В полученном мной оперативном приказе говорилось: «Использование Северного Ледовитого океана для боевых действий окажется возможным, если лодки будут в состоянии всплывать на поверхность хотя бы периодически…»
Доказать возможность всплытия в арктических льдах — основная задача нашего похода.
Полярный паковый лед в средних числах августа, сфотографированный с высоты 5,5 тыс. метров. Черные пятна — свободная от льда вода; маленькие серые пятна — небольшие водоемы из растаявшего льда и снега. Видны также торосистые ледяные хребты, образовавшиеся в результате сжатия ледяных полей
Однако в это воскресное августовское утро наше плавание подо льдом фактически ничем не отличалось от подводного плавания где-нибудь в спокойных водах залива Лонг-Айленд. Так, без каких-либо затруднений, мы могли бы пройти еще тысячи миль, ибо в подводном положении нам совершенно безразлично, находимся мы в Северном Ледовитом океане или в Карибском море. Но в Северном Ледовитом океане подводная лодка не сможет действовать до тех пор, пока она не получит возможности всплывать на поверхность. Находясь на глубине, мы не можем поддерживать радиосвязь, производить метеорологические наблюдения, обнаруживать самолеты, запускать ракеты. Короче говоря, боевое использование подводной лодки в Северном Ледовитом океане без всплытия на поверхность невозможно.
Предпринимавшиеся ранее попытки в этом направлении оказались безуспешными. Несколько удачных всплытий, осуществленных в сороковых годах подводными лодками, на которых плавал Уолдо Лайон, производились у кромки пакового льда, где участки чистой воды представляли собой, по существу, не полыньи, а обширные районы между плавающими ледяными полями. Но какими бы эти попытки ни казались смелыми в свете несовершенного оборудования и приборов того времени, мы не могли извлечь из них для себя ничего полезного. Подводная лодка «Карп», например, пробовала всплывать в вертикальном направлении путем продувания цистерн главного балласта. Наш опыт и расчеты показали, что такое всплытие, как бы осторожно оно ни проводилось, будет для «Скейта» настолько быстрым, что любое случайное столкновение со льдом может оказаться гибельным.
Первая попытка атомной подводной лодки всплыть в полынье также оказалась неудачной. Совершая такое всплытие прошлой осенью, «Наутилус», несмотря на все меры предосторожности, серьезно повредил свои перископы, наткнувшись на небольшую плавающую льдину. Это событие чуть было не помешало «Наутилусу» выполнить задание.
Обо всем этом мы много думали, идя подо льдом на север. Когда нам попытаться всплыть? После того как дойдем до полюса? Достижению полюса под водой ничто не мешает, в то время как попытка всплыть может кончиться получением повреждений, которые заставят нас возвратиться. Выиграем ли мы что-нибудь в этом случае? Абсолютно ничего. Поэтому я решил, что лучше сначала дойти до полюса, а затем уже приступить к экспериментам по всплытию.
Я взглянул на часы. Подходило время воскресного богослужения. Как командир, я обязан был следить за тем, чтобы этот религиозный обряд не нарушался, когда корабль находится в море. В матросский кубрик, где обычно проводилось богослужение, мне надо было идти мимо эхоледомера. Находившийся около него Уолт Уитмен внимательно рассматривал разрез бесконечных ледяных полей, под которыми шел «Скейт».
— Командир, — обратился он ко мне, — участки чистой воды стали появляться чаще. Вот! Посмотрите, например, на этот!
Перья регистрирующего прибора эхоледомера в течение почти целой минуты рисовали сравнительно длинную тонкую черту. Затем одно из перьев внезапно отклонилось вниз.
— Это, пожалуй, самый крупный участок из всех встречавшихся нам, — сказал Уолт с воодушевлением. — Я не уверен, встретится ли нам еще такой.
Мне сразу же пришла в голову мысль, что экипаж очень нуждается во встряске, которая развеяла бы уныние и разочарование, вызванное вчерашним сообщением о «Наутилусе».
— Мы отслужим молебен позднее, — сказал я. — Вызывайте штурманскую группу.
В течение нескольких недель мы тренировали специальную группу к выполнению того, что необходимо в такой критический момент нашего похода. Хотя никто из группы не ожидал, что это произойдет так скоро, все входящие в нее быстро заняли свои места: Билл Коухилл — на посту погружения и всплытия; лейтенант Эл Келлн встал у эхоледомера; общее руководство взял на себя Николсон.
