Не давая ей времени обдумать предложенный вариант, веду на второй этаж. Забираю сумочку, пиджак, иду дальше. Мимо столов, людей, в тёмные коридоры. Вита не вырывается даже. Только старается не отставать.
Музыка перестаёт давить на барабанные перепонки. Я толкаю последнюю дверь и завожу Виту в комнату. Здесь тускло горит свет, тесно очень. Из мебели только пошлый бархатный диван и тумба.
Закрываю комнату на ключ, бросаю вещи на диван и сам на него сажусь.
— Я не буду с тобой трахаться, Самсонов. Даже не думай! — Вита скрещивает руки на груди, воинственно приподнимает подбородок.
— Не будешь, конечно. Ты же потанцевать хотела? Вон телевизор висит, можно музыку включить.
— Это не одно и тоже, — щурится Вита.
— Смелее, малыш. Я же видел, как ты танцевала. Для меня танцевала. Здесь то же самое, только мужиков посторонних нет. Только я. Твой муж.
— Ты слишком много фантазируешь на свой счёт, — качает она головой, но пульт всё же берёт и включает музыку.
Поворачивается ко мне спиной, смотрит плейлист. Чувствуется, что у неё игривое настроение. Вита находит какую-то весёлую танцевальную песню и начинает слегка покачивать бёдрами. Сначала неуверенно, а затем смелее и смелее. Соблазнительно, очень. За два года, что мы не виделись, её фигура приобрела более женственные формы.
— Это моя любимая песня, — произносит Вита, когда я оказываюсь сзади.
Она, кажется, не дышит даже. Делаю ещё шаг, одной рукой сгребаю её в охапку. К себе разворачиваю и целую. Настойчиво, даже слишком. Вита напрягается, смыкает губы. Не пускает. Отворачивает голову, в шею мою лицом утыкается.
— Давай начнём всё сначала? — Целую её в макушку.
— Смею напомнить, что это ты меня бросил. Первый.
— Я был зол. Очень сильно. Ничего не получилось бы тогда.
— И сейчас не получится.
Вита всхлипывает, затем глаза на меня поднимает и медленно приоткрывает губы. Я делаю ещё одну попытку поцеловать. Касаюсь пухлых губ, зарываюсь пальцами в мягкие волосы. Она обнимает меня за шею и целует в ответ. Пахнет какими-то сладкими цветочными духами.
Этот запах вбивается в ноздри, всюду проникает, срывая стоп-кран и развязывая руки. Я опускаю ладони на её ягодицы, сильно сжимаю. Она стонет мне в рот и позволяет поднять юбку почти до талии. Глажу нежную кожу, ласкаю. А затем подхватываю Виту за бёдра и усаживаю на тумбу. Ноги широко раздвигаю, встаю между ними. Снимаю с Виты футболку, добираюсь до бюстгальтера.
Следом она меня раздевает. Дрожащими пальцами расстёгивает пуговицы на рубашке, обнажает шрамы. И замирает, испуганно приоткрыв рот. Хорошо, что не кричит в голос.
Странно, но женщин это уродство даже вставляло. Проблема в том, что Вита помнит меня другим.
— Испугалась? — спрашиваю тихо.
Она головой мотает и сглатывает, изучает каждый рубец. Я не тороплю. Вита девочка впечатлительная. Не сможет — я пойму и давить не стану, хотя адски её хочу.
— Больно? — спрашивает Вита, поднимая взгляд и едва касаясь кончиками пальцев загрубевшей кожи.
— Нет.
— А здесь?
— Тоже нет.
Делаю глубокий вдох и с трудом сдерживаюсь. Меня кроет, почти трясёт от дикой похоти Вита чувствует это. Тянется ко мне губами, целует большой рубец. Нежно, почти неощутимо.
— А так? — спрашивает шёпотом. — Кирюш, так болит?
Не болит. Вообще не болит.
Завораживает, примагничивает. Приятно, щекотно. Ничего общего с болью.
— Нет, это не животное сделало, — с жаром произносит Вита, раз за разом покрывая поцелуями мою кожу. — Монстр.
— Почти.
— Неужели они на самом деле существуют?
— Ещё как существуют.
И у них человеческие обличья. Всё человеческое, только души нет. Правда, на войне она редко у кого бывает.
— Я думала, у тебя только на спине… Не ожидала, что и здесь тоже.
