Уверившись в мысли, что без приема и впрямь не обойтись, она представила торжество, через день-два после бракосочетания в Клинке. Только самые близкие друзья. Круг избранных.
– Мне нужен торт, который запомнят, – заявила она Флемингу. – Что-то невиданное. Если мне понравится, то я, возможно, даже помилую вас и буду рекомендовать.
Она удостоила его кивка почти дружеского, насколько позволяла судить огромная пропасть, которая их разделяла.
Все это время Флеминг, уже чуть более искушенный в общении с высшим классом, гадал, будет ли ему заплачено.
– Если я останусь довольна, – небрежно обронила графиня, – я заплачу и по имеющемуся счету. Итого пусть будет сорок фунтов. Что скажете?
Сорок фунтов. Если она заплатит, он будет почти спасен. Он не мог не воспользоваться таким шансом ценой одного свадебного торта, даже лучшего. «И ей это отлично известно», – мелькнуло у него в голове. Но его вогнутое лицо расплылось в улыбке, изобразившей искренний восторг и признательность.
– Это очень щедро, ваша светлость, – сказал Флеминг. – Посмотрим, что можно сделать, чтобы удивились по-настоящему, – позволил он себе домыслить.
Леди Сент-Джеймс ушла в превосходном расположении духа.
– И что это будет за торт? – спросила после жена.
– Понятия не имею, – признался он хмуро. – И я держу пари, что она все равно не заплатит.
Бракосочетание капитана Джека Мередита и леди Сент-Джеймс состоялось на следующий день и прошло тихо. Невеста была без подружек. Таинство свершил пожилой священник из Флита. Дружкой был Эбенезер Силверсливз, облачившийся в великолепный камзол от узника, ныне покойного.
– Ну, Джек, а теперь я отправляюсь разбираться с вашими долгами, – объявила новоиспеченная жена, когда все закончилось.
– Когда же я выйду отсюда? – спросил ее супруг.
– Завтра, – ослепительно улыбнулась она. – По моему разумению.
Таких фешенебельных мест, как Фаундлинг – больница для брошенных детей в Корем-Филдс, что за Холборном, – в Лондоне было немного. Благами, столь удивительным образом излившимися на него, тот был обязан в основном композитору Генделю, который в период своего длительного проживания в Лондоне принял активное участие в нескольких добрых начинаниях. В последние годы он, приложив руку к строительству нового сиротского приюта, не только пожертвовал тому орга́н, но и создал там превосходный детский хор. В текущем году он уже дал несколько концертов с исполнением «Мессии», собрав весь Лондон и получив солидную сумму в семь тысяч фунтов, чем присоединился к тем немногим, кого запомнили не только за гений, но и за филантропию. На один такой концерт и вознамерились отправиться тем самым днем молодожены – капитан и миссис Джек Мередит, обосновавшиеся в особняке на Ганновер-сквер.
Миссис Мередит была счастлива, как никогда на своей памяти, а Джек всего несколько часов как вышел из тюрьмы.
Только теперь она могла сказать, что если любовь и жизнь были коварным сражением, то она победила. Она получила все, что хотела, добилась желанного мужчины и поместила подле себя. В доме царили мир и спокойствие. Это было новое чувство, к которому еще предстояло привыкнуть. Даже завтрашний маленький праздник, который она так старательно спланировала, вдруг показался незначительным. А годовое турне по Европе можно и сократить. «Довольно и полугода, – подумала она. – После уединимся в Боктоне». Эта захватывающая мысль подарила ей несколько чудесных минут, пока она готовилась к выходу, но тут тишину внезапно нарушил крик, сопроводившийся жалобным плачем.
– Что за чертовщина? – встрепенулся Джек, направился к двери и скрылся в коридоре.
Через минуту он вернулся, скалясь во весь рот и крепко держа за ухо чумазого босоногого оборванца.
– Боже мой, Джек! – вскричала она наполовину в ужасе, наполовину развеселившись. – Не надо тащить сюда эту гадость! Зачем ты его схватил?
– Да как же, – подмигнул он, – это опасный преступник! Ваш лакей сию секунду застал его за кражей шиллинга с кухонного стола. Он якобы трубы чистил! – Мередит повернулся к мальчишке. – Сейчас мы кликнем сыщиков с Боу-стрит, мелкое чудище. Что ты на это скажешь?
– Я ничего не крал! – завопил мальчик.
– Нет, крал.
– Впервые в жизни, сэр! Честное слово! Пожалуйста, помилуйте!
Это было сказано так убедительно, что впору поверить.
– Джек, убери эту тварь и делай что хочешь, – взмолилась хозяйка.
