Именно он, Гэсс, будучи по профессии плотником, изготовил деревянный ящик, в котором и отправили пойманного в Небраске суслика Джефферсону, державшему потом у себя зверька в качестве домашнего питомца.
На моем лице отпечатался край раскрытой книги. Пробудился я в дурном расположении духа. Мне приснился суслик в наряде швейцара. Грызун вручил мне приглашение на бракосочетание — буквы были отпечатаны с тиснением на доисторическом типографском станке, на котором я выпускал газету. А потом все провалилось в сусличью нору.
Я падал, и падал, словно Алиса, а перед глазами мелькал несчастный Льюис Мэриуэзер, скачущий куда-то по прерии в замшевых брюках и турецкой феске, к которой был приторочен пышный плюмаж. На поясе у него болтался ятаган в золоченых ножнах.
Свадебные торжества под открытым небом были выше всяческих похвал. Чаз в моем сне красовался в берете и черных штанах для занятия йогой. Он мне жутковато подмигнул и заговорил по-французски, но я его прекрасно понял. Во время банкета суслики-гости стучали золочеными ложками по бокалам с шампанским из богемского хрусталя и кричали «Горько!». Новобрачные всякий раз вставали и церемониально стукались друг о друга выступающими передними зубами. Невеста была одета в черное белье с подвязками и опутана мигающей елочной гирляндой.
Вся свадьба была выдержана в стилистике романов о буднях мафии Марио Пьюзо.
Огромный стол украшала точная копия Венеции, вырезанная изо льда, — с каналами, гондолами и миниатюрной копией площади Святого Марка, сделанной из сахарной ваты. Кто-то выпустил стаю белых голубей, которые тут же принялись гадить на сусликов. Те гневно закричали, и охранник, которым оказался Льюис Мэриуэзер, открыл по голубям огонь.
Отец невесты, щеголявший напомаженной шерсткой, был одет как дон Корлеоне. Суслики-музыканты во фраках играли композиции Дюка Эллингтона, а на редкость высокий суслик-шансонье в галстуке-бабочке, напоминавший Вика Дамона, пел итальянские романсы о любви.
Когда невеста принялась танцевать с отцом, все начали кидать в воздух желтые лепестки. Чуть в стороне, на обочине запруженной роскошными машинами дороги я увидел мрачных агентов ФБР, фотографирующих номера автомобилей. Команда крепко сбитых сусликов в костюмах и шляпах сдерживала напор журналистов. Над поляной, где проходила свадьба, закружили вертолеты с сусликами-телевизионщиками, но служба безопасности сбила их с помощью «стингеров» и прицельного огня минометов.
Все принялись снова чокаться, тогда как новобрачные стучались зубами и облизывали друг другу мордочки. Со стороны они напоминали пару целующихся коричневых носков.
Отец-суслик подарил невесте и жениху по «хаммеру», чемодан налички и мебельный гарнитур из «Икеи».
Когда то ли пастор, то ли викарий, то ли шаман… одним словом, когда суслик в пестрой футболке Grateful Dead, выполнявший роль жреца, призвал новобрачных чтить священный союз двух сердец, внезапно поднялся шум — гости как один повскакали с мест, сбив с ног двух двойников Элвиса Пресли, которые пытались попробовать глазурь на свадебном торте, елозя по ней пальцами.
Неожиданно белоснежную ткань навеса, под которым происходило бракосочетание, разорвал ковш экскаватора. В него сразу вцепилось с десяток перепуганных сусликов. Экскаватор двинулся сквозь толпу. Поднялся крик. Невеста попятилась, наступила на фату и свалилась в хрустальную чашу для пунша, выполненную в виде римского Колизея.
Внезапно меня что-то ударило по голове, и я потерял сознание. Скорее всего, в меня попали крошечной ракетой из «стингера».
После свадьбы сусликов меня отвезли к врачу, где дали большую синюю таблетку, точную копию одной из тех, что мне выписывали в госпитале для ветеранов. Когда я поднес ее ко рту, она превратилась в гигантскую, размером с ладонь, причастную облатку, похожую на тортилью. Затем меня отправили на рентген. Ну а поскольку рентгеновский аппарат в больнице не работал, меня повезли в ветеринарную клинику на Мейн-стрит.
