— Нет, Сатринг, этого я не боюсь, — отмахнулся я.
— А если ты попадешь в ситуацию, когда у Контролера появится задача?
— Вот попаду, тогда и будем решать. К чему ты клонишь, Сатринг? Что я могу сделать — вытравить его из себя? Убить? Он проживает мою жизнь, но не является мной. Когда я сплю — он спит, когда я бодрствую — наверное, наблюдает.
— Похоже на рабство… не думаешь, что он взбунтуется?
— Не знаю, — я вздохнул.
— Могу очистить твое сознание от этой личности, — внезапно сказал Сатринг. — Если доверишься мне.
— Нет, — резковато ответил я.
— Не доверяешь? — глава Школы не удивился и не обиделся, уточнил.
— Не хочу убивать того, кто этого не заслужил. Да и какова цена?
— Все-таки дело в цене, — нахмурился Сатринг.
— Нет, — в который уже раз повторил я.
— А если цена будет ноль? Ничего не попрошу? Ничем тебе не угрожаю, секретов твоих не трону?..
Я покачал головой и прикрыл глаза. Мне не хотелось продолжать этот разговор.
— Контролер достаточно силен, чтобы самому выбрать свою судьбу. Если он захочет исчезнуть, он сам скажет мне об этом.
— Как ты отличаешь свои мысли от его, Доров? — полюбопытствовал Сатринг, помолчав.
— Его нет, понимаешь? Если он приходит, то целиком, как личность. Вдруг появляется, словно входит в комнату. С ним можно спорить, он может убеждать, но он целостен так же, как я сам.
Это сложно понять, вряд ли существуют подобные прецеденты…
— Уже существуют, — сказал глава Школы, и я поглядел на него удивленно.
— С тех пор, как с тобой вышло, проводятся масштабные исследования по совмещению личностей, военные пытаются изобрести универсальные многофункциональные сознания, способные принимать решения в минимальные сроки, реагировать быстро и на основании множества факторов. Живые машины. И у них ничего не выходит. Личности сплетаются, смазывают друг-друга, задавливают, одна берет верх над другой, словно не хочет слушать и принимать стороннее. Видимо, весь секрет в том, что доминирующая личность должна быть одна, остальные вспомогательные…
Он задумался и больше ничего не говорил. Измотанный до предела, я запрокинул голову и, как только мой затылок коснулся переборки, тут же провалился в омут темного сна.
Глава 20. Этап пятый. Сырная голова
Я проснулся в челноке, удобно распластавшись на кресле пилота. Рядом дремал Яр, а челнок шел курсом автопилота и я уже видел борт Шквала, развернувшийся на экранах. Вмешиваться в полет не стал. Для управления кораблем лучше иметь две руки и отдохнувший вид, автопилот отлично справится со стыковкой, эти программы идеально отработаны, выверены и перепроверены.
Я приподнялся и обнаружил на коленях цилиндр очередного маяка. Вот, спрашивается, откуда взялся? Мне дали его организаторы? Сатринг? Куда делся глава Школы?..
Вопросов больше чем ответов, но все какие-то малоинтересные что ли. На меня навалилась апатия, наверное, причина в общей усталости.
Я вяло потыкал в компьютер, вызывая данные локации, но нигде рядом ККЧП уже не было. Похоже, обретя разум, корабль ушел по своим делам, попутно высадив нас. Надо будет спросить у Тверского, когда проснется, помнит ли он что-то о последних минутах пребывания на ККЧП…
Вот смеху будет на Шторме, шеф безопасности ушел в рейд при оружии и в доспехах, а вернулся в подштанниках… Ах-ах-ах, насмешливый Изъян, будь жив, поднял бы его на смех. Но Макса больше нет, Сенди — обычного повара, и того нет. Теперь еще Рик, скольких людей мы потеряем прежде, чем все закончится?
— Няу…
Я вздрогнул, повернул голову, ощущая, как зачастило сердце от неожиданности. Напротив меня на подлокотнике сидел титрин.
— Поздравляю с еще одним этапом гонки, ты фаворит Вселенной, — промурлыкал журналист.
— Все эти смерти делают тебя богатым? — без особого интереса уточнил я.
— Не записывай Рика Ирина в смерти, Доров, он жив и здоров, просто теперь он где-то…
— Сатринг говорил мне про исследования по совмещению личностей. Какие еще исследования проходят на основании наших… приключений? Освоение параллельных реальностей?
— Никто не знает… наверное, кроме лернийцев, о том, откуда взялся двойник Ирина. Это очень интересный факт, на этот счет у науки много гипотез. А чем ты не доволен, Доров, тем, что помогаешь двигать мировые знания, обогащаешь их своим личным опытом? Тебя запомнят как первопроходца не только на Земле, но и в космосе. В учебниках по психосознанию уже есть твое имя.
