из шелковых листьев осенних оттенков назвали свои имена величественному мажордому, охранявшему вход в гостиную.
– Госпожа княгиня Орсини, госпожа графиня де Лозарг…
Имена прокатились по длинной анфиладе комнат, подхваченные двумя лакеями, и достигли будуара, двери которого немедленно открылись.
Когда-то декорированные Моро, любимым декоратором покойной императрицы Марии-Людовики, третьей жены Франца II, гостиные герцогини де Саган не были выдержаны в каком-либо одном стиле. Моро создал один стиль, перемешав все существующие, что производило несколько ошеломляющее впечатление. Века были смешаны, парча соседствовала с многоцветной вышивкой, красным и черным лаком, позолоченным деревом. Если бы не благородные пропорции комнат, создалось бы впечатление антикварной лавки. Но, войдя в последний салон, подруги поняли, насколько эта обстановка гармонирует с личностью и еще сохранившейся красотой хозяйки дома и двух окружающих ее женщин. Между ними было некоторое сходство: те же белокурые волосы, чуть тронутые сединой, тот же лилейный цвет лица, сохраняемый благодаря тщательному уходу и притираниям, те же большие глаза редкого фиолетового оттенка, который трудно было не оценить.
Очутившись лицом к лицу с теми, кого во времена Конгресса называли Тремя Грациями Курляндии – Вильгельминой де Саган, Паулиной де Гогенцоллерн и Жанной д'Ачеренца, Гортензия и Фелисия испытали странное чувство: им показалось, что у них троится в глазах. Но это ощущение быстро прошло, настолько отличались личности этих дам и настолько герцогиня де Саган подавляла остальных.
В свои пятьдесят лет старшая из сестер обладала таким блеском и царственностью, что двум другим оставалась только роль статисток. Она была замужем трижды: за французом, принцем Людовиком Роан-Геменейским, за русским, князем Василием Трубецким, и за немцем, графом фон Шуленбургом. Но эти мужчины, от которых она не имела детей (ее единственная дочь была рождена от любовника-шведа, графа Армфельда), как тени прошли по ее жизни, играя лишь роль декораций и не оставив следа на личности Вильгельмины, как волна не оставляет следов на песке. У нее было много любовников, среди них царь Александр I и Талейран. Некоторые из них ничего не значили для нее, другие сохранили к ней глубокую привязанность. Среди последних были Армфельд, герцог Виндишгоцкий, которого она очень любила, и канцлер Австрии, Клемент де Меттерних, которого она заставила много страдать, но он так и не смог излечиться от этой любви.
Ни для кого не было секретом, что довольно часто канцлер Франца II переступал порог дворца Пальм, чтобы предаться вместе с Вильгельминой нежным воспоминаниям о былой любви.
Сознавая, что они предстали перед царствующей особой, Гортензия и Фелисия присели в глубоком реверансе, очаровавшем, казалось, хозяйку дома.
– Приблизьтесь, сударыни! – сказала она по-французски с сильным славянским акцентом. – Всегда приятно принимать иностранок высокого ранга, тем более соседок. Вы мне простите, надеюсь, что я так медлила с приглашением, но меня очень занимали дела Сагана. Вы, конечно, знакомы с моими сестрами? Нет? Это Паулина…
И на вновь пришедших обрушился поток слов, представлений, приветствий, замечаний о погоде и комплиментов их туалетам.
– Вы, кажется, итальянка, княгиня? В Риме так хорошо одеваются?
– Нет, Ваше Высочество, в Париже, – ответила Фелисия. – Я действительно итальянка, а моя подруга Гортензия – француженка, как Вашему Высочеству должно быть известно…
Вильгельмина широко улыбнулась и энергично стала обмахиваться кружевным веером с перламутровой отделкой, как будто стало невыносимо жарко.
– Конечно, конечно! Ах, Париж! Только там и можно хорошо одеться. Моя самая младшая сестра, герцогиня де Дино, элегантнейшая женщина в мире, знайте это.
– Мне это известно, как никому другому, – сказала с улыбкой Гортензия, – так как я лично знакома с госпожой герцогиней и имела удовольствие гостить в ее доме несколько дней.
– На улице Сен-Флорантен? Вы знаете Душку?
– Да, сударыня. Княгиня Орсини тоже с ней знакома. Это она меня представила. К сожалению, я не могу передать Вашему Высочеству привет от ее сестры. Я не видела госпожу де Дино со времени ее отъезда в Англию.
– Это тем более жаль, – вступила в разговор Жанна д'Ачеренца, – что мы давно не имеем от нее известий. Очевидно, Душке больше нравится быть секретарем у Талейрана, чем писать своим сестрам.
– Я знаю, что он чарует ее своим умом и дипломатическим гением, – добавила третья сестра, Паулина. – Я только надеюсь, что она больше не его любовница. Старик с подагрой! И так уже неприятно, что она ею стала…
Это было сказано довольно неприязненным тоном, и Гортензия решила про себя, что эта дама вряд ли будет ей симпатична, но тут вмешалась Вильгельмина:
– Не говорите о том, чего вы не знаете, Паулина! Этот старик c подагрой куда очаровательнее молодых и блестящих офицеров. Оставим это. Раз вы друзья Душки, вы будете и нашими друзьями. Жанна, будьте добры, позвоните, чтобы нам принесли кофе. В этих огромных дворцах всегда так дует, я почти оледенела. Нам всем нужно что-нибудь горячее.
Фелисия сдержала улыбку. Ничего удивительного в том, что герцогиня замерзла: ее воздушное платье было из легкого шелка и кружев. Вильгельмина де Саган носила муслин и в середине зимы, так как считала, что ей больше всего к лицу легкие платья и пышные меха; меха надевались только при выходе на улицу. Это не мешало ей интересоваться тем, что носят другие женщины, поэтому, пока не принесли кофе по-венски со взбитыми сливками и пирожные, очевидно, любимое блюдо этих дам, она забросала путешественниц градом вопросов о последних тенденциях в моде. Те отвечали как могли лучше и даже предложили герцогине показать ей их последние приобретения, если она только соблаговолит посетить левое крыло этого величественного дворца. Предложение было с энтузиазмом принято.
– Впрочем, венские дамы не могут жаловаться, – сказала Фелисия. – Мы были у некоей Пальмиры, она творит чудеса…
– Она, без сомнения, хорошая модистка, – отрезала герцогиня, – но мне кажется, что она отстает от моды. Это неприятно.
В это время Паулина Гогенцоллерн подошла к окну и, отодвинув штору, воскликнула:
– Смотрите-ка, кажется, юный Наполеон выздоровел. Вон он выходит из дворца…
Сердце Гортензии дрогнуло, не в силах сдержаться, она вскочила.
– Простите меня, Ваше Высочество, – извинилась она, краснея, – я никогда не видела принца, и мне бы хотелось…
– Посмотреть, на что это похоже? Это естественно, да и стоит того. Пойдемте, я заодно покажу вам тот самый балкон, с которого мы наблюдали триумфальный въезд царя Александра. Мои меха!
Словно по волшебству, Вильгельмину окутало облако из песца, превратив ее в шар, а лакеи уже открывали одну из высоких дверей.
– Вы нас заморозите, – проворчала Паулина. – Я останусь здесь, у огня. Я его наизусть знаю, этого мальчишку!
– А я пойду, – сказала Жанна. – Я могу без устали
