— У вас странное влечение к именам, адресам и особым приметам, Шмидт.
— Да все это — окопное дерь-рьмо! Просто я хочу, наконец, знать, какая сила…
— Оставьте эти заботы профессионалам, не желал выслушивать его Скорцени. — Единственное, что я могу сообщить: отныне служба безопасности СС берет вас под свою непосредственную опеку.
— А до сегодняшнего дня я был под чьей опекой, разве не вашей СД?
— Вы, как всегда, невнимательны, оберштурмбаннфюрер. Я ведь сказал: «Под непосредственную опеку».
— И что из этого следует?
— Что завтра же к вам прибудет один из опытнейших диверсантов — физически выносливый, храбрый и совершенно не склонный к предательству. Благодаря его появлению жизнь покажется вам не только более безопасной, но и куда более романтичной.
— Больше всего меня радует этот его романтизм. Хотя на сей счёт у меня есть собственные взгляды.
— Так поделитесь же, барон, дьявол меня расстреляй!
— Просто все ваши диверсанты, штурмбаннфюрер, — всего лишь окопное дерь-рьмо, — уже безо всякой злости проворчал Шмидт. Однако Скорцени, прекрасно знавший буйный характер и нелицеприятные привычки барона, отнесся к этому со стоическим равнодушием. — У вас и в самом деле целый полк этих тренированных, обстрелянных проходимцев, а меня обстреливают в моем номере, на хорошо, как меня убеждали, охраняемой учебной базе, расположенной к тому же на территории унтер-офицерской артиллерийской школы.
— В учебном центре школы, — безучастно уточнил «первый диверсант рейха».
— Это не учебный центр, это окопное дерь-рьмо!
— Вот в этом я с вами согласен. Кстати, не забудьте уведомить об этом директора школы гауптмана Сольниса.
— Он всё еще находится рядом, и я могу лишь повторить, впрочем…
— А кого он присылает сюда? — вполголоса поинтересовался гауптман, вторгаясь в их беседу.
— Да, действительно, кто конкретно из ваших людей, господин Скорцени, прибывает сюда? Что-то я не расслышат его имени.
— Один наш полковник.
— Теперь и полковники тоже ходят в диверсантах?!
— Причем из русских, из белогвардейцев.
Барон напряг память. Кажется, кое-что об этом белогвардейце он уже где-то слышал.
— Уж не тот ли это белогвардейский офицер, который умудрился пройти от Японии до Северной Африки?
— Вы явно преувеличиваете его возможности, барон, но мыслите совершенно верно. Речь идет именно о нем, о князе, полковнике Курбатове, офицере белоказачьей армии генерал-атамана Семёнова, совершившем диверсионный рейд по советским тылам от Маньчжурии до линии Восточного фронта, до германских окопов.[10]
«Хотелось бы знать, где именно, на каком этапе рейда этот князь попался в руки энкаведистов, был завербован красными и «триумфально» переброшен через германские окопы? В районе Иркутска, Москвы, Ленинграда?» — саркастически ухмыльнулся фон Шмидт, пытаясь вспомнить название еще хотя бы одного русского города, который мог бы возникнуть на пути белодиверсанта.
Однако высказать эти свои сомнения вслух не решился. Испытывать терпение всесильного, мстительного агента фюрера по особым поручениям Отто Скорцени? Ради чего?!
А тем временем не ведавший его сомнений обер-диверсант рейха спокойно продолжал:
— Уверен, что в присутствии князя Курбатова вы сумеете понять, что такое жизнь истинного солдата и настоящего фронтового авантюриста. Что вы приумолкли, оберштурмбаннфюрер Шмидт? Барон фон Шмидт.
— Мне пока что не понятен характер будущего задания, но все же странно как-то, что выбор пал именно на русского.
— Ничего странного, барон, если учесть, что ему уже приходилось бывать в Италии, он неплохо знает Лигурийское побережье и даже выполнял в тех краях одно очень ответственное задание, причём под моим личным командованием.
— Но школа расположена не в Италии, а в Германии, — напомнил ему гауптман.
— Не важно, где находится эта ваша школа, барон, важно, где уже в ближайшее время окажетесь вы сами.
«Неужели предстоит командировка в Италию?! — приятно удивился фон Шмидт. — Время, правда, выбрано не самое лучшее; в связи со всей этой историей с Муссолини в Италии сейчас как бы «не сезон», тем не менее…».
— И как всё это будет выглядеть? — с волнением в голосе спросил барон, решив, что какие бы события ни ожидали его впереди, это лучше, чем прозябание в этой насквозь простреливаемой, в предгорье Швабского Альба затерянной тыловой школе.
