– Да ты ж ни за что не скажешь. Скорее умрешь. – Ее голос жалобно затих. Но он по-прежнему ощущал на себе ее взгляд, словно она не теряла надежды на его ответ.
Он промолчал, конечно. А когда открыл рот, то лишь мрачно произнес:
– У меня дети, солнышко. Я не могу позволить себе ложь и тщетные надежды.
– Я тоже.
– Не будем сегодня спорить, Фэнси, – прошептал он в ответ.
Но старые обиды и недомолвки сумели потихоньку прокрасться в кабину пикапа. Он не знал, чего ожидать от нее, а следовательно, не мог ей доверять. Не слишком-то она была щедра на обещания. Впрочем, и он, наверное, тоже. Но время для откровенного разговора еще не наступило. И поэтому он просто молча притянул ее к себе и больше не произнес ни слова. Она тоже молчала, прильнув к нему, пока они не добрались до плавучего ресторана на реке. Там разговор возобновился, но уже о другом. А значит – напряжение недосказанного так и осталось между ними.
После ужина он хотел отвезти Фэнси домой, но она воспротивилась. Такой чудесный вечер, сказала она, что ей хочется продлить его. И добавила, что мечтает потанцевать с ним – так, как они танцевали раньше.
Он нетерпеливо потащил ее вдоль берега реки, сквозь толпу праздношатающегося люда – горластых подростков в шортах и футболках с самыми разнообразными надписями на груди, малышей, подбрасывающих крошки голубям, раскормленных туристов с фотокамерами на шее, молоденьких мам с колясками, влюбленных, гуляющих рука об руку. Вокруг было слишком много толкотни, слишком много шума. Черный густой смрад от моторных лодок прожигал ему легкие. Приходилось то и дело уворачиваться от прохожих, обходить расставленные вдоль берега столики и подныривать под зонты. Джим не любил эту толчею и карнавальную атмосферу, привычную для Фэнси. Но ведь, в конце концов, важно, что нравится ей.
Он привел ее в ночной клуб – туда, где прежде был кирпичный склад. Они танцевали вдалеке от остальных посетителей, прильнув друг к другу, отдавшись неспешному ритму тихой мелодии, наслаждаясь чудесным видом на реку. Близость Фэнси снова вызвала в нем желание, и всякий раз, когда музыка замолкала, он прижимал ее к стене и осыпал поцелуями, как подросток, открывший для себя радости секса. Впрочем, она нисколько не возражала.
Она захотела пить, и он заказал бутылку французского шампанского. Но почему-то пенящаяся, приятно обжигающая пересохшее горло жидкость пришлась больше по вкусу не ей, а ему, и он выпил почти всю бутылку. Шампанское и Фэнси очень быстро вскружили ему голову, и он заказал еще одну бутылку.
И это стало величайшей ошибкой в его жизни.
Потому что Фэнси отпила лишь несколько глотков, а он, очарованный ее сверкающими глазами, проглотил и эту бутылку тоже.
На следующее утро он проснулся в чужой постели, в окружении роскошной безликой гостиничной мебели. Его подташнивало, голова кружилась, а глаза жгло, как при высокой температуре.
Он испытал величайшее потрясение, увидев обнаженную, свернувшуюся в комочек у него под боком Фэнси, а у нее на пальце – новенькое блестящее обручальное кольцо.
Боже милостивый.
Он уставился на это кольцо и неотрывно смотрел на него, пока оно не расплылось у него перед глазами в неясное пятно.
Потом перевел взгляд на Фэнси. Ее спутанные волосы разметались по его подушке.
На губах играла довольная улыбка.
Он вспомнил судью… полуночную брачную церемонию… Сердце начало стучать молотом. А потом в памяти всплыла вся предыдущая ночь.
Господи, что же он натворил?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда он открыл дверь, Фэнси сонно заворочалась.
– Джим?
Ее оклик дуновением ветерка прошелестел по комнате. Фэнси поспешно нащупала кольцо – чтобы убедиться, что это не сон.
Он обернулся. Посеревшее лицо было мрачным, а глаза непроницаемыми.
– Еще очень рано. Я не хотел тебя будить.
Тяжесть и горькое отчаяние змеей обвились вокруг ее сердца. Его резкий голос ударил больнее, чем тысячи разгромных рецензий на ее коллекцию одежды.
Он жалеет о том, что случилось вчерашней ночью.
Во рту у нее пересохло, и она не могла произнести ни слова, а лишь молча смотрела на него. Он был так хорош, так по-мужски прекрасен сейчас, с взъерошенными иссиня-черными волосами и сонными дымчато-золотистыми глазами. Ей хотелось взмолиться, чтобы он вернулся к ней, обнял, согрел поцелуями и ласками, чтобы сказал, как любит ее.
Он сунул руку с ключом от номера поглубже в карман и толкнул дверь.
– Куда ты? – с трудом выдавила она, кутая вдруг заледеневшее тело в простыни.
Он нахлобучил на голову шляпу и по привычке лихо сдвинул ее на затылок – так, как носил всегда. Только сегодня этот жест получился усталым и неестественным.
– Глотну свежего воздуха, малышка. – Сумрачный, полный муки взгляд остановился на ней. – Пожалуй, тебе тоже нужно подумать… Я… должно быть, я был вдрызг пьян, когда решился на такой дурацкий поступок. Так что предупреждаю – не стоит выходить из себя. Я не собираюсь удерживать тебя в этом браке.
Выходить из себя. А у нее сердце разрывается на части. И его ледяной голос и мрачное лицо убивают ее.
– Значит, ты хочешь развестись? – прошептала она.
На какой-то миг он заколебался. Она затаила дыхание. Господи, пусть он скажет что угодно, только не это. В душе у нее словно что-то сломалось, когда его отчужденный золотисто-карий взгляд безразлично скользнул по ее лицу. Прошлой ночью он напился, и она своими чарами заставила его потерять голову. Но утром, протрезвев, он не может смотреть на нее без болезненной гримасы.
– Конечно, солнышко, – ответил он глухим, мертвым голосом. – Как скажешь.
Словно самому ему все равно. Снизу, от реки, раздался детский смех. Взгляд Фэнси метнулся к балкону. А в следующий миг дверь за ним с громким стуком захлопнулась.
– Джим… – Она вскочила с кровати и, как была, обнаженная, кинулась к двери. Полутемный коридор был пуст. Из-за угла раздался шум лифта. – Джим!
Двери лифта тяжело раздвинулись, снова сошлись – и он уехал.
Так эта ночь ничего для него не значила? И даже хуже – он ее презирает за эту ночь? Что ж, она не может его винить.
Она поплелась в ванную, стала под душ. Включила горячую воду – и все равно дрожала от холода. Ощущение бесконечного счастья, охватившего ее, когда Джим вытащил старика судью из постели и заставил срочно расписать их, уступило место отчаянию.
Она вспоминала, как Джим, дурачась, нахлобучил ей на голову свою огромную ковбойскую шляпу и, легко подхватив ее на руки, перенес через порог их первого совместного жилища. Как он улыбался в ответ на ее нетерпеливые поцелуи, которыми она принялась осыпать его, едва за ними закрылась дверь номера. И как секунду спустя он уже опустил ее на постель, не переставая поддразнивать:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
