Праздное хвастовство было не в привычке императора, и он не оставлял своего великого замысла исправить неловкую ситуацию с Римской империей, в которую не входил Рим. Поскольку после восстания «Ника» в стране установился относительный мир, император мог сосредоточиться на своем плане отвоевания потерянных земель. Как и следовало ожидать, нашлось множество людей, твердивших ему о невозможности осуществить задуманное. Главным среди них был Иоанн Каппадокиец, который, как и любой не зря поедающий свой хлеб казначей, рассматривал эту затею с финансовой точки зрения и полагал, что она экономически нецелесообразна. Он слишком хорошо помнил катастрофу африканской кампании Василиска, которая подорвала имперскую экономику на следующие шестьдесят лет. Убеждая Юстиниана не рисковать ресурсами империи в ненужной военной кампании, он добился резкого сокращения размера армии, посланной с Велизарием. С одной стороны, это гарантировало, что империя уцелеет в случае неудачи похода; но с другой — маленький размер армии увеличивал возможность неудачи, которой предполагалось избежать. Впрочем, это мало занимало Юстиниана — его вера в способности своего полководца была несокрушимой.
В конце лета 533 года Велизарий выступил в поход с восемнадцатью тысячами человек, и что более важно для потомков — со своим личным секретарем Прокопием, который вел отчет о событиях, при которых лично присутствовал. Армии, прибывшей в Сицилию, чтобы пополнить припасы, сразу же улыбнулась удача: выяснилось, что флот вандалов отсутствовал, поскольку был занят подавлением мятежа на Сардинии — поддавшись на уловку, осторожно подброшенную Юстинианом. Велизарий воспользовался возможностью и действовал быстро. Высадившись на берег страны, которая сейчас называется Тунисом, и не обнаружив тут ни одного вандальского солдата, византийцы получили землю, которая сама была готова упасть им в руки.
Долгие годы правители вандалов настраивали против себя африканское население своими попытками обратить его в арианство. После многочисленных разрушительных мятежей паранойя варваров дошла до того, что они снесли стены своих городов, чтобы не позволить бунтующим подданным восстать снова. Таким образом Велизарий, прибывший в Африку, обнаружил, что города лишены укреплений, а их жители приветствуют его как освободителя.
За пятьдесят шесть лет до этого Василиск мешкал со своими кораблями, пока вандалы не разбили его наголову, но Велизарий, располагавший всего лишь десятой частью войск, бывших у Василиска, направился прямо к Карфагену — единственному из всех вандальских городов, сохранившему стены. Его целью было заставить Гелимера выйти наружу и нанести быстрый мощный удар, пока неожиданность была на его стороне. Но когда он был всего в десяти милях от города, его лазутчики сообщили, что большое войско вандалов поджидает его впереди в тщательно подготовленной засаде. Казалось, самым благоразумным в этой ситуации был стратегический отход на нейтральную территорию, но Велизарию не терпелось схватиться с Гелимером. Доверившись своему чутью, великий полководец решительно двинулся вперед.
Большинство опытных войск Гелимера сейчас отсутствовало, сражаясь в Сардинии, поэтому король вандалов совершил ошибку, пополнив свои ряды неопытными новобранцами. Это помогло ему собрать армию внушительного вида, но поскольку она была слишком большой, чтобы ею мог эффективно командовать один человек, ему пришлось разделить командование над ней со своим братом. К несчастью для вандальской Африки, неопытный брат Гелимера оказался полностью некомпетентен в военном деле и совершил грубую ошибку, в результате чего весь его фланг был уничтожен византийским авангардом. Гелимер пытался спасти положение, бросившись в атаку — но его войска бежали, едва завидев внушающих страх гуннских союзников Велизария, в своем поспешном отступлении смяв ряды собственной пехоты. Каким-то образом Гелимеру удалось сплотить свои войска, но как только его превосходящие силы стали теснить византийцев, он наткнулся на тело своего брата и обезумел от горя. Отказавшись двигаться с места, пока тело не будет должным образом похоронено, Гелимер потерял темп, и внезапной решительной атакой Велизарий разбил армию вандалов.
