Оливер горько усмехнулся. Сейчас забыть не удастся. Пригласив бабушку в Холстед-Холл, он совершил ошибку. Она щедро тратит тут деньги, увеличивая зависимость братьев и сестер от ее богатства.
Оливер отхлебнул вина. С ним это не пройдет. Он не позволит ей распоряжаться в Холстед-Холле. Пусть он ненавидит этот дом, но дом принадлежит ему, и он сам будет решать, как здесь жить.
— Ваша сестра сказала мне, где вас искать, — раздался у него за спиной тихий голос.
Оливер напрягся, потом сделал еще один глоток.
— А я-то думал, вы уже на пути в Лондон.
— С чего бы вдруг? Оливер вздохнул.
— Я достаточно хорошо знаю свою бабушку. Думаю, тот разговор в гостиной свелся к предложению денег.
Мария подошла ближе. Оливер почувствовал исходящий от нее запах розы и чего-то еще.
— Вы думали, я возьму у нее деньги?
В ответ Оливер вооружился привычным цинизмом:
— А почему бы вам их не взять? Я бы на вашем месте взял.
— Вы ведь сказали, что, если я не останусь на ночь, вы бросите нас с Фредди в тюрьму.
— Но вы ведь наверняка догадались, что у бабушки хватит влияния предотвратить это.
— Возможно, я испугалась риска.
Оливер насмешливо фыркнул:
— Ну разумеется, ведь вы такая робкая.
Мария мягко усмехнулась:
— Такого о себе я еще не слышала.
Пытаясь угадать ее настроение, Оливер бросил на девушку косой взгляд.
— Приняв ее предложение, вы оказались бы в выигрыше. С ее деньгами вы могли сколько угодно искать своего жениха и, кстати, избавиться от пребывания здесь. — «И от меня», — мысленно добавил он.
— К счастью для вас, я не так меркантильна. Я обещала остаться здесь на ночь, и я останусь.
Облегчение, которое испытал в этот миг Оливер, удивило его самого. Она только средство борьбы, ничего больше. Если понадобится, он найдет другую.
В лунном свете ее лицо светилось, как у ангела, а светлые косы, короной уложенные на голове, казались сияющим нимбом.
Оливер зарычал. Нимб, ангелы, лунный свет — да что на него нашло, в конце концов, откуда такие странные фантазии?
— Если бы вы сбежали, я бы не стал вас винить. Ваша цель — найти Хайатта.
— Вы дурного мнения о людях, но некоторые из нас держат слово и не забыли о честности.
Сам Оливер давно забыл это слово. С насмешливой улыбкой он поднес к губам кубок.
— Вам повезло, мисс Баттерфилд. Думаю, бабушка удивилась. Наверное, вы первая, кого она не смогла купить.
— О! Кого же она покупала раньше?
В мозгу Оливера вспыхнули сцены той страшной ночи. Сам он дрожит от ужаса, а бабушка мечется, успокаивает слуг, сует взятки направо и налево, чтобы замять скандал.
— Никого. Забудьте, что я сказал.
— Вы ведь часто так делаете? Оливер залпом допил остаток вина.
— Как?
— Замыкаетесь в себе, когда кто-нибудь пытается заглянуть в вашу душу. Стараетесь все обернуть в шутку.
— Если вы пришли, чтобы читать мне мораль, не трудитесь, — огрызнулся он. — Бабушка делает это безупречно, вам трудно с ней соревноваться.
— Просто я хочу понять.
— А я хочу, чтобы меня проглотила звезда, но наши желания не всегда сбываются.
— Что?
— Забудьте. — Резко развернувшись, Оливер направился к ближайшей двери в стене, но Мария поймала его за рукав.
— Почему вы так сердиты на свою бабушку?
— Я же говорил вам: потому что она пытается разрушить мою жизнь и жизни моих сестер и братьев.
— Заставляя вас вступить в брак, чтобы у вас были дети? Я думала, что от всех лордов и знатных леди ждут именно этого. А вы пятеро уже достаточно взрослые для брака. — В тоне Марии послышалась насмешка. — А некоторые уже не просто взрослые…
— Придержите язычок, дорогая, — оборвал ее Оливер. — Я сегодня не в настроении выслушивать нотации.
— Из-за вашей бабушки? Но ведь вы сердитесь не только из-за ее требований? Причина кроется глубже.
Оливер бросил на нее гневный взгляд.
— Какое вам до этого дело? Или она завербовала вас в свои ряды?
— Едва ли. Миссис Пламтри просто сообщила мне — дальше я цитирую — «что вы женщина, которая никак не удовлетворяет моим требованиям к его жене».
Оливер улыбнулся точности, с которой Мария воспроизвела даже интонации бабушки.
— Я же говорил вам, что так и будет.
— О да! — воскликнула она. — Вы оба прекрасно умеете оскорблять людей.
— Да, это один из моих многочисленных талантов.
— Ну вот — опять. Опять вы пытаетесь все превратить в шутку, вместо того чтобы поговорить о том, что нас действительно беспокоит.
— И что же это?
— Ваша бабушка поставила ультиматум, но в ярость нас приводит нечто другое. Так что же она сделала?
Черт возьми, неужели она не оставит его в покое?
— С чего вы взяли, что она что-то сделала? Может быть, во мне говорит просто дух противоречия.
— Конечно, говорит. Но сердитесь вы на нее не на это.
— Если вы собираетесь две недели задавать мне глупые вопросы, которые не имеют ответов, тогда я готов оплатить ваш отъезд в Лондон.
Девушка улыбнулась.
— Нет, не готовы. Я вам нужна.
— Это правда. Но раз я плачу за услуги, то думаю, что имею право обговорить условия этих услуг. Дурацкие вопросы не входят в сделку.
— Пока вы мне еще ничего не заплатили, — легкомысленным тоном проговорила она. — Так что пока я свободна от условий. К тому же я весь вечер изо всех сил старалась ради вашего дела. В конце беседы с вашей бабушкой я сообщила ей, что у меня к вам есть «чувства» и что у вас ко мне тоже есть «чувства».
— И вы не поперхнулись на этой лжи?
— Но у меня к вам действительно есть чувства, правда, не те, о которых она подумала. Но миссис Пламтри подозревает, что дело нечисто. Она более проницательна, чем вы думаете. Сначала она обвинила нас в том, что мы устроили фарс, а когда я стала это отрицать, она заявила, что я «поймала вас в сети», чтобы завладеть вашим состоянием, которое достанется вам от нее.
— И что вы на это ответили?
— Сказала, что она может оставить себе свои драгоценные денежки.
— Правда? Хотел бы я услышать это собственными ушами. — Мария поражала его все больше. Никто еще не сумел противостоять бабушке, одна лишь эта маленькая американка с ее наивной верой в справедливость, добро и совесть.
Никто и никогда не защищал его с таким рвением, даже собственные братья. Особенно если учесть, как он сам с ней обошелся.
— Теперь я понимаю, почему вы так настроены против нее, — продолжала Мария. — В ней действительно есть качества, с которыми трудно смириться.
Оливер заглянул в пустой кубок.