— Вы обязаны будете подчиняться полковнику Курбатову и выполнять все его требования, касающиеся прежде всего вашей безопасности.
— Значит, выполнять требования русского полковника! — снисходительно проворчал фон Шмидт, однако в устах его это прозвучало, как крик души: «Ну, дожили! Офицерами СС теперь уже командуют русские диверсанты!»
— С некоторых пор — офицера разведки вермахта, а теперь уже — офицера разведывательно-диверсионной службы Главного управления имперской безопасности, то есть, по существу, офицера СД. Так что смиритесь, барон фон Шмидт, смиритесь. И вообще, только что мне пришла в голову гениальная мысль: создать первую в истории войн диверсионно-аристократическую группу. Тем более что князь на должность командира уже имеется. Сюда бы еще парочку графов, маркграфов, виконтов и кого там еще?..[11]
— Титулов у него, предположим, достаточно, — продолжал ворчать фон Шмидт, явно набивая себе цену.
— Вас это огорчает?
— Однако надо еще увидеть, каков этот русский в деле.
— Мы уже увидели, каков этот русский белогвардеец в деле, — ожесточился Скорцени, не привыкший к тому, чтобы с ним пререкались, да еще и по такому пустяковому поводу.
— Возможно возможно…
— И потом, не советую забывать, что ваш покровитель, фельдмаршал Роммель, всё еще пребывает в списке высокопоставленных предателей рейха, и следствие по его делу специальной следственной комиссией гестапо до сих пор не прекращено.
— Обычное гестаповское недоразумение, — молвил фон Шмидт.
— Возможно, и недоразумение, — согласился Скорцени, — но, как вы сами выразились, гестаповское.
— Приму к сведению.
— И не вздумайте портить отношения с полковником Курбатовым. Он этого смертельно не любит.
17
В этот раз из состояния мысленной прострации его вывел не дверной колокольчик, а телефон.
— Я не ошибаюсь, это вы — генерал Бургдорф?
— Что неоспоримо, — он сразу же понял, что голос принадлежит не рейхсфюреру СС и не Мюллеру. Однако понимал Бургдорф и то, что гибель его, как и бесславие, многолики.
— Здесь полковник Брандт, — представился адъютант Гиммлера. — Надеюсь, вы получили то, что вам предназначалось?
— Часа два назад, — недовольно отрубил генерал, словно труп от него потребовали немедленно.
— Что и будет доложено рейхсфюреру СС.
— Ему не стоит волноваться, всё будет идти, как и было намечено.
Вильгельм вспомнил о признании хозяйки квартиры и прислушался. Он помнил, что Альбина ушла куда-то по делам, но всё равно подался поближе к стене, пытаясь по какому-то малейшему шороху изобличить «шпионку». Однако никаких признаков жизни каморка не подавала. Ему очень не хотелось, чтобы фрау Крайдер стала свидетельницей и этого разговора с заказчиками убийства фельдмаршала.
— Мне ещё не приходилось видеть рейхсфюрера взволнованным, — молвил тем временем Брандт. — Он всего лишь требует неукоснительного исполнения. Всегда и ото всех.
— А что — появились какие-то подозрения? — поспешно поинтересовался Бургдорф, опасаясь, как бы адъютант Гиммлера не повесил трубку.
— Появились. Выезжать следует завтра же. И завтра же всё должно произойти. Таково решение.
— Завтра. Почему завтра? — проворчал Бургдорф. — С чего вдруг такая поспешность?
— Вам потому и поручили выполнение этого задания, генерал, что считали, будто вы не склонны задавать лишние вопросы.
— А кто вам сказал, что они лишние? — незло возмутился генерал.
Брандт был всего лишь полковником, и всего лишь адъютантом Гиммлера, а не фюрера, как он, Бургдорф. Так почему же он позволяет себе такие вольности? Но дело даже не в субординации. Бургдорфу вдруг показалось, что в самом стремлении Гиммлера вести с ним переговоры через своего адъютанта уже заложена измена. Зачем адъютанту знать то, чего знать ему принципиально не положено?
— В Теннинхеме, — не стал вступать в полемику полковник, — в казармах полка ваффен СС, вас и генерала Майзеля будет ждать гауптштурмфюрер Вольке с четырьмя бронетранспортёрами, с которыми он поступает в ваше полное распоряжение.
— Хотите сказать, что у Роммеля в имении свой собственный гарнизон?
— Бронетранспортёры Вольке — это, скорее, некий скромный фельдмаршальский эскорт, нежели меры предосторожности. Однако Роммель может что-то учуять, и тогда кто знает, как он поведет себя, этот несостоявшийся полководец.