Но Джек Мередит, который, самое большее, и планировал-то надрать сопляку уши да выставить пинком за дверь, забавлялся при виде сажи, создавшей угрозу для чистенькой спальни жены. Оборвыш, уже ревевший, чрезвычайно кстати тряс башкой, разметывая сажу и побуждая миледи к негодующим возгласам. Ручейки слез прочерчивали на черных щеках белые дорожки. Приходилось признать, что зрелище было довольно жалким. Подобно зверушке, попавшей в когти крупного хищника, мальчуган вдруг сник и безвольно обмяк при капитане, дрожа от страха. Даже брезгливая хозяйка начала испытывать к нему некоторую жалость.
– Как тебя зовут, мальчик? – Она постаралась спросить поласковее.
Молчание.
– Ты всегда воруешь?
Яростное мотание головой.
– Разве ты не знаешь, что это плохо?
Искренний кивок: знаю.
– Тебя кто-то подучил? – спросил Мередит.
Снова кивок, теперь горестный.
– Кто?
Молчание.
В эту секунду, покуда взрослые переглядывались и пожимали плечами, малыш предпринял внезапную, отчаянную попытку к бегству. Дернувшись так, что ухо наверняка взорвалось нестерпимой болью, он вывернулся и помчался в коридор.
Тремя стремительными прыжками Джек настиг его, поймал за руку, втащил обратно и удивленно вскрикнул:
– Взгляните, какая странная штука!
Он поднял ладошку мальчика. Затем взялся за другую, такую же. Он также заметил, что в волосах, с которых осыпалась почти вся сажа, белела диковинная прядь.
– Какой занятный постреленок, – обронил он. – Но с норовом!
И оглянулся на жену.
Она стояла столбом, как будто увидела призрак, и безмолвно взирала на ребенка.
– Что такое? – встревожился Мередит.
Но леди Сент-Джеймс, вернувшись в чувство, сумела лишь вымолвить:
– О боже… Не может быть… Конечно… О господи…
А Мередит так опешил, что не заметил, как отпустил ребенка, который тут же выскочил на улицу и затерялся вдали.
Она будет молчать. Не скажет ему ни слова. Ее не взять ни уговорами, ни даже гневом.
– Дело в мальчике, с ним что-то не так? – спросил он настойчиво. – Пойти и разыскать его?
– Нет! Ни в коем случае! – вскричала она.
Больше она ни словом не обмолвилась о том, что ее потрясло. На концерт поехали молча. После она говорила о завтрашнем приеме и об отъезде на континент, но оставалась бледной и отрешенной. Какой бы ни был в ней похоронен секрет, Мередит видел, что тот причинял ей мучения. И все-таки она не хотела поделиться даже с ним.
Пока не пала темная и беззвучная ночь.
Была ли виной внезапность потрясения? Иль тайная расплата за события последних трех недель, когда она хладнокровно играла жизнью и смертью? А может быть, ее сердце, снискавшее наконец любовь, смягчилось и начало открываться? Она металась во сне, терзаясь душой и телом, не только от ужаса и угрызений совести. То была боль, тоска, великое и всесильное материнское чувство – именно последнее понудило ее на рассвете безотчетно выкрикивать снова и снова:
– Ребенок! О боже! Мое потерянное дитя!
Проснувшись, она обнаружила Мередита безмолвно сидевшим в кресле возле постели. Он бережно, но твердо взял ее за руку и осведомился:
– Что вы сделали с ребенком? Не отрицайте. Вы говорили во сне.
– Отдала, – призналась она. – Но, Джек, это было давным-давно. Все в прошлом. Теперь ничего не исправить. Давайте уедем, сегодня же, и обо всем забудем.
– Чей он был?
Она помялась:
– Это не важно.
– По-моему, важно. Сент-Джеймса? – (Она помолчала. Затем кивнула.) – Значит, наследник?
– Наследником будет наш сын. У нас родится сын. Все достанется ему. Первый был… вы сами видели. – Ее передернуло при воспоминании. – Он был… У него на руках…
Но капитан Джек Мередит знал, к чему обязывал долг во имя спасения и его души, и ее.
– Я убил отца. Но будь я проклят, если лишу наследства ребенка, – сказал он спокойно. – Если вы не примете ребенка назад, мы расстанемся.
И она поняла, что так и будет.
– Вы, может быть, его вообще не найдете, – выдавила она наконец.
Поиски не затянулись. Хотя после вчерашней катастрофы юные Доггеты решили держаться подальше от Ганновер-сквер, им не повезло. Мередит свернул на Гросвенор-сквер и сразу наткнулся на чумазого оборванца с метлой, которую тот бросил, заметив преследователя, и пустился наутек. Малыш промчался по Одли-стрит и юркнул в сторону, но Мередит оказался на высоте и отловил его, не доходя до Хейс-Мьюз.
