А я-то уже решил, что никому здесь не нужен! Выходит, нужен, и даже очень. Когда папа про родичей своих рассказывал, мне казалось, что это все – вроде страшной сказки. И мама предупреждала.
Мама! Надо позвать маму. Она поможет!
– И чего он хотел, Тидид?
– А?
Очнулся – там где и стоял столбом. А вокруг – никого. Значит, уже уехали чернобородые. Я даже и не заметил.
– Ничего, – наконец, проговорил я. – Это мой родич Фоас. Поздоровался.
* * *
В этот дом мы уже стучались с опаской. Не любят гостей в Калидоне Этолийском! Если уж дедушка меня на порог не пустил!
...А о дяде Геракле всякое говорят. Будто и не безумен он. Просто думает много. Вспоминает. И действительно, есть о чем! Хорошо, если так, ведь он – тоже мой родич. Его можно о помощи попросить. Родичам не отказывают!..
(Капаниду я так ничего и не сказал. Еще не хватало!)
– Вы чего, к Гераклу?
В дверях – здоровенный дядька. Бородатый. В глазах – скука смертная. Стоит, к стене прислонившись. И под ногтями чистит.
– Мы... – начал было я.
– Катитесь отсюда! Ходят, ходят...
И так вздохнул! Будто надоели мы ему хуже репы вяленой. Будто ходим сюда каждый день – по четыре раза.
– Геракл ни с кем сейчас не разговаривает. Занят он. А вы – катитесь!
И все ногти в порядок приводит!
Так я и знал! То есть, не знал, конечно. Я-то, честно говоря, совсем на другое рассчитывал.
Поглядел на Капанида – словно друг мой помочь мог. Да чем тут поможешь?
– А мы не к нему! – внезапно брякнул Сфенел (баском! баском!) – Мы к тете Деянире. Я ее племянника привел.
А ведь действительно – помог!
– Кушайте, мальчики, кушайте! Может, вина налить? Немного?
Я только головой покачал (рот занят был), а Сфенел...
– Спасибо, тетя Деянира. Мне – немножко!
(И снова – баском!)
Наливает тетя!
Без Капанида я бы точно пропал. Потому как тетя Деянира уж больно грозной оказалась. Рост – повыше Сфенелова, плечи (и кулаки!) – как у того дядьки, что ногти чистил (Лихасом его зовут). И басом говорит. Правда, красивая, ничего не скажешь. Большая!
(А еще, говорят, она копьем хорошо работает. Вот бы поглядеть!)
А Сфенел – молодец. Я-то молчал больше, а он и про папу рассказал, и про дядю Капанея, и всех родичей вспомнил. Капанид тете Деянире тоже кем-то приходится. А тетя...
– Вы, мальчики, Лихаса нашего извините. Сами понимаете, кто ни приедет – сразу к Гераклу. Сейчас еще ничего, а как праздник какой...
Говорит (басит!) и все на Сфенела смотрит. А Капанид – молодец! Чашу поднял, Дионису-Бромию плеснул, как положено, здравицу хозяевам провозгласил. Я даже пожалел, что не пью.
– Ну, рассказывайте! Как там в Аргосе?
Рассказывать, само собой, Сфенелу выпало. И хорошо! Капанид – парень основательный, как и его папа. Ничего не забудет, не упустит. И все – баском, баском. Правда, порой петуха пускает, но – ничего.
Сфенел басит, тетя Деянира басит, я косулю жареную кушаю, водой со снегом запиваю.
Хорошо!
Потом и тетя кой-чего рассказала. Спокойно тут у них, в Калидоне Этолийском. Раньше куреты из-за реки скот воровали, но с дядей Гераклом сразу притихли (еще бы!). У дяди Геракла стад много, и быки, и козы, и овцы. И кони тоже есть. Может, и не столько, как у покойного Авгия Элидского, но – хватает.
Странное дело – про детей своих моя тетя куда меньше говорила. Да и что говорить? Сыновья – все четверо – при стадах, и дочка, Макария, там же. Не иначе, доить учится.
(А с дедушкой Живоглотом тетя Деянира даже не видится. А ведь она – его младшая дочь!)
В общем, про стада тетя долго рассказывала. С чувством. Капанид и тут не подкачал. Он ведь – не то, что я. Я – изгнанник, чужак. А Сфенел – самого Анаксагора потомок, его темен (владение, то есть), чуть ли не самый большой в Арголиде. Так что и у него всяких стад хватает.
Тетя Деянира про стада Сфенеловы услыхала – и совсем растаяла, как снег у меня в чаше. Улыбалась, кивала, про быков переспрашивала (ба-а-асом, ба-а-асом). В общем, поняли они друг друга.
А я косулю доковырял, воды хлебнул. Задумался.
И в самом деле, делать чего?
Что маму звать не буду – это я уже решил. И не потому, что она сейчас далеко, и может не услышать. Мое это дело. Папа под Фивами тоже мог маму позвать. Ведь его там убивали! Но – не позвал ведь.
Я – кровник куретам. Не мама!
А дяде Гераклу, похоже, не до меня. Вспоминает он – так тетя Деянира сказала. В покоях своих сидит, шкуру на плечи накинул (ту самую, от льва Немейского) и вспоминает. Может, про льва, может, про гидру. В общем, не узнает никого.