Из груди вылетает странный звук, похожий на свист. Смотрю, как Вита раз за разом касается меня губами, и сбито, неровно дышу. Она при этом шепчет что-то, приговаривает. Делает это так непринуждённо и естественно, что сложно прекратить. Кожа в тех местах воспламеняется и горит, но желание разодрать шрамы в кровь напрочь отсутствует.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Обхватив руками её голову, заставляю оторваться. В глаза смотрю. Зелёные, пьяные. В них слёзы поблескивают. Блядь, этого мне не хватало.
— Хватит, Вита. Всё хорошо. Уже всё хорошо. Давай я застегну рубашку, если тебя это отвлекает.
— Не надо. Не отвлекает.
— Я же понимаю, что шрамы никакого желания не вызывают. А я хочу тебя, твоего внимания. Хочу целовать, трогать, гладить, чтобы не думала ни о чём другом.
Хаотично застёгиваю пуговицы. Получается чёрт-те как, но это не столь важно сейчас. Потом разберусь.
Вита облизывает губы, делает глубокий вдох. Я приближаюсь к её лицу и с удовольствием целую. Глубоко, ненасытно — до дна испить хочу. Словно два года изнывал от жажды, а теперь вдруг нашёл целебный источник. Она отвечает на поцелуй так же рьяно, но потом отворачивается. Вот бы в голову к ней залезть и понять, в чём же всё-таки дело.
— Ничего не будет, Кирилл, — произносит Вита, позволяя расстегнуть бюстгальтер. — Ни-че-го.
— Не будет, я же обещал. Просто тебя потрогаю.
— Просто потрогаешь? — то ли спрашивает она, то ли утверждает.
Я согласно киваю, обнажая небольшую аккуратную грудь. Наклоняюсь и облизываю языком затвердевший сосок. Один, следом другой. Светлая кожа Виты мгновенно мурашками покрывается. Член болезненно ноет от желания войти в неё и бесконечно двигаться.
Вита запускает пальцы в мои волосы и пытается свести ноги вместе. Я не позволяю, потому что стою между ними. Веду рукой по внутренней стороне бедра, она стонет тихо и глухо, жалобно даже.
Не знаю, что остановить меня сможет — настолько хочу быть в ней. Прямо сейчас, находясь в этой пошлой, безвкусно обставленной комнате для уединения. Потом будет ещё. Нежнее, романтичнее, как захочет. Я домой её не довезу, клянусь. Либо здесь, либо в машине. Выбор невелик.
Сдвигаю в сторону тонкую полоску белья и касаюсь промежности. Вита мокрая, горячая. Возбуждённая до чёртиков. Почему ломается? Почему? Из-за парня своего?
Погружаю в неё два пальца, получаю в ответ громкий стон и слабое «нет». Противоречивая девчонка. Спорить пытается, хотя в моих руках мягкая и податливая, словно пластилин. Быстро кончает. Достаточно нескольких движений. Плавных, неторопливых. Поцеловать в шею, надавить на клитор. И Вита взрывается. Ярко, сильно. Содрогается в моих руках всем телом, выкрикивает имя. Кирилл, Кирюша. От последнего совсем плавлюсь. Никто с такой особенной тягучей интонацией его не произносит.
Убираю пальцы, бёдра её сжимаю. Вдавливаюсь эрекцией, чтобы почувствовала, как сильно хочу. Кажется, мне хватит меньше минуты. Я уже получаю эстетический оргазм от того, как часто вздымается её грудь, как сильно она возбуждена и как вкусно пахнет.
— Просто разреши.
Вита головой мотает и с тумбы спрыгивает. Одёргивает юбку, неловко мнётся и… на пол опускается. На колени. Я удивлённо смотрю, как она ширинку мою расстёгивает, достаёт каменный член. Как водит по нему ладонью. Упираюсь руками в стену, ноги шире расставляю. Смотрю на неё сверху и… не верю.
Спустя мгновение Вита губами меня касается. Смачивает слюной головку, отстраняется и вновь водит ладонью. Вверх и вниз. Быстрее, медленнее. Никак темп подобрать не может. Меня трясти начинает. Эмоции необъяснимые, запредельные. Вита взгляд поднимает, ища моего одобрения.
Ты моя жена, это нормально. Правда.
Она понимает без слов, обводит влажным языком губы и начинает ласкать меня ртом. Медленно, осторожно, опасаясь. Берёт не на полную глубину, как может. Неумело. Я не настаиваю, синхронно двигаю бёдрами. В ушах шумит, пол под ногами покачивается. Зажмуриваюсь от кайфа.
Спустя десять минут мы едем на заднем сиденье такси. Оделись, расплатились по счёту. Вита настояла на том, что ей домой пора. Ждут.
