Биргаз тогда сказал, что не ожидал от аккуратного ухоженного мальчика вроде него такой жестокости в обращении со своими недругами, но… поддерживает. Есть тип людей, которые не воспринимают слова, а останавливаются только тогда, когда им отобьют яйца. Илар был с ним полностью согласен — последние события доказали таковое утверждение на сто процентов.
Илар закончил пение, сделал еще пару аккордов и тут же за полотняную стенку фургона заглянул Биргаз:
— Что это было?! — выдохнул охранник, ошеломленно раскрыв глаза — ты что пел?! О боги! Это же рассказ про меня! Ты где услышал эту песню?! Или… ты ее сочинил сам?! Парень, ты великий музыкант! Клянусь богиней Луны, богом моря и Громовержцем — когда‑нибудь я буду гордиться, что путешествовал рядом с тобой! Тебя ждет великое будущее, говорю еще раз — попробуй пробиться на самый верх! Не растрачивай талант в трактирах!
— Да ладно… ну чего ты… песня, как песня — пролепетал ошеломленный эффектом Илар, и вдруг почувствовал стыд — как, оказывается, легко потрафить людям, играя на их чувствах! И не является ли это подлостью по отношению к ним?
Биргаз взахлеб доказывал, что новая баллада гениальна, что у него выступили слезы, когда слушал это замечательное произведение, что Илар гений, раз умеет так тронуть душу, и вдруг Илар подумал о том, может он не такой уж и негодяй, выжимающий из людей деньги за свое не гениальное исполнение? Может он, и такие как он, нужны людям, и что без них жизнь этих самых людей станет гораздо более тусклой, неживой, холодной? И в нем, в Иларе, что‑то есть, раз он умеет ТАК, пусть не гениально, но хорошо делать свое дело?
А еще — да пошли к демону все те злые люди, все завистники, все подлые и жадные твари, которые не умеют сделать ТАК, но хотят, чтобы и он этого не делал!
А он, Илар будет петь, будет играть на далире, а люди будут плакать и смеяться, радоваться и грустить, и пусть это продлится подольше, на долгие, долгие годы. Его нынешняя профессия ему теперь очень нравится.
Даже больше, чем та, о которой он мечтал, и мечта о которой исполнилась таким странным, причудливым и опасным образом.
Придя к такому выводу, Илар воспрял духом, и снова начал наигрывать новоиспеченную балладу, чтобы затвердить ее в памяти.
Сегодня вечером он ее исполнит, и если в кучке денег, оставшейся после сегодняшнего исполнения будет меньше тридцати серебряников — Илар сильно удивится.
Глава 4
Новая баллада вызвала такой шум, такие крики, что Илар с минуту ошеломленно сидел на своем стуле посреди зала и хлопал глазами, не в силах что‑либо сказать. Деньги сыпались рекой, трактирный мальчишка едва успевал собирать в шапку катящиеся кругляшки, чтобы передать их музыканту. Когда собрал, шапка потяжелела в несколько раз.
Илар заглянул в «кассу», достал пару медяков и подал их мальчишке — за труд. Тот взял их с довольной улыбкой, и пообещал помочь, если еще понадобится помощь. Народ все неистовствовал, требовал продолжения, и музыкант снова начал играть — уже известную мелодию, песню моряков. Потом еще песню — о караванщиках, потом пресловутую «Желтоклювую птичку» — ее пришлось исполнить три раза подряд, а затем — снова свою балладу.
В этот раз Илар внимательно следил за тем, как реагируют люди. Как они плачут, вздыхают, а когда дошел до того места, где отец и сын бились на поединке, взял, да… изменил окончание — сходу, без подготовки, без каких‑либо трудностей!
В этой версии отец и сын узнали друг друга, настал мир, они поехали на могилу любимой и матери, и там оплакали ее, заливаясь слезами. Оплакав — уехали в новые земли, где жили долго и счастливо — сын женился на хорошей девушке, а отец нянчил внука, которого назвали его именем, и внучку, названную именем бабушки.
Зал вначале замер, затих, никто не ожидал подобного исхода, окончание песни прошло в мертвой тишине — не стучали ложки, не скрипели стулья. У Илара было такое ощущение, что он находится среди мертвых — люди похоже не дышали, вслушиваясь в слова песни. А когда она закончилась, некоторое сидели мертво, будто пришибленные пыльным мешком с мукой.
А потом началось такое, чего Илар не ожидал — рев, крики, топот! Его подхватили на руки, стали подбрасывать, а когда все‑таки поставили на месте, музыканта снова осыпал дождь монет.
Сказать, что Илар был счастлив — ничего не сказать. Он был потрясен. И даже не реакцией людей — люди, особенно нетрезвые, склонны к бурному выражению чувств, здесь ничего особенного не было. Илар был потрясен тем, как легко у него получилось изменить слова и мелодию, как выскочили откуда‑то из души нужные слова, и как они сумели зацепить за струны в душах зрителей. Магия? Или просто он никогда не попадал в такие условия, когда его талант должен раскрыться в полной мере? Кто теперь скажет… только не он, мальчик из провинциального городка.
В этот день он напился. Так, как не напивался никогда в жизни. Его угощали, наливали, хлопали по плечам, и скоро Илар уже ничего не соображал, кроме одного — сберечь далир! Сберечь, во что бы то ни стало! Даже тогда, когда его тащили наверх, чтобы уложить в постель, Илар никому не отдал свой драгоценный инструмент, прижимая его к груди и держа глупую улыбку на болтающейся, как ветка дерева головой. Так и заснул в кровати — потный, облитый вином и соусами, с прилипшей к щеке веточкой гинзы, которую тут очень любили добавлять в салаты. Дверь за ним захлопнули, и музыкант остался лежать в ночной тишине, сраженный наповал силенским вином.
«Ооох… оооох… зачем же я так напился?! Как лесоруб после получки… Получки? Похоже не будет получки… растащили все. Где мне было с пьяных глаз глядеть за деньгами? Да демон с ними, все равно сейчас подохну… Тошнит как…»
Илар мучительно медленно и трудно пошевелился на кровати, спустил ноги, уцепился за спинку лежбища, и перебирая непослушными руками принял вертикальное положение. Тут же комната пошла кругом, завертелась, закружилась, и… музыканта стошнило. А затем он потерял равновесие и со всего размаха врезался в пол, вставший горбом.
«Оживший» пол врезал в лоб так, что посыпались искры, Илар выругался и отплевываясь, пополз к ванне, стоявшей посреди комнаты. Он всегда заранее просил поставить в комнате ванну, чтобы помыться после концерта (дурные привычки домашнего мальчика). И сейчас она была тут, поблескивала в темноте начищенными медными боками.
Илар, шатаясь, подошел, уцепился за край обеими руками, постоял, держа равновесие потом осторожно освободил одну руку и сунул ее в ванну, щупая воду. Вода уже остыла, и была чуть теплее человеческого тела. Илар подумал, и начал сбрасывать одежду прямо на пол, потом перегнулся через край ванны и плюхнулся, подняв фонтан брызг. Сходу захлебнулся, глотнув воды, вынырнул и лег, опершись затылком в край ванны и высунув из воды лицо. Около минуты лежал, моргая, глядя в темный потолок — фонарь не горел и комнату освещала только луна, выглядывавшая из‑за неплотно прикрытой занавеси. Вернее не освещала, а выхватывала бледными лучами кусок стены, оклеенной выцветшими обоями, сохранившими следы какого‑то рисунка, теперь больше похожего на вязь букв неведомой письменности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