А даже если бы и узнавал. Куреты – это не лев и не гидра. Заступится за меня дядя, а они ему стада перережут. Или тетю Деяниру убьют. И не посмотрят, что дядя – сын самого Зевса и первый во всей Элладе герой. Куреты никого не боятся. Геракла они, конечно, уважают и не трогают (потому и через реку переходить перестали). Но если он в кровную вражду вмешается – все!
А ведь дядя Геракл не тутошний. Изгнанник, как и я. Куда ему потом ехать?
Думаю, а сам за окно гляжу. Скоро темнеть станет. А там... Ой, страшно! То есть, не страшно, я ведь ничего не боюсь!..
...как овцу! Кинут на землю, голову вверх задерут – и тупым ножом по горлу!..
Ну почему я маму не послушал! Ведь говорила же.
А если... Меч бы достать! Настоящий! Один на один я бы с этим Фоасом схватился. Он ведь не знает, что я, когда злюсь, реку вижу! Да только где меч достанешь? И не поможет это. Его убью – другой меня убивать станет. Потому что в кровной мести правил нет, это не война...
...как овцу! Это если я не приду. А если приду...
– Лихас, ты... Дай мне меч! Я потом тебе отдам.
Скривился, на ногти посмотрел. Сейчас сплюнет!
– Еще чего?
Ясно... Хорошо хоть не плюнул!
* * *
К Гераклу меня все-таки пустили. На чуть-чуть. Поздороваться. Одного пустили – без Капанида. Потому как я – племянник. Да и не любит дядя Геракл, когда к нему больше чем один заходит. Вспылить может.
Это все мне тетя Деянира рассказала. Шепотом. Рассказала, к двери высокой подтолкнула. Я за ручку медную (под гроздь виноградную сделана) взялся...
Страшно?
Да нет, по сравнению с тем, что ночью будет, не очень. Просто – Геракл!
...То есть, не «просто». Геракл! Великий! Величайший! Тот, кто небо на плечах держал!
(Правда, дядя Эвмел говорит, что с небом все иначе было. Но это тоже «тс-с-с!»).
Одно слово – ГЕРАКЛ!
Ладно...
В покоях – темно. Светильник в углу чадит, еще один – у окна. А окно чем-то тяжелым завешено. Посреди же – не поймешь. То ли ложе, то ли кресло. Под креслом (или ложем?) дубина лежит – с меня ростом.
Ой!
И – шум. Словно гидра сюда заглянула. Вдо-о-ох! Вы-ы-ыдох!
А как глаза к полутьме привыкли, я и увидел, что это не гидра. Это дядя Геракл. На ложе сидит, бородищу кулаком подпер, локтем о шкуру львиную (ту самую!) оперся...
Вспоминает!
И дышит громко. Вдо-о-ох! Вы-ы-ыдох!
Если бы не светильники эти дрянные, я бы его лучше рассмотрел. А так – что увидишь? Большой он очень. И руки волосатые, и грудь. Лицо тоже большое, особенно брови. Хмурое лицо.
Кашлянул я, да только без толку. Не видит меня дядя Геракл. Не смотрит. На покрывало красное смотрит – или на шкуру, не разберешь. И губами шевелит.
Огляделся я немного. В углу треножник, на нем лежит чего-то, еще дальше – колчан (тоже с меня ростом). Думал лук его знаменитый увидеть, но не увидел. Спрятали, наверное, лук.
Пора здороваться. А то «чуть-чуть», на которое меня пустили, кончится.
– Радуйся, Геракл Амфитрионид. Я Диомед из Аргоса, твой племянник.
Эх, мне бы Капанидов басок! Не сказал – прочирикал.
...Или проблеял. Как овца под ножом!
Вначале – ничего. Дышит только. Но вот дрогнул кулак, на котором бородища лежала. Медленно-медленно приподнялась голова.
– Ди-о-мед?
Так и сказал – по слогам. Словно значками на табличке написал.
– Ди-о-мед... Кони... Кони.. Где Абдер? Брат, ищи Абдера! Кони... Кони...
А дальше – и не понять. Громко – а не понять. Вроде бы тоже что-то про коней. А меня уже – за локоть. Это тетя Деянира подошла. Кончилось мое «чуть-чуть».
* * *
Тихо. Темно. Душно.
Это ложе, наверное, для дяди Геракла делали. На него можно десять таких, как я, уложить. Но уложили меня одного – в гостевом покое. Капанида тетя Деянира к себе позвала. Должно быть, про быков поговорить.
Оно и лучше. Не в смысле, что про быков, а то, что я один остался. Тем более, уже ночь, часа через два и луна взойдет...
А до моста – чуть меньше часу ходу. Через ворота (закрыты они, но через стену перемахнуть – нечего делать), по дороге – и к реке. Перед мостом – герма старая. А за мостом – уже Куретия.
Про герму мне Лихас рассказал – после того, как меч дать отказался. Рассказал – и впервые не на ногти посмотрел, а на меня. Странно так посмотрел!
Душно тут! Хорошо, хоть ставни открыты! Окошко во двор выходит, на дворе сарай какой-то...
...А дверь, что на двор ведет, изнутри закрывается. На щеколду. Это я уже проверил.