Совершая на малом ходу галсы в различных направлениях под предполагаемой полыньей и прокладывая пройденный путь на карте, мы попытались получить таким образом очертания участка чистой воды. Такие действия были для нас новыми, и мы, по-видимому, допускали некоторые ошибки и неточности, но на карте появился тем не менее приблизительный контур полыньи. Наконец настал момент, когда мы остановились, считая, что над нами находится центр полыньи.
Я приказал поднять перископ. Моему взору представилась огромная медуза, грациозно размахивающая своими щупальцами. Неизменяющееся положение медузы относительно перископа подсказывало мне с точностью, недоступной для наших приборов, что лодка совершенно неподвижна.
Опуская перископ, я еще раз взглянул на карту, а потом спросил у Эла Келлна, что показывает эхоледомер и действительно ли над нами чистая вода. Спокойно посмотрев на меня, он в знак того, что все в порядке, поднял левую руку, большой и указательный пальцы которой были согнуты в кольцо, а остальные слегка приподняты вверх.
Глава 8
Расположившись поудобнее на мостике, я почти полчаса наслаждался свежим полярным воздухом. Восьмиметровая высота надстройки «Скейта» значительно расширяла дальность видимого горизонта. В паковых льдах виднелись другие полыньи, некоторые из них, по-видимому, были даже больше той, в которой мы всплыли. Но общее впечатление было такое, что вокруг нас простирается бесконечная ледяная пустыня. Замысловатая мозаика из отдельных плавающих льдин и ледяных полей уходила до самого горизонта.
Я взглянул вниз на синюю воду полыньи. На фоне огромного ледяного поля она казалась просто лужицей, а «Скейт» в центре ее выглядел трогательно маленьким. Находясь под водой, мы чувствовали себя в родной среде. Здесь же, на поверхности, на фоне бесконечных ледяных просторов, созданная человеческими руками стальная скорлупа с заключенными в ней механизмами и приборами Не внушала превосходства над пространством. Окружающая обстановка обнажала наше ничтожество и слабость перед силами природы.
Тем не менее чувство напряжения, которое мы испытывали, находясь подо льдом, казалось, улетучивается с каждым вдохом свежего холодного воздуха полярного лета. Под водой мы были вынуждены контролировать каждый свой шаг; здесь же, на поверхности, мы почувствовали облегчение.
На мостик поднялся радостный Уолт Уитмен. На нем были меховые штаны и куртка с енотовым капюшоном. Он тащил с собой банку для взятия пробы льда, термометр, прикрепленный к длинному, размеченному узлами линю, и два бинокля. Уолт влюблен в свою профессию, как художник в искусство. Изучение льдов захватывает его всего и доставляет ему эстетическое наслаждение. Оказаться на поверхности разводья среди бескрайних полярных паковых льдов — для него предел мечтаний.
Спустившись по трапу на верхнюю палубу, он занялся измерением температуры воды на различных глубинах. Уолт старательно определил скорость и направление слабого ветерка и аккуратно внес результаты наблюдений в записную книжку. Затем он присоединился к доктору Лафону, который попросил у меня разрешения высадиться на ледяной «берег», чтобы взять пробу льда.
«Скейт» всплыл в большой полынье. Для высадки на лед члены экипажа пользуются резиновой надувной шлюпкой
На «Скейте» была резиновая надувная шлюпка. В сложенном виде она не больше туристского рюкзака; надув ее, вы получаете шлюпку длиной в три с половиной метра и шириной — метр восемьдесят сантиметров; в ней могут разместиться семь человек. Несмотря на то что шлюпка передвигается при помощи весла, некрасива и недостаточно мореходна, она очень практична.
Через несколько минут Уитмен, Лафон и Пауль Дорнберг двигались на ней к ледяному «берегу». В это время над «Скейтом» появились две неизвестные мне полярные птицы. Я увидел, как доктор Лафон внимательно рассмотрел их в бинокль и что-то записал в блокнот. Потом я узнал от него, что это были полярные чайки. Мне стало неловко за то, что я праздно стою на мостике и размышляю о слабости человека перед силами природы, в то время как наши ученые заняты наблюдениями и измерениями для того, чтобы сделать вклад в науку, которая в конечном итоге восторжествует над этими силами.
