Вера Васильевна тайно была влюблена в Чугунова. Тайно и безответно. Ну, во-первых, она педагог, классный руководитель и старше Чугунова на шесть лет и два месяца, что в общем-то совсем не страшно, такое бывает, сколько угодно, тем более что выглядела Вера Васильевна лет на девятнадцать-двадцать, особенно когда снимала очки. Правда, у нее минус шесть и без очков она ничего не видит, но это не главное! Главное то, что он красив, а она совсем нет. Но теперь ее сердце не так болит, - он страдает, и она, как старший товарищ, просто обязана ему помочь. Но как это сделать?
Вера Васильевна вздыхала и начинала обдумывать вариант нечаянной встречи на улице. К примеру, она прогуливается, и вдруг идет он с авоськой из магазина: хлеб, молоко, яйца, конфеты. Он, конечно, огорчен, и вид уныл. На чистом ангельском лике хмурая тень.
- Что поделываешь, Вадик? - спрашивает Вера Васильевна.
- Да вот, учу физику, - он кивает на авоську. - Надо питаться...
- Да, с таким энергетическим материалом физику не одолеешь! - замечает Вера Васильевна. - Пойдем-ка, я тебя накормлю!..
И она ведет его к себе, кормит бульоном, котлетами... Или нет! Делает отбивную! Он же мужчина! Да, отбивную, чесночный соус. Или нет: отбивную с жареным луком! Это блеск! Он, насытившись, благодарит ее, она ставит пластинку Вивальди, они переходят в комнату, потом она предлагает ему помочь подготовиться по физике, они готовятся, спорят, читают стихи, он ее провожает, уже вечер... Они прощаются у подъезда, она подает руку, и он особенно пожимает ее... Они дружат, он сдает экзамены, начинает готовиться в институт, она ему помогает, они по-настоящему узнают друг друга, он поступает, часто заходит к ней и однажды зимой, когда он, замерзший, забежал к ней после института согреться, попить чаю, узнать, как ее дела, увидеть, он вдруг говорит ей: "А ты знаешь, Вера, я ведь люблю тебя, и уже давно, с того самого летнего дня, когда ты встретила меня с авоськой..."
- И накормила! - улыбнется она.
- Да. И я еще тогда отметил: какая ты красивая... - Он подойдет к ней, снимет очки и... поцелует ее.
- Не надо, Вадик, я старше тебя на шесть лет, не надо!..
- Я люблю тебя и буду любить всю жизнь! Всю жизнь!
- Вадик, не надо!..
Он задушит ее в своих объятиях, зацелует...
- Вера Васильевна, что это с вами? - Елизавета Михайловна, математичка, в упор смотрела на нее. - Вы что это шепчете?
- Я шепчу? - удивилась Вера Васильевна.
- Да, - прокуренным, глухим голосом сказала Елизавета, - шепчете: "Не надо, не надо" - и сжимаетесь вся, будто бить хотят. Сны наяву, голубушка! Начитаетесь всякой ерунды в этих журнальчиках и бог знает что себе воображаете! И детей портите... Поэтому они и по алгебре ни бум-бум!
Вера Васильевна встала и ушла. Пройдя квартала два, она услышала рев мотоцикла и оглянулась. Перед ней на красной "Яве" восседал, точно Аполлон, Чугунов и улыбался.
- Хотите прокачу, Вера Васильевна?
- Меня?.. - удивилась она.
- Вас, конечно! Садитесь! Вот шлем! - И он, не дожидаясь ее согласия, надел на нее шлем и кивнул на сиденье сзади.
Она села.
- Обхватите меня и держитесь крепко! - крикнул он, перекрывая рев мотора. - Вперед!
Она обхватила, прижалась к нему, и они понеслись. Уже давно Вера Васильевна не испытывала ничего похожего на столь рискованное, но в то же время до головокружения радостное состояние души. Она летела! Летела, прижимаясь к нему, и ей вдруг - на миг - захотелось разбиться. Да-да, разбиться, чтобы их тела нашли рядом, вместе, чтобы они лежали обнявшись. Обнявшись навсегда.
