и усмехнулся. Усмешка, правда, получилась у меня натянутой.
– С чем пришел, рассказывай.
– Да ни с чем особо. Просто увидел, как ты прошамкал сюда и решил зайти поздороваться.
Мученик несколько раз медленно кивнул, глядя в стол.
– Поесть заказал что-нибудь?
– Сыр и свиные ребра. Пойдет?
– Поскачет, – не слишком добродушно ответил старик, и я не понял, пошутил он или передразнил меня. – Тебе не стоит играть со мной в прятки, парень. Поверь, я тебя насквозь вижу. Поэтому если что имеешь на уме, лучше сразу выкладывай. Чем меньше времени потратишь на вопросы, тем больше денег сбережешь, потому что пью я быстро и много.
Он посмотрел мне в лицо своими водянистыми голубыми глазами. Крючковатый нос с массивной переносицей создавал такое впечатление, что взгляд его начинается гораздо дальше, чем находятся его глаза. И вновь в этом взгляде мне не понравилась какая-то невысказанность, которую еще сильнее подчеркнула кривая ухмылка, исказившая его лицо. Вновь мне показалось, что Мученик чем-то козыряет передо мной и делает это вполне оправданно.
– Как тебя зовут-то? – спросил я и сделал глоток пива.
– Мученик меня зовут, – ответил он и не в пример мне одним махом влил в себя полбокала.
– Я думал прозвище такое.
– Ты только начинаешь думать, парень. У тебя еще много этой дряни впереди.
– Ладно, пусть так. Тогда будем знакомы. Меня зовут…
– Беспомощный тебя зовут, – без тени улыбки сказал старик. – Остальное и слушать не желаю.
– Нет, старик, – засмеялся я. – Так не пойдет. Меня зовут…
– Беспомощный! – рявкнул он и ударил кулаком по столу.
– Да что с тобой? – не совсем уверенно произнес я.
Он поднял свой бокал и осушил его до дна.
– Давно в Лоранне? – спросил он.
– Почти месяц, – ответил я и тоже выпил.
– Почему Лоранна?
– В каком смысле, почему Лоранна?
– Почему для своей священной войны выбрал Лоранну?
– Для какой еще священной войны?
– Той, которая дает тебе сейчас иллюзию победы в первых боях.
Он снова сосредоточил на мне свой взгляд. Я не знал, как все это понимать, но разум подсказывал мне, что старик видит во мне то, что я считал сокровенным и потайным. Как он это видел? И стоило ли мне продолжать делать вид, что я не понимаю, о чем он говорит?
Глядя на меня в упор, он засмеялся тихим и ленивым, злорадным смехом.
– Ваш заказ! – крикнул бармен.
– Повтори все это, – указал Мученик на свою пустую посуду.
В этот момент я поблагодарил пабы за традицию самообслуживания, потому что мне показалось, что меня вот-вот натурально стошнит от вида старика, от его испещренного морщинами лица, в которое я смотрел… да, черт возьми, словно в отражение. Это было ужасно, это было омерзительно. И в то же время, я понимал, что должен перетерпеть и попытаться увидеть там именно то, что и сделало его с годами столь омерзительным. Ведь виной всему была отнюдь не старость. Мученик был неприятен не потому, что он был стар и неухожен. Он был неприятен тем, что нес в глубинах своей души, тем, что просачивалось в этом мир через его глаза и через этот отвратительный смешок.
Но почему я допускал, что и мне грозит подобная участь?
– Приятного аппетита, – сказал я, вернувшись с подносом и выставляя на стол выпивку и блюда с закусками.
– Будь здоров! – ответил он и тем же манером, одну за другой, влил в себя две порции рома.
– Давай, может, бутылку сразу возьму? Что тебе эти мензурки?
– Не надо. Так вкуснее. Садись, Беспомощный.
Я сел и некоторое время молча наблюдал, как Мученик с аппетитом грызет свиные ребра тремя целыми зубами.
– Так и будешь молчать? – спросил он, не отрываясь от еды.
– Не знаю, что сказать, – честно признался я.
– Просто скажи то, что тебя тревожит больше всего. Что самого странного с тобой случилось за эти два дня?
– Два дня? Но… откуда ты знаешь? – ошеломленно спросил я, тем самым выдав самого себя.
– А что тут знать? Поживи с мое, и сам начнешь узнавать, – пожал он плечами. – А уж если и сам в свое время охотился за истиной, то тут и одного взгляда будет достаточно, чтобы опознать очередного рыцаря.
– Какой еще истиной?
– Той, что сейчас скалится тебе с презрительной насмешкой. Той, что разжует и выплюнет тебя, как только наиграется. Той единственной, что управляет этим миром и людьми в этом мире.
– Я не понимаю тебя. Ты намекаешь на какие-то религиозные страшилки?
– Ай, брось, Беспомощный. К чему эти сказки? Ни богу, ни дьяволу нет места рядом с этим монстром, на путь познания которого ты встал. Имя этой истине еще не придумал? Нет? Пока еще можешь называть Это каким-то своим именем, но рано или поздно придешь к главному и самому величественному, которое передается из уст в уста нашим братом. Я вижу и недоверие, и удивление в твоих глазах. Вижу, что ты изо всех сил хочешь мне не верить, что хочешь назвать меня сумасшедшим и поскорее уйти отсюда в общество нормальных людей, с их дешевыми улыбками на лицах с печатью неведения. Знаю я все это. Но уйти-то ты не можешь. Ибо чувствуешь дыхание истины рядом со мной, а? Не так ли, Беспомощный?
– Ты одними загадками говоришь. Это раздражает, – сказал я и сделал глоток пива. Сырные палочки выглядели очень аппетитно, но я понимал, что от волнения мне сейчас кусок в горло не полезет.
– Так ты же ничего не спрашиваешь. Все боишься напороться на что-то страшное. Поверь, Беспомощный, самое страшное ты увидишь и услышишь не от меня. Я, если можно так сказать, один из тех немногих, кто может помочь тебе хоть самую малость.
– Что же тебя так во мне заинтересовало? – спросил я, посмотрев в сторону.
– Мороз по коже пробежал рядом с тобой. Он пройдет у тебя дня через три, но ты никогда его не сможешь забыть, и потом, таким же образом, будешь узнавать в толпе новорожденных неудачников вроде нас с тобой. Будешь чувствовать рядом с ними фантом этой прохлады. И ты спросил про улицу Мартина Идена.
– Ты понимаешь, как все это звучит? – прошептал я. – Как бред сумасшедшего.
– Ну так встань и уйди. Чего ты сидишь здесь со мной, едва сдерживая свое отвращение? Встань и уйди. Но ведь сидишь здесь и слушаешь этот бред. Ну что? Что ты хочешь знать? Что тебя так поразило в эти дни? От чего ты старательно отворачиваешься, маскируя свой страх под удивление?
Я почувствовал, что вспотел. Мученик отложил очередное ребро, которое уже взял
