Всю жизнь Айвазовский был человеком из сказки — наивным, впечатлительным, свято верящим в чудо. Самое замечательное, что чудеса в него, похоже, тоже верили и старались как можно чаще появляться на пути художника.
Одним из таких чудес был Карл Павлович Брюллов, человек, который хоть и не был учителем Айвазовского в строгом смысле этого слова, но всегда старался помогать и поддерживать молодого художника, о котором благодаря последней выставке живописи и статье Кукольника заговорили как о восходящей звезде.
Глинка писал оперу «Иван Сусанин», переименованную позже в «Жизнь за царя», весной в Александринке состоялась премьера «Ревизора» Гоголя. Айвазовский не был еще знаком с Николаем Васильевичем, но сразу же почувствовал нечто родное, то, что делало литератора Гоголя — самым любимым писателем, разговоры с которым юный художник представлял ночью засыпая в своей скромной комнатке в Академии. В доме Виельгорских, где подавали ароматный кофе и всегда дивно пахло ванилью и сахарной пудрой, о Гоголе говорили много, но, пожалуй, еще больше умалчивали. Известно, что писатель дружил с Иосифом Виельгорским,[67] что писал время от времени чуть ли не всем членам семьи, так что там знали о его работе и творческих планах.
Гоголь в Италии. Пишет там «Мертвые души», сюжет которых позаимствовал у Пушкина, рассказавшего собрату по пиру, как во время своей кишинёвской ссылки он сделался свидетелем странного явления: в местечке Бендеры вот уже много лет никто не умирал. Это было странно и удивительно. Но разрешилось с самой неожиданной стороны. Оказалось, что в начале XIX века в Бессарабию бежало много крестьян из Центральной России. Этих беженцев полиция должна была вылавливать и возвращать их господам, но сделать сие было трудно, так как беглецы принимали имена умерших, как бы занимая их место. Эту историю подтверждал полковник Липранди, который знал Пушкина. Он же свидетельствовал о том, что Николай Васильевич в его присутствии расспрашивал Александра Сергеевича о бессарабских долгожителях, и они вместе потом пили и веселились.
Гоголь в Италии, все едут в Италию, чтобы обрести в ней новую судьбу и стать кем-то. Карл Брюллов вернулся из Рима и опять стремится туда. В Италии умер замечательный пейзажист Сильвестр Щедрин. Все художники должны пройти через Италию, заново родиться там. Зачем в Италию поехал Гоголь? За славой или все же за любовью? Почему-то хочется думать, что за любовью.
Уезжая в Рим, Гоголь нанес визит Брюллову, спрашивал у него адреса и рекомендательные письма. Версия очень странная, если учесть, что до Италии уже докатилась слава Николая Васильевича: «…Во время моего пребывания в Риме туда приехал наша знаменитость Николай Васильевич Гоголь, — пишет в своих записках гравер Ф. И. Иордан, — люди, знавшие его и читавшие его сочинения, были вне себя от восторга и искали случая увидать его за обедом или за ужином, но его несообщительная натура и неразговорчивость помаленьку охладили этот восторг. Только мы трое: Александр Андреевич Иванов,[68] гораздо позже Федор Антонович Моллер[69] и я остались вечерними посетителями Гоголя, которые были обречены на этих ежедневных вечерах сидеть и смотреть на него, как на оракула, и ожидать, когда отверзутся его уста. Иной раз они и отверзались, но не изрекали ничего особенно интересного».
Если бы Гоголь ехал в Италию ради итальянских красот, как это делают художники, он не писал бы там «Мертвые души», а работал с местной темой, что более естественно. Молодежь и особенно студенты с восторгом принимали новые, остросовременные произведения Гоголя, ждали его самого.
В «Современнике» напечатали новую повесть Александра Сергеевича Пушкина «Капитанская дочка», а ближе к зиме прогремела опера «Жизнь за царя».
В моду входила русская тема — остросовременная, сатирическая, либо патриотическая, Карл Брюллов готовился написать «Осаду Пскова». А меж тем газеты начали грызню вокруг «мужицкой музыки» Глинки.
Глинка делал вид, будто бы не обижается на злобные выпады в свой адрес, но ему было больно. С памятной выставки в Академии Айвазовский зачастил к Брюллову, где часто бывал и Глинка. Вместе они радовались хвалебной статье Владимира Федоровича Одоевского,[70] провозгласившего оперу началом нового периода в музыке, вместе негодовали на ругательную статью Фаддея Булгарина.[71]
Осенью 1836 года из Италии сообщили о смерти Ореста Кипренского. Это известие подкосило Брюллова. Сперва Сильвестр Щедрин, а вот теперь Кипренский.
Карл Павлович тяжело переносил любые неприятности, холод, непризнание, заслуженные и незаслуженные попреки, смерти же друзей буквально валили его с ног, заставляя надолго погружаться в хандру и печаль. Если его не останавливали, прославленный художник мог запросто, позабыв обо всем, отправиться по петербургским трактирам в поисках сомнительных компаний и новых охочих до выпивки друзей. После таких приключений он мучился похмельем, удивляясь на то, что Ованес не склонен справлять юбилеи достославного господина штофа и ведет крайне трезвый образ жизни.
«Не любит вина?! Чтобы парень, родившийся в Крыму, не любил хорошего вина?! Странно…»
На что Айвазовский вежливо отвечал, мол, не приучен, всякий раз зарекаясь про себя когда-нибудь перенять эту ужасную привычку от своего учителя.
Впрочем, Брюллова можно было отвлечь от горестных дум, часами читая ему какую-нибудь занимательную книжку, какую он выбирал сам, Айвазовский играл ему на скрипке или рассказывал о своем ненаглядном Крыме.
Матушка рассказывала, будто в давние времена в деревне Мисхор жил крестьянин Абий-ака с красавицей дочкой Арзы. Все соседи любили приветливую и хорошенькую Арзы, был у нее и жених. Как красивой девушке без жениха? Но рядом крутился и старый турок Али-баба, о котором ходили слухи, будто бы вместе с пиратами он крадет красивых девушек, чтобы продать их затем в гарем к султану. Все обожали очаровательную Арзы, она же больше всего на свете любила сидеть подле старого фонтана и мечтать.
Однажды, когда сидела Арзы у фонтана, ее выследили морские разбойники. Они схватили девушку, заткнули ей рот платком и быстро отнесли на корабль.
Через несколько дней Али-баба и его шайка доставили Арзы во дворец султана в Константинополь, где за нее отвалили много золота.
Вся деревня поначалу печалилась о судьбе Арзы, а потом решили, мол, стерпится — слюбится. Привыкнет наша красавица ходить в шелковых платьях, носить золото. Привыкнет и к султану. Будет поживать и добра наживать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