Путь к Карфагену теперь был свободен, и победивший полководец с триумфом вошел в ликующий город, захватив дворец Гелимера как раз вовремя, чтобы поспеть на пир, подготовленный для короля вандалов. Население города, вышедшее на улицы, чтобы приветствовать его, бросало цветы перед его лошадью и размахивало ветвями. Некоторые опасались грабежей и разрушений, как это случилось в последний раз, когда римская армия захватила Карфаген[77] — но Велизарий дал строгие распоряжения своим людям. Это был не захват, но освобождение. Возвращение Риму бесценной провинции, проведшей больше столетия под гнетом варваров, было проведено торжественно и радушно: не было ни чванства, ни контрибуций. Еда закупалась по справедливым ценам, а за соблюдением дисциплины строго следили.
Армия завоевателей не задержалась надолго. Опытные войска Гелимера вернулись из Сардинии, и теперь разъяренный король со своим оставшимся братом[78] выступил в поход, чтобы отбить свою столицу. Перекрыв акведук, который обеспечивал город свежей водой, вандалы вынудили Велизария покинуть город, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Выбрав широкую равнину, которая не давала преимуществ ни одной из сторон, Велизарий повел свои войска в решающее сражение этой войны.
Две стороны сошлись друг против друга, истекая потом под пылающим солнцем Северной Африки. Поначалу сильно уступающая в числе, но более дисциплинированная византийская армия, совсем неощутимо начала теснить вандалов. Гелимер бросился вперед, пытаясь ободрить своих людей, но тут история повторилась: в жестоком бою его брата убили у него на глазах. Парализованный горем, король остановился, и его колеблющиеся войска были полностью разбиты атакой византийцев. Теперь вандалы думали только о бегстве; барахтаясь в общей неразберихе, люди с трудом прокладывали себе путь к отдаленным горам, возвышавшимся над пыльной африканской равниной. Тысячи из них погибли в схватке, обагрив поле битвы варварской кровью, прежде чем усталый Велизарий не отозвал погоню.
Победа подорвала силы вандалов так основательно, что они практически исчезли с исторической сцены. Гелимер уцелел, сбежав в горы и продолжая бороться, но когда зима закончилась, он понял, что его дело безнадежно, и сдался. Велизарий с триумфом вошел в суетливый город Гиппон и обнаружил там как огромную казну Гелимера, так и похищенные сокровища Рима.
Через несколько месяцев пали Сардиния, Корсика и Гибралтар, довершив выдающуюся победу. Вандальское королевство было уничтожено менее чем за год, и мир, наблюдавший за этим, сделал соответствующие выводы. Империя возвращалась, чтобы вернуть свое.
Оставив в Африке заместителей, чтобы они покончили с сопротивлением, Велизарий собрал трофеи и наиболее значимых пленников и отплыл в Константинополь. Юстиниан с восторгом приветствовал своего полководца. Ошеломляющее возвращение земель Северной Африки подтверждало возможность его заветной мечты о воссоединении империи. Велизарий доказал всем сомневающимся их неправоту и обеспечил безмерное уважение и империи, и императору. Юстиниану нужно было тем или иным образом выразить свою благодарность, и в своей обычной манере он выбрал самую причудливую награду. Велизарию, объявил он, будет дарован триумф.
Это было высшей наградой, которую мог получить римский полководец, хотя с 19 года до н. э. триумфа не удостаивался никто за пределами царствующей семьи. Однако для Юстиниана, преклонявшегося перед историей Рима, это было лишь очередным свидетельством того, что его правление знаменует собой возвращение славы старой империи.
Молодой полководец шел к ипподрому сквозь восторженные толпы, его лицо было окрашено красным, и яркое солнце сверкало на его доспехах. Согласно традиции, рядом с ним находился раб, державший золотой венок над его головой и шептавший ему на ухо: «Помни, ты всего лишь человек».[79] Вслед за ним под развевающимися знаменами вандальского королевства шел Гелимер, его семья и самые доблестные вандальские воины. За ними почти бесконечной чередой следовали обозы с военными трофеями: троны из цельного золота, колесницы, украшенные драгоценными камнями, серебряная менора, которую Тит присвоил в Иерусалиме в 71 году н. э., и сокровища, которые вандалы похитили из Рима. Вошедшую на Ипподром громадную процессию жители приветствовали стоя, а высоко над ними Юстиниан и Феодора восседали на троне в императорской ложе. Шум толпы стал оглушительным, когда с Гелимера сорвали его королевские одежды и заставили преклониться в пыли перед императором. Лежа ниц посреди символов своей былой славы, поверженный на колени король прошептал строки из Экклезиаста: «Суета сует, и все суета».[80]
