Хорошего в этом… Совсем ничего хорошего. Если что накопают, так мою Катеньку ненаглядную не только с работы турнут, но ещё и под суд отправят, а там, с конфискацией ноутбука, враз на север зашлют, айсберги пилить на кубики для мартини! И виноват во всём буду я. Кто ж ещё? Не она же, правда…
— Могу выметаться?
— Любимый, ты иногда так читаешь все мои тайные мысли, что даже страшно. Меня никто-никто в целом свете так хорошо не понимает, как ты. Давай поцелую, и чеши!
— Труп тоже захватить?
— Нет, блин, здесь мне его оставить! Он тут уже прижился, прописался под кроватью как деталь интерьера и сам никуда уходить не хочет.
— Понял, заберу. Через какой выход возвращаться присоветуешь?
— Чего так официально-то? Обиделся? — Катя развернулась на вертящемся стуле и, приподнявшись, чмокнула меня в утолок губ. — Погоди, скажу, как тебе двигаться, чтоб у вас у обоих на ходу ничего не откусили. Где тут у нас карта города? Сейчас я тебе самый короткий маршрут зарисую… Милый, всё занято, везде полно народу. Через распылитель пойдёшь?
Я пожал плечами — какая разница-то, через чего только не ходил уже. Ладно, пока моя милая нащёлкивала клавишами, мне оставалось лишь вытащить из-под кровати курьера, взвалить на плечо и вернуться в комнату. Катя обернулась ко мне с серьёзным лицом.
— Сядь на стул, думай о хорошем и прости меня за всё.
— Не понял?
Хозяйка навела на меня плоскую коробочку с рядом кнопок и, нежно улыбаясь, выбрала самую большую. Я почувствовал некоторое беспокойство…
— Понимаешь, сама эту штуку в первый раз использую. Но ты не пугайся, пульт на гарантии, если с тобой что не так, мы потом всё изобретательское бюро по судам затаскаем! В смысле я затаскаю. Тебе уже не до того будет.
— Как называется? — икнул я.
— «Зелёная миля».
— Милая, а не… — Я начал осторожно приподниматься, договорить не успел.
— Труп крепче держи, — напомнила Катя и недрогнувшей рукой нажала на кнопку.
Мгновением позже меня ослепил ярко-зелёный луч, и глаза я уже открыл, сидя на соломенной крыше дядиной хаты. Тело несчастного царского курьера лежало рядышком, медленно сползая по соломе вниз. Я чудом успел поймать его за ворот нижней рубашки кончиками пальцев, а снизу уже гремел грозный голос старого генерала Иловайского 12-го:
— Да я тебе, шавка столичная, своей рукой холку намылю, если ещё раз хоть одно плохое слово про моего племянника скажешь!
— Но вы не можете отрицать его участия в поджоге дома графа Витицкого в Санкт-Петербурге…
— Где тот Петербург, а где мы? На чёрте он, что ли, туда за час слетал да назад обернулся?!
— …а также срыве международной научной конференции, стрельбе и разгроме…
— Ординарец! Всё, сил у меня больше нет… Ну не понимает он человеческого языка, давай сюда пару хлопцев с нагайками!
Я почувствовал, что пальцы немеют и долго удерживать труп у меня просто не получится.
— Вы не имеете права! Я нахожусь при исполнении! Если сию же минуту хорунжий Иловайский не будет…
Предательская солома скрипнула под моим сапогом, и мы вместе с курьером рухнули вниз! Он — удачно, прямо на голову лысого типа якобы из Третьего отделения. Я ещё более удачно, потому как прямо в заботливые руки моего добрейшего дядюшки. Счастливый момент! Я ткнулся носом в его могучую грудь, поиграл орденами и поднял на обалдевшего родственника самый преданный взгляд.
— Ты?!
— Я, дядя.
— Живой!
— А что со мной сделается?
— Тогда чего у меня на руках сидишь, ровно дитё малое?
— Детство вспомнил.
— А ну слазь!
— Разрешите исполнять?
— Да слазь уже, покуда я спину не надорвал. — Покрасневший от натуги дядюшка сбросил меня на утоптанную землю и кивком головы указал на мёртвое тело.
— Курьер. Тот самый, что был отправлен к нам с приказом. Доставлен мною по вашему приказу из Оборотного города. Там же был раздет и обобран до нитки. Но убит в наших краях, с какой целью — пока непонятно, — встав на ноги, отрапортовал я. — Дайте ещё пару дней, и выясню! Если, конечно, никаких более срочных дел нет. Ну там типа кофе подать или сапоги слюной начистить, чтоб аж горело!
Увы, он меня не слушал. Казачий генерал небрежным движением пальца отодвинул меня в сторону, даже забыв прилюдно обозвать балаболкой, и склонился над пришибленным жандармским чином. Тот пребывал в полной бессознательности, так что немногим отличался от лежавшего на нём мёртвого курьера. Рыжий ординарец на всякий случай постучал ему нагайкой по лбу, но столичный чиновник не отозвался.
— Звук звонкий, наверное, весь мозг вниз стёк, — предположил я. — Ты ему ещё по затылку постучи для сравнения.
Рыжий догада со всей служебной ревностью замахнулся добавить и по затылку, но дядя не дал. Перехватил за руку и рыкнул на нас обоих:
— Ты чему моего ординарца учишь, балбес? А у тебя, здорового лба, от его брехни памороки отшибло, соображалка рыжая?! Чего этому лысому кумпол долбить, когда он и так поперёк себя пришибленный? Ведро воды сюда тащи, отливать его будем. Да похолоднее! — Последние слова наш атаман протянул с явным удовольствием, почти пропел. — А ты, Иловайский, пошёл вон отсель! Делом займись.
— Каким, ваше родное сиятельство?
— Сортир на заднем дворе почини. Прохор доложил, что как тока ты в него сиганул, так сие полезное строение взорвалось, ровно ядром в пороховой погреб закатали! Шесть соседних дворов уже третий час отмыться не могут. Представляешь, как тебя там народ лицезреть жаждет?
Я почувствовал, как сердце холодным комком рухнуло вниз и попыталось спрятаться где-то под печенью. Как меня встретят приветливые калачинцы, крыши и заборы которых до сих пор неароматно благоухают в ту сторону, куда ветер дунет, можно было бы и не уточнять. Проще сразу надеть мешок на голову да самому сигануть с откоса в омут, и упокой Дон-батюшка мою дурную головушку…
— Ну, что пригорюнился, ты ж характерник! Али чуешь чего?
— Чую, — вздохнул я. — Бить будут…
— А-а, это уж и к гадалке не ходи, — отмахнулся мой дядя. — А вот чуешь ли, что по твоей спине и моя нагайка плачет?
— Да найду я вам этот приказ, найду…
— Вот и молодец! Умница! Хвалю! — Он пихнул меня кулаком в бок. — И всё ж таки давай двигай отсель. Вона хлопцы аж три ведра колодезной воды волокут, сейчас развлекаться будем.
Правильно, как работать, так это я, а как развлекаться, так извини-подвинься, хорунжий. Вечно всё интересное в полку мимо меня проходит. Но по логике вещей дядюшка, конечно, прав: не следует, чтоб этот лысый дятел, очухавшись, сразу на меня кинулся. Успеет ещё, налюбуется при случае…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
