В летнее время периодически на дворе проводились учения пожарных, тренировка. Особенно меня интересовала тренировка на подъемной лестнице. Наш дом становился объектом такой тренировки, и я с любопытством наблюдал, как пожарный мимо моего носа взлетал по лестнице в верхние этажи (мы жили в третьем). Если учение происходило в солнечный день, то каски пожарных, начищенные до предельного блеска, горели, как огонь. И это было предметом моего любования.
Возникновение пожара обнаруживалось дежурным на каланче. Положение дежурного на каланче было незавидным. Мороз, вьюга, дождь, ветры, зной требовали от дежурного и терпения и выносливости. Каланча была чуть выше пятиэтажного дома. В то время дома выше пяти этажей встречались редко. Очевидно, обзор с такой каланчи был достаточным. На каланче был колокол. Заметив дым или огонь, дежурный на каланче бил тревогу и сообщал второму дежурному у ворот пожарного депо о месте пожара.
Одновременно дежурный по каланче поднимал по веревке вверх большие черные шары, а вечером — фонарики. У каждой пожарной части был свой сигнал. Эти сигналы можно найти на старых планах Петербурга.
Все приходило в движение. Я стрелой летел на улицу к депо, чтобы полюбоваться эффектным зрелищем выезда пожарной команды на пожар[147]. А собирались они так быстро, что я не всегда успевал к их выезду. Впереди мчался на коне пожарный, которого называли «скачок». У него был свисток, пронзительным свистом которого он оглушал прохожих, оповещая их об опасности нахождения на мостовой. За скачком неслась линейка и пожарные с брандмейстером во главе. Тут же находился рукав поливочного шланга. Затем — подъемная лестница. И, наконец, несколько бочек с водой.
В линейку впрягались три-четыре лошади, в лестницу — две, в бочки — по одной. На линейке находился горнист, который душу раздирал у прохожих своим тревожным сигналом. Если пожарная команда выезжала вечером, когда на улице было уже темно, скачок скакал с факелом, зловеще оповещавшем о пожаре.
Выезд пожарной команды сопровождался страшным шумом. Топот копыт и стук колес по булыжной мостовой, тревожная сигнализация скачка и горниста — все это сотрясало землю и воздух.
Когда я повзрослел, стал вместе с товарищами-сверстниками бегать на пожары. Пожары в то время бывали часто. Было еще много домов деревянного жилого фонда. Но часто бывали пожары и в каменных домах.
Были и большие пожары, на которые съезжались все пожарные команды города. На такие пожары выезжал сам брандмайор, который командовал всеми пожарными частями города. Один из таких пожаров произвел на меня сильное впечатление и сохранил в моей памяти жуткое зрелище. Это был пожар Апраксина рынка. Тушение этого пожара затруднялось обилием горючего материала, которым были забиты склады. Большая территория пожара была оцеплена полицией, как пешей, так и конной, которая с трудом сдерживала огромную толпу любопытных.
Теперь пожары редкость.
В 1920-х годах была устроена первая пожарная выставка в Ленинграде. Уже тогда многое изменилось в пожарной технике. Я был на этой выставке и с большим интересом знакомился со всем тем новым, что пришло в это дело при советской власти. Посетители выставки внимательно обслуживались специалистами пожарного дела.
П. Н. Столпянский, большой знаток быта старого Петербурга, читал лекцию на тему «Пожарное дело в старом Петербурге».
5 февраля 1961 г.
Мелочная лавка
Торговля в Петербурге была узкоспециализированная как промышленными, так и продовольственными товарами. Исключение в последнем случае составляли лишь такие крупные гастрономические магазины, как Елисеева, Соловьева[148] на Невском проспекте, которые торговали гастрономией, фруктами, винами. Специализированная продовольственная торговля была сосредоточена главным образом в центре города. Однако наряду со специализированной торговлей и такими универсальными гастрономическими магазинами, как Елисеева и Соловьева, в городе было много мелочных лавок[149].
Это был такой вид торговли, который просто поражал не только универсальностью ассортимента, но и несовместимостью торговли тем или иным товаром в одном месте, в одном помещении. В мелочной лавочке, как ее уменьшительно называли обыватели, предлагались не только продовольственные товары, но кое-что из товаров промышленных.