- О-хо-хо-хо! - закричал он, и она тоже закричала. Они летели по загородному шоссе, и горячий воздух бил им в лица.
Он поцеловал ее сразу же, как только они вошли к нему в дом. Грубо привлек и поцеловал в пыльные губы.
- У тебя на губах песок, - отплевываясь, сказал он. - Иди умойся.
Вера Васильевна колебалась.
- Иди, иди, - подтолкнул он. - Не стесняйся, родители на даче.
Она пошла умылась, и он снова поцеловал ее. Она не сопротивлялась. Полеты на мотоцикле вконец ее измотали. Он повел ее в спальню, и только здесь она очнулась и попыталась оказать сопротивление, но он вдруг сказал ей:
- Я люблю тебя! Я люблю тебя с первого класса!
- С восьмого, - поправила она.
- Пусть с восьмого. Люблю и буду любить всю жизнь! Ты красивая! Ты самая красивая из всех, ты чудная, ты не знаешь, какая ты, ты...
И она сдалась. Она сдалась, ибо ей показалось, что уже прошло полгода, уже зима и он вбежал к ней замерзший после института...
Потом они пили чай. Пришел Крупенников. Она была не совсем одета, а Крупенников открыл дверь собственным ключом и вошел так тихо, что она не услышала. Он вытаращил от удивления глаза, застыв как изваяние.
- Здрасте, Вера Васильевна, - пробормотал Крупенников.
- Здравствуй, Сережа, - грустно сказала она. Ей хотелось плакать. И сколько бы она себя ни уговаривала, что они уже не ее ученики и больше никогда не встретятся с нею на уроках, сколько бы ни убеждала себя в том, что ничего особенного не произошло, эти уговоры лишь прибавляли грусти и стыда. Она ушла в ванную, оделась и ушла. В комнате громко звучала музыка, Чугунов с Крупенниковым слушали какой-то ансамбль, и ей удалось выскользнуть незаметно.
К вечеру она даже успокоилась и стала ждать его. Ведь он сказал, что любит, значит, придет. У нее не было телефона, но адрес он знал: несколько раз заходил к ней. У него почему-то не оказалось дома Блока, а потом Заболоцкого, Вера Васильевна их задавала, и Чугунов брал книги на вечер, аккуратно возвращая на следующий день. О Блоке он сказал:
- Ну, это уже устарело, к тому же там много о пьянстве, а пить сейчас нельзя, так что я не понимаю, зачем вы нам его задавали...
Правда, Заболоцкий ему понравился, и это обрадовало Веру Васильевну. Она даже простила ему нелюбовь к Блоку.
Он не пришел ни в шесть, ни в восемь. Но было еще светло, еще стрижи так высоко кружили в безоблачном небе, предвещая и завтра сухую погоду, что она верила:
он придет в девять или в десять. Она знала, что он придет. И она мягко, но тактично поговорит с ним о будущем.
- Я понимаю, ты любишь меня, ты любишь сейчас, но это отчасти еще и потому, что я твой педагог, а в учителей положено влюбляться... Но это пройдет. И, кроме того, я все же старше тебя на шесть лет...
Он фыркнет, он встанет, он скажет: какое это имеет значение!
- Все так, Вадим, но мы не должны, не можем, я не имею права ошибаться. Мы должны проверить себя, а лучший судья - это время, поэтому я хочу предложить тебе дружбу...
Вера Васильевна задумалась. Она вдруг подумала, что если он подойдет к ней и обнимет, то что будут стоить ее слова?.. И она улыбнулась и снова заплакала, но уже светло и радостно. Нет, подумалось ей, она его просто любит, и любит так, как любят впервые в жизни, ведь то, что было в институте, это не в счет... А тут она любит. Любит!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
