ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ВОСХОЖДЕНИЕ ПЕТРА САВВАТИЯ
Семидесятилетний старик, занявший трон Константинополя в 518 году, едва ли олицетворял собой тот ветер перемен, что пронесся над Восточной империей. Но все же он был живым свидетельством вертикальной социальной мобильности, которая была возможна в римском мире VI столетия. Жизнь Юстина началась в маленьком крестьянском доме во Фракии, и юность он провел за выпасом тех немногих овец, что могли себе позволить его родители. Когда ему исполнилось двадцать, он покинул свою нищую родину и отправился в Константинополь. У ничего не было при себе ничего, кроме одежды, что была на нем, и нескольких сухарей в заплечном мешке. Прибыв в город, он нашел себе место в армии и благодаря здравому сочетанию усердной работы и способностей постепенно дослужился до звания командующего дворцовой гвардией. Благодаря этой должности он удачно занял место во главе единственных войск в столице, и когда наследник Зенона скончался, Юстин счел себя идеально подходящей кандидатурой для захвата власти. Проведя несколько военных демонстраций и щедро одарив каждого солдата фунтом серебра, чтобы заручиться их поддержкой, он с готовностью был провозглашен Августом жителями Константинополя.
На первый взгляд, Юстин едва ли мог считаться удачным вариантом правителя. Малообразованный и уже пожилой, он не обладал опытом административной службы и, казалось, совершенно не был подготовлен к бремени государственных дел. Однако у него было одно значительное преимущество — его талантливый племянник Петр Савватий.
Петр родился за тридцать шесть лет до этого, в последние годы царствования Зенона. Он покинул свой родной скучный македонский городок, чтобы испытать удачу в столице, где его дядя так быстро приобретал влияние. Распознав в племяннике выдающиеся способности, Юстин официально усыновил его и обеспечил ему лучшее образование из возможных.[48] Петр Савватий смог глубоко ознакомиться с классическими текстами в интеллектуальной атмосфере столицы. Он был столь тронут великодушием своего дяди, что в благодарность принял его имя и с тех пор был известен просто как Юстиниан.
Хорошо осознавая новую силу и благосостояние империи, Юстиниан был намерен придерживаться более активной зарубежной политики. Варварские королевства, которые унаследовали западную часть империи, слишком долго безнаказанно щеголяли своей независимостью. В прошлом императоры Константинополя были слишком озабочены тем, чтобы удержаться на троне, и не могли отвлекаться на что-то еще — но сейчас стабильность была восстановлена, и звезда империи снова вошла в зенит. Пришло время избавить западную часть империи от власти хаотично сменяющихся варварских правителей. Никогда больше римская гордость не должна быть попрана пятой диких варваров. Настало время вернуться на Запад.
Первым шагом Юстиниана в деле отвоевания земель было восстановление отношений с папским престолом. Отношения между Римом и Константинополем были довольно напряженными из-за недавней ереси, учившей, что Христос имел природу божественную, но не человеческую.[49] Все патриархи и соборы воспротивились ей, но священники и монахи Востока упорствовали и в этом вопросе намеревались стоять на своем. Устав от бесконечных богословских измышлений, папа разорвал все отношения с востоком, надеясь заставить своих восточных братьев признать ошибочность их воззрений.[50] Юстиниан не имел возможности исправить дело за один раз, но мог заложить для этого фундамент. Назначив в министры надежных христиан, Юстиниан уговорил своего дядю отослать папе римскому письмо, в котором содержалась просьба о преодолении раскола, чтобы церковь снова могла стать единой. Удовлетворенный тем, что восточная половина церкви отбросила свои заблуждения, папа немедленно согласился.
Потеплевшие отношения между папой и императором громом отозвались в варварских королевствах Запада, особенно в Италии Теодориха, где проницательный король готов хорошо отдавал себе отчет, что правит Италией только потому, что Константинополь озабочен другими делами. Теодорих знал о слабости своей позиции как арианина в стране с христианским населением. Если его подданные найдут общий язык со своими единоверцами в Константинополе, королевство Теодориха будет обречено. Вслед за духовными победами явятся армии — а Рим при всем своем упадке еще не забыл об имперской славе. Король нисколько не сомневался, что если империя снова обратит внимание на город своих прародителей, граждане Рима откроют ей ворота.
