.
— Так, с ними, согласно этому уложению и надо себя вести, Асаргад, только лишь с небольшим уточнением, — ответил Уйбар тоном наставника, глаголющего непререкаемую истину, — «рык царя», по отношению к женщине, смел в поступках, честен в словах и стоек в своих устремлениях, — заговорил он громко, нарочито торжественно, устраивая целый спектакль, перед сгрудившимися вокруг него и ехидно улыбающимися, любопытными сторонниками, — с непоколебимой и несгибаемой волей по пути к цели, но нежен, чувствителен и интересен при общении.
Он огляделся, ловя на себе весёлые и вместе с тем, восторженные взгляды и продолжил уже заговорщицки тише:
— «Рык царя» «воюет» женщину своими поступками, Асаргад, оглушает в бою ласковыми речами, и она сдаётся, отдавая ему своё «оружие». Но сам при этом, остаётся непреступным и величественно недосягаемым. Женщина должна не видеть себя желанной, а чувствовать это, — он сделал ударение на слове «чувствовать», — ты, «рык царя» и тебе, ниже твоего достоинства желать её, пусть желает она, — тут он пожал плечами, давая понять, что ничего сложного, — но, правда, есть и тонкости. Например, дева и её конь — неприкасаемые, без её дозволения. А так, всё как по уложению. Веди себя с ними, как «рык царя» и они будут на тебя смотреть, как на недосягаемого бога. Бабы, что с них взять?
Народ дружно расхохотался, одобряя шутовство Уйбара.
— Да, — со смехом протянул Асаргад, — теперь все женщины твои.
— Не, — продолжая строить из себя шута, запротестовал Уйбар, — всех не надо, а то сотрусь до кости или мозоли заведутся.
— А правда, что они мужским мясом питаются? — выкрикнул кто-то сзади.
— Ага, — шутливо подтвердил Уйбар, — только не мясом, а тем, что из этого мяса вытекает, — тут опять взрыв хохота, — ко мне, кстати, как-то дева одна молоденькая из их сестёр, с таким же вопросом приставала, а правда, что мужики женщинами питаются?
— Ну, в каком-то смысле, мы ими тоже голод утоляем, только не тот, — подначил другой из воинов, ехавших рядом, под дружный гогот окружения.
— Поверьте мужики, они так же голодают без нас, как и мы, — перекрикивая смех прокричал Уйбар куда-то за спину…
Мимолётная встреча с девичьим отрядом, внесла оживление в их однообразно унылое путешествие и до самого вечера, мужчины весело зубоскалили на женскую тему и Асаргад, отметил про себя, что воины его, действительно, оголодали, соскучились по женскому телу, и войдя в обжитые места, необходимо будет, что-то предпринять, чтобы мирное население, не так сильно пострадало, от его любвеобильных головорезов.
По заранее обдуманному плану Асаргада, отряд, добравшись до первого мидийского заслона в горах и объявив, что идёт наниматься на службу к Великому царю Иштувегу, на самом деле, отойдя на день пути, рассыпался и растворился по горным дорогам и тропам. Асаргад ещё в степи, принял от каждого своего приверженца присягу на верность и не сомневался, что воины сдержат её.
Все они были ордынцы и далеко не мальчики, опытные воины, прошедшие суровую школу походов и знающие ценность не только данных обещаний, но и просто, сказанного слова. К тому же, в то время, люди относились к предсказаниям, а тем более к предзнаменованиям, очень трепетно и верили в них, с завидным фанатизмом, а авторитет у Асаргада, как человека, поглаженного по голове самим богом, уже тогда был непререкаемый.
Всем ранним религиям, без исключения, было присуще явление религиозного экстаза, овладевающего некоторыми, особо одарёнными адептами. В те времена, боги и богини, частенько «овладевали человеческими телами» и вещали, с помощью последних, свои пророчества, предсказания и повеления.
Это было не просто нормой. Пророческое движение, в человеческой цивилизации, самого передового, в развитости мира, достигло своего апогея. Пророками кишела не только Мидия, но и Вавилон, Лидия, Египет, весь «плодородный полумесяц», да и другие, далёкие уголки обитания человека ими обзаводились.
Конечно, нам сегодня больше известно о пророках израильских, но лишь только потому, что еврейские пророки, сформировавшие основу Ветхого Завета, «пропиарились» на позднем христианстве. Они на слуху. Их пророчества компилируются из столетия в столетие. Ими восхищаются, их причисляют к лику святых. Но поверьте, за пределами еврейской общины, пророков, от имени других богов, было не меньше, а значительно больше. Это не евреи научили пророчествовать, они, как раз, научились пророчествовать у других.