Я принялся дожидаться своей очереди, присев между доберманом-пинчером, жаловавшимся на простатит, и гриппующим шарпеем, чьи складки на морде напоминали линии на метеорологической карте. Шарпей постоянно на меня кашлял.
Доберман читал журнал мод.
Пришел ветеринар с планшетом и вызвал меня. Я встал.
— Сидеть! — рявкнул он, словно я пес.
Я послушно сел, поднял на него взгляд и сказал, что меня привезли сюда сделать рентген. Ветеринар достал градусник из кармана и стряхнул.
— Давайте померяем вам температуру.
Я было потянулся за градусником, но ветеринар гаденько улыбнулся:
— Извините, мы тут меряем только ректально.
Я послушно развернулся и наклонился.
Именно в этот момент я и проснулся, уткнувшись лицом в книгу.
Я услышал, как мусоровоз грохочет за окном баками. До меня донеслась громкая музыка, в которой преобладали басы. Я потянулся за кружкой кофе, стоявшей у меня на столе, и обнаружил рядом с ней Чаза. Он сидел, самодовольно улыбаясь, и постукивал коготками в ритм музыки. Суслик подмигнул мне и запел:
— No, his mind is not for rent…
— Достаточно, — выдавил из себя я.
— То any god or government…
— Ладно, хватит, я только проснулся, — сказал я.
— Always hopeful, yet discontent[8].
Последние строчки Чаз пропел протяжно, словно исполнял грустную балладу. Прозвучало это нарочито противно, и я ощутил раздражение.
— Как ты сюда попал?
Король сусликов пожал плечами и, наклонившись, почесал икру. Он был в полной армейской выкладке: десантных ботинках, на поясе пистолетный ремень с двумя пистолетами «рюгер», а на одной из лямок рюкзака висела дымовая граната.
— Спасибо, что спас меня вчера вечером, — промолвил он. — Я пришел вернуть должок.
ГЛАВА 12
В туалете я налепил себе на грудь медицинский пластырь — еще одно средство от депрессии и тревожных расстройств, которое мне порекомендовали в клинике для ветеранов.
Из динамика радио, настроенного на полицейскую частоту, я услышал голос диспетчера, сообщавшего о новом очаге возгорания — на этот раз неподалеку от заброшенного шахтерского поселка. Потом на связь вышел кто-то еще и сказал, что пламя распространяется в направлении горнолыжного курорта, на котором по приказу федералов прекратили все работы из-за того, что строители натолкнулись на индейское захоронение.
Это был последний пластырь из коробки с пробниками лекарств, у которых истек срок годности. Я быстренько провел инвентаризацию оставшихся медикаментов, стоявших на полке. Диазепам в низкой дозировке. Еще есть алпразолам. Витамин В12 в капсулах. Большая баночка с овальными сине-лиловыми таблетками — такими красивыми, что аж прямо жаль глотать. В груди застучало, сердце ухнуло куда-то вниз и замолотило там по ребрам. Кровь пульсировала в висках.
Мне снова вспомнился Льюис Мэриуэзер. Я представил, как он приставляет громоздкий армейский кремневый пистолет к груди, неуклюже кладет палец на изящно выгнутый спусковой крючок. Глухо щелкает курок, ослепительная вспышка пороха, свинцовый шарик-пуля пробивает камзол и попадает в сердце…
Как там сказал Джефферсон? «Тяга душевного бремени…»
Я вышел на улицу. Черный асфальт на Мейн-стрит поблескивал от жары.
И тут я увидел своих покойных родителей.
Они шагали, взявшись за руки, и выглядели гораздо моложе, чем я их помнил. Легкий ветерок раздувал мамины волосы. Она обернулась, ласково улыбнулась мне и помахала рукой, будто мы виделись совсем недавно, после чего неспешно пошла с отцом дальше. Отец так и не оглянулся. При мысли о том, что я уже не помню, как звучат их голоса, у меня заныло сердце.
Суслик высунул голову из норы, вырытой возле моего крыльца. Как я уже говорил, дома у меня располагается редакция «Вестника Булл-Ривер Фолз», газеты, основанной в начале девятнадцатого века то ли рудокопами, то ли пьяницами. Кем именно, я не знал. Не газета — одно название. Тридцать две страницы, и то в лучшем случае. Впрочем, мне удается сводить концы с концами.