Если у Теодориха были шпионы в Константинополе, они могли принести ему утешительные известия о том, что Юстиниан, путеводная звезда имперской политики, все больше был занят происходящим на ипподроме. Как и в любом городе любой эпохи, в Константинополе были свои спортивные фанаты, которые время от времени занимались хулиганством и полагали успех любимой команды делом более важным, чем собственная жизнь. Называемые «синими» и «зелеными» (по цветам, которые они носили, чтобы продемонстрировать поддержку тем или иным кумирам), эти группировки состояли в основном из молодежи и представителей нижних слоев общества, у которых не было других способов дать выход своей активности. Появляясь на ипподроме, чтобы посмотреть на гонки колесниц, они сидели в своих секциях, выкрикивая умеренно оскорбительные лозунги и пытаясь заглушить крики противника.
Большая часть императоров и их семей сохраняли разумный нейтралитет во всем, что касалось буйных цирковых фракций, оказывая лишь небольшую поддержку тем из них, которым действительно симпатизировали. Но Юстиниан с характерным для него пренебрежением к традициям даже не пытался скрывать своей горячей поддержки синих.[51]
День скачек был для императора больше, чем просто развлечением. Обширная сеть сторонников среди синих позволяла Юстиниану держать руку на пульсе города и быть в курсе возможности общественных беспорядков. Никогда не было недостатка в людях, желающих втереться в доверие к наследнику престола, предоставляя ему информацию. Одной из них была знаменитая танцовщица по имени Македония, которая познакомила Юстиниана с прекрасной Феодорой, в прошлом актрисой. Будучи дочерью смотрителя медвежьего зверинца и актрисой, она была примерно на двадцать лет моложе Юстиниана и выросла на сцене — то есть подвизалась в профессии, которая в VI веке считалась синонимом проституции.[52] Пропасть, разделявшая их, была столь огромной, а актерство осуждалось настолько явно, что даже существовал закон, запрещающий людям ранга сенатора вступать в брак с актрисами. Трудно было найти менее подходящую пару для будущего императора — но Юстиниан с первого взгляда безумно влюбился в Феодору.
Несмотря на разницу в их социальном статусе, они великолепно подходили друг другу. Необыкновенная энергия и ум Феодоры не уступали таковым у Юстиниана, и вскоре эти двое стали неразлучны. Чтобы жениться, Юстиниан легко преодолел правовой запрет. Надавив на дядю, чтобы тот внес поправки в раздражающий закон, он вскоре вступил в брак со своей возлюбленной, после чего обратил свой грозный взор на внешнюю политику.
Императора Юстина полностью устраивали рекомендации своего выдающегося племянника, и Византия уверенно начала наступление. Недовольные, подавленные притеснениями чужеземных тиранов, внезапно обнаружили могущественного союзника в лице Константинополя, и их эмиссары стали стекаться в столицу. Великолепие и авторитет новой власти вовлекали окружающие государства в сферу влияния Византии, и одна дипломатическая победа следовала за другой. Цари, уставшие подчиняться деспотической Персии, стали уходить из-под ее владычества, присягая в верности Константинополю, несмотря на яростные протесты персидского царя. Честолюбивые замыслы Юстиниана простирались до самой южной оконечности Аравийского полуострова, где иудейский царь Йемена[53] недавно истребил своих христианских подданных, бросая их во рвы или предавая огню. Предложив христианскому царю Эфиопии[54] помощь транспортными судами для переброски войск через Красное море, Юстиниан убедил его вмешаться и отомстить за катастрофу. В течение двух лет трон Йемена занял царь-христианин, а империя получила доступ к торговым путям от Красного моря до Индии.
Большая часть этих успехов дорого обошлась Персии, и раздосадованный персидский царь послал свои войска на территорию современной Грузии, чтобы предотвратить измену прочих вассалов. Это неуклюжее мероприятие побудило раздраженного Юстиниана к более откровенным действиям, и он убедил своего дядю отправить византийские войска для вторжения в персидскую Армению. Эти войска не представляли собой значительной силы и были примечательны одним-единственным человеком, которого Юстиниан выделил из своей личной охраны. В тот момент он был никому не известным солдатом — но вскоре прославится как самый выдающийся полководец в истории империи. Как и Юстиниан, он происходил из простонародья, но скоро царства и цари будут трепетать при одном имени Велизария.