— Опять никаких авторских прав, — проворчал я.
— Морских свинок не спрашивают, хотят ли они своего упоминания в статистике по изучению заболеваний, — если бы у титрина было схожее с человеческим тело, он бы пожал плечами. В общем-то, его точка зрения меня не оскорбила, даже позабавила. Я — морская свинка. Довольно удачный экспериментальный экземпляр Хомо Сапиенс. А что, разве не так? И возразить то толком нечего!
— Ты пришел развлечь меня или по делу? — уточнил я, потеряв дружелюбие. — Извини, кофе угостить не могу, тут его нет.
— По работе, — согласился Титрин. — Интервью хочу.
— Сейчас?! — возмутился я.
— Да, есть пару минут. Расскажи, почему с Сатрингом вы не стали биться…
— Ой-ли, мы что — чокнутые? Когда вокруг смерть не до жиру.
— И Сатринг решил так же, он ведь на своей родной планете может подобную тварь взглядом испепелить…
— А здесь, видимо, не может. Энергетические потоки во Вселенной неоднородны, есть места, где то, что принято считать магией малодоступно по причине далеких источников силы.
— Тогда как вышло у тебя? Твоя магия не зависит от Вселенной?
Я поперхнулся. Вопрос, безусловно, интересный. Если так, то моя сила вся внутри клеток, какие-то скрытые резервы, о которых частенько пишут, намекая на необычную химию и способы управления ими.
— Спроси у врачей, может, они тебе чего подскажут, — немного резковато ответил я.
— Змей не смог мне разъяснить твоего феномена, — нашелся Титрин. Похоже, он всегда на полшага впереди меня. Иногда создается такое впечатление, что журналист знает гораздо больше обо мне, чем я сам. Впрочем, со стороны, поговаривают, виднее.
Гулко ударился металл, челнок стыковался. Я отвернулся на мгновение, окинув взглядом экраны, чтобы убедится в нормальных параметрах стыковки, а когда обернулся, титрина уже не было. Я, признаться, был настолько измучен, что продолжать праздные разговоры совершенно не хотелось. В свете того, что предстоит следующее задание, у меня очень мало времени на отдых.
А, судя по нашим с Тверским состояниям, еще придется поваляться в лазарете… ой, как же я это не люблю!
Нехорошие предчувствия оправдались, Покровского переубедить не удалось и обоих забрали в лазарет. Яростно расспрашивали, но мы отвечали односложно и вяло. Яра и вовсе подключили к каким-то аппаратам, Змей с подозрением поглядывал на показания приборов, но ничего не разъяснял. Похоже, вколол снотворное, потому что я мигом уснул. А, может, так устал.
Проснулся не сразу, лежал какое-то время в полудреме, прислушиваясь к разговору, не совсем понимая, снится ли мне сон или рядом кто-то говорит.
— У Тверского шизофрения, похоже. Он пережил потрясения, хотя сам рассказывает, что ничего такого…
— А с Доровым чего?
— Наташ, кроме перелома лучевой кости, которую он раздробил в пыль, ничего такого — утомление сильное, упадок сил. Проспится. Меня Тверской волнует, полковник — не последняя фигура и должен идти вместе с Доровым уже завтра на Двухглав.
— Я читала. Сейчас, как главный офицер, имею допуски ко всему. Корабль уже выходит к точке, но если они не поднимутся…
— Ничего не останется, как ждать.
— А стимуляторами их накачать?
— Ты их убить хочешь, девушка? Ради какой такой высшей цели? Ради той земли, которой плевать на людей?
Помолчали.
— Змей, ты полетишь с ними на Двухглав?
— Думаю, да, хотя мне немного не по себе. Я насмотрелся на них по возвращению, наслушался. Мне не впервой идти в бой, но что-то староват я, да, староват. Да и Тверского совсем уж недолюбливаю, он моей семье угрожал и плевать, что его вынудили.
— Нас всех Земля подставила, Станислав Юрьевич, не переживайте. Но как-то так неловко возвращаться, не сделав всего. Не победив. В конце концов, мы же могли отступить в самом начале, а теперь чего халтурить? Это я все к тому… то есть не к тому, что мне Дорова не жалко. Наоборот, когда он вот так лежит, как мертвый, у меня сердце останавливается. Но нужно же победить! Ради тех, кто уже умер. И что самое ужасное, Станислав Юрьевич, сделаем мы дело, и все забудут про нас до следующей оказии… до следующего раза, когда некого будет за глотку взять.
— Ох, девочка, меня по имени отчеству с самого взлета никто не называл. Кажется, в другой жизни все это было, представляю, чего пережили вы.
