Мак-Кен, который не отрывался от экрана, мрачно заметил:
— Похоже, что они спокойны. Они собираются усилить мощность нагревателя. Может лучше закрыть двери?
— Не торопитесь!
Мак-Кен не унимался:
— Но жар хлынет сюда и спалит нас.
Гросвенф покачал головой.
— Да, я еще не успел сказать вам главного. Все это для нас не опасно. Высокая температура будет поглощаться корпусом. Металл принимает жар, переводит его в энергию, энергия превращается в холод. Получается холодильник, пекло становится стужей. Вот, смотрите. Он включил нагреватель, и тот моментально раскалился докрасна, но тут же стал белеть. Мак-Кен был поражен:
— Иней?.. При такой температуре?..
На их глазах стены и полы покрылись льдом. Отблески огня играли на их гладкой поверхности, в дверь пахнуло холодом.
— Вот это да… — пробормотал Мак-Кен. — Настоящая зима.
Гросвенф поднялся.
— Полагаю, что им пора оставить нас в покое. В конце концов, я не хочу, чтобы с ними что-то случилось.
Он подошел к одному из аппаратов и сел на стул перед компактной шкалой управления. На ней были маленькие и разноцветные кнопки. В каждом ряду их было двадцать пять, столько же было и рядов.
Мак-Кен следовал за ним.
— Что это? Не помню, чтобы мне приходилось видеть такое раньше.
Быстро, будто печатая на пишущей машинке, Гросвенф нажал на семь кнопок, потом обернулся и включил главный рубильник.
Послышался металлический звук. Он был слышен несколько часов, потом постепенно исчез.
Гросвенф поднял голову и спросил:
— Какие ассоциации он у вас вызвал?
На лице Мак-Кена застыло странное выражение.
— Я слышал играющий в церкви орган. Потом картина изменилась, и вот уже я нахожусь на политическом митинге, где кандидат дирижирует оркестром, звучит бравурная музыка, которая должна сделать всех счастливыми. — Он замолчал, затем тихо добавил: — Так вот как вы хотите победить на выборах!
— Это только один из способов.
Мак-Кен был взволнован.
— Боже, какая сила в ваших руках!
— Не преувеличивайте.
— Но вы управляете психикой. Вы можете подчинить себе все человечество. Вы контролируете наши чувства.
— Младенцу вручается этот контроль, когда он учится ходить, двигать руками, разговаривать. Почему же не распространить контроль на гипнотизм, химические реакции, эффекты, даваемые пищеварением? Это было возможным и сотни лет назад Это предохранило бы от множества болезней, сердечной боли, тех катастроф, которые возникают из-за непонимания собственного тела и разума.
Мак-Кен снова повернулся к аппарату, который по форме напоминал веретено.
— Как он работает?
— Это набор кристаллов и электроцепь. Вы знаете, как может искажать электричество некоторые кристаллы? При возникновении какого-либо изменения, образуется ультразвуковая вибрация, проникающая через органы слуха в мозг и стимулируя головной мозг. Я могу играть на этом приборе, как музыкант играет на своем инструменте, создавая определенный эмоциональный настрой, слишком сильный для того, чтобы человек мог ему сопротивляться.
Мак-Кен сел в кресло. Он был совершенно растерян.
— Вы меня напугали, — тихо сказал он. — Все это кажется мне насилием. Вмешиваться во внутренний мир человека — безнравственно. Это мое убеждение. Ничего не могу поделать.
Гросвенф некоторое время смотрел на него, затем склонился и что-то изменил в приборе, нажав на кнопку. На этот раз звук был печальным и нежным. В нем была инерция, как будто вибрация воздуха продолжалась, а сам звук давно исчез.
— Что вы пережили на этот раз? — спросил Эллиот.
— Я думал о своей матери. Мне вдруг страшно захотелось домой. Я захотел…
— Это не то, — нахмурился Гросвенф. — Если я усилю это внушение, люди захотят возвратиться на Землю. — Он еще раз что-то перенастроил. — А если так?
Он вновь нажал на кнопку пуска. Раздался звук, похожий на колокольный звон, и эхо отозвалось дальним звоном.
— Я был ребенком, — сказал Мак-Кен, — меня укладывали спать. Но я не хочу спать. — Он не заметил, что перешел на настоящее время. Затем он непроизвольно зевнул.
Гросвенф открыл ящик стола и достал два резиновых шлеме, один из которых он протянул геологу.
— Наденьте, на всякий случай.
Другой он надел сам после того, как Мак-Кен с неохотой пролез в шлем, больно прижавший уши.
— Думаю, из меня не получится Макиавелли, — заметил Мак-Кен. — Я полагаю, что вы попытаетесь доказать мне, что бессмысленные звуки использовались и раньше, чтобы разбудить эмоции и повлиять на поведение людей.
Гросвенф в это время настраивал прибор и ответил не сразу. Откинувшись на спинку кресла после окончания настройки аппарата, он сказал:
— Люди считают один поступок нравственным, другой безнравственным в зависимости от ассоциаций, возникающих в эту минуту. Это вовсе не означает, что ни одна из этических систем не имеет ценности. Сам я склоняюсь к тому мнению, что нашим этическим мерилом может быть то, что приносит пользу подавляющему большинству, при условии, что это не сопряжено с унижением или ограничением прав личности, которая не смогла приспособиться к морали общества. Общество должно учиться спасать больных и невежественных своих членов, — теперь в его голосе звучала настойчивость. — Заметьте, пожалуйста, что никогда ранее я не использовал этого изобретения. Я никогда не использовал гипноза, не считая того случая, когда Кент захватил мой отдел, но сейчас я намерен применить этот аппарат. Сразу же после старта я мог руководить поступками людей, стимулируя их дюжиной различных способов. Почему я этого не делал? Потому что деятельность «Некзиального общества» базируется на своде этических норм, которые надо соблюдать всем его членам. Эти нормы и входят в мою систему. Я могу обойти их стороной, но это не просто.
— Вы и сейчас их обходите?
— Нет.
— Тогда вся ваша этика не имеет четких критериев. Вы сами назначаете правила игры.
— Совершенно верно. Сейчас, как никогда, я твердо убежден в том, что мои действия справедливы, и никаких спорных вопросов не возникает, — так как Мак-Кен молчал, то Гросвенф продолжил: — Думаю, вы создали в своем воображении образ диктатора, силой устанавливающего демократию, то есть мой образ. Но это неверно, потому что управление летящим кораблем можно осуществить только квази-демократическими методами. И самой большой трудностью является то, что в конце путешествия я должен вернуться на исходные рубежи.
— Наверное, вы правы, — вздохнул Мак-Кен и посмотрел на экран.
Гросвенф проследил направление его взгляда и увидел, что люди в скафандрах пытаются идти, отталкиваясь от стены. Их руки с усилием упирались в стену, они испытывали сопротивление и результаты их действий были ничтожны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