Тут продавались: хлеб ржаной, полубелый, ситный, пироги, дешевая колбаса, карамель, развесное варенье, патока (карамель, варенье, патока находились в больших стеклянных банках), мука разная, дрожжи, разные крупы, растительное масло, соленые огурцы, соленые грибы, квашенная капуста, квас разливной[150]. На Пасху принимались заказы — запекать окорока. Из промышленных товаров продавались: керосин, свечи, мыло, деревянное масло (для лампадок перед иконами), вакса, катушки ниток, иголки ходовых номеров, папиросы, спички. Я привел здесь примерный список ассортимента продовольственных и промышленных товаров. В некоторых лавках ассортимент был больше, в других — меньше. Все зависело от двух причин: от размера оборотного капитала владельца лавки и от размера помещения. Но и из приведенного перечня видно, каким разнообразным товаром снабжали эти лавки местное население.
Товар в лавке располагался таким образом, чтобы один вид товара не оказывал вредного влияния на другой. Однако даже при большой аккуратности и осторожности, продажа хлеба и керосина в одном помещении вызывала сомнение в возможности соблюдения санитарно-гигиенических условий торговли.
Конечно, не обходилось и без того, что купленный хлеб попахивал керосином. Но с этим все мирились: и покупатели, и полицейский врачебно-санитарный надзор. Поддерживать удовлетворительное санитарное состояние лавки было тяжело еще из-за тесноты помещения. Торговые помещения стоили дорого. Владелец лавки старался побольше площади использовать под товар, поменьше — для покупателя. Поэтому для покупателя оставался лишь небольшой «пятачок», на котором развернуться было трудно. В мелочных лавках приказчиков не было, торговал сам хозяин. Ему помогали члены семьи. Однако в каждой лавке был мальчик на побегушках. У такого мальчика было очень много обязанностей: он отвешивал товар, он носил товар из кладовой в лавку, он подметал пол, он топил печь, он заправлял керосиновую лампу, он разносил в корзинах на голове товар покупателям и выполнял все поручения хозяина. Такие мальчики жалованья не получали. Жили они на готовых харчах. Весь денежный доход заключался в «чаевых», которые иногда перепадали мальчику от сердобольных хозяек. Такие мальчики жили у хозяина года три (с 13-летнего возраста до 16 лет). Так как в такой лавке никакого передвижения по работе ожидать было нельзя, то мальчик увольнялся и искал себе новое место в торговой сети, а хозяин подыскивал себе нового мальчика.
Торговля в таких лавках производилась с раннего утра до позднего вечера. Если для специализированных магазинов, для рынков были установлены какие-то твердые часы торговли, то для мелочных лавок, казалось, таких часов установлено не было, а если и были, то продолжительность торговли здесь была самая большая. Это объяснялось очевидно тем, что в мелочных лавках не было наемного труда, ну а мальчик — не в счет, его можно было эксплуатировать круглые сутки.
В мелочной торговле широко практиковался отпуск товара в кредит. В центре города таким кредитом пользовались мало — тут больше жила публика состоятельная. На окраинах же города, наоборот, кредитом пользовались широко, главным образом рабочие и мелкие чиновники. В то время жалованье чиновники получали один раз в месяц (20-го числа), никаких авансов в счет зарплаты, как теперь, не существовало, тянуть целый месяц было тяжело. Вот тут и шли на поклон к хозяину лавки. Запись выданного товара производилась в «заборной книжке». Такой кредит был взаимовыгодным. Хозяин закреплял за собой постоянную клиентуру покупателей, а покупатель в минуту жизни трудной получал поддержку хозяина лавки в виде кредита. Наиболее постоянных и аккуратных покупателей хозяин даже поощрял. Это поощрение касалось главным образом прислуги покупателя.
Мелочная лавка была удобной закусочной для пьяниц, особенно для ломовых извозчиков. Напротив дома, в котором мы жили, находилась казенная лавка — продавали водку, а в нашем доме — мелочная лавка. Хорошее сочетание. Купив «мерзавчик» (1/4 бутылки), ломовой извозчик шел в мелочную лавку и покупал на закуску соленые огурцы. Затем он шел в подворотню дома и, вышибив пробку из «мерзавчика» ладонью правой руки, выпивал водку и закусывал огурцом. Вот почему у ворот нашего дома валялось очень много пробок, что вызывало возмущение дворников дома.
