— смотрела на него в упор Ирка. — Я точно знаю. Я была на эксгумации.
Коновалов побледнел и коротко, едва заметно кивнул.
— Капитанская рубка сгорела, Ир.
Господи, она ещё и сгорела…
— Но он же мог спастись? — севшим голосом, едва слышно спросила Ирка. То есть она, вроде знала, что мог. И даже спасся. Только... — Его могли подобрать рыбаки. Он мог сам доплыть до берега. В конце концов, его могли прихватить с собой бандиты.
— Ир, — покачал головой Коновалов. — Рыбаки так далеко от берега не отходят, всё по той же причине — топливо. А проплыть сто пятьдесят километров, — он снова развёл руками. — Если бы его прихватили с собой боевики — это был бы лучший вариант. Тогда они потребовали бы выкуп. Пусть тем же оружием или деньгами, а потребовали бы. Но требование о выкупе так никто и не предъявил. И он… — Коновалов прочистил горло, — … не затем так отчаянно сражался, чтобы позволить взять себя в плен. Мы две недели его искали. Две недели опрашивали всех, кого могли, перевернули все прибрежные деревни, больницы, госпиталя, дома. Опросили всех, кого могли. Если бы был хоть один шанс…
«Две недели. Те две недели, что он не выходил на связь, пока мне не сообщили, что он погиб», — вспомнила Ирка.
— Но, если он был, этот шанс? — смотрела она на парня, что не хотел давать ей ложных надежд и она понимала почему: он там был и всё видел своими глазами.
— Это океан, Ир, — выдохнул Коновалов. — Огромный океан. Это не Светланская, — махнул он в сторону главной улицы Владивостока. — Это территория в десятки тысяч миль. Волна. Акулы. Да, мы не нашли тело. Но шансов спастись у него не было. Прости, но он погиб.
Сердце пропустило удар. И словно остановилось. Ирка думала не пойдёт, но оно всколыхнулось, упрямо отвергая мысль, что Петька написал чёртово письмо на всякий случай, заранее, если погибнет, чтобы она не сошла с ума от горя, чтобы… Чёрт его знает, о чём он думал, когда его писал! Чёрт его знает, кто его отправил. На почтовой марке (фото конверта, в котором пришло письмо, прислала Нюся, пока Ирка ждала Коновалова) она прочитала: Сомали, Могадишо.
— Это ты? — посмотрела она на Коновалова словно через прицел.
— Что я? — напрягся он.
— Ты отправил письмо?
— Какое письмо? — удивился Коновалов. Вполне искренне. По крайней мере, у Ирки не было причин ему не верить. Да и зачем бы он отправлял письмо, если всё это время и сам был уверен, что Петька погиб, и её не старался обнадёжить, скорее наоборот.
— Петькина бабка получила письмо. Впрочем, неважно, — отмахнулась Ирка. Она достала телефон. Открыла карту. — Покажи мне, где именно напали на конвой.
Коновалов раздвинул экран и ткнул пальцем. До берега было как до луны, но Ирка ничего не сказала, когда на карте высветился флажок, отмечая координаты, где погиб её капитан. В горле стоял ком. Казалось, она не сможет его проглотить, не сможет выдавить больше ни слова. Но смогла.
— Ближайший порт Могадишо?
— Да, столица Сомали. Именно туда и направлялся сухогруз с оружием.
— Я могу поговорить с его командой? С теми, кто стал свидетелем нападения?
— Команда из цитадели ничего не видела. А чёртовы галлы, — он усмехнулся. — Думаю, они нашли другую, непыльную работёнку, но я понятия не имею какую.
— Да плевать. Найди мне всех, кого сможешь.
— Может, старпом? Он уходил последним. Вернее, не хотел уходить. И вышел первым, когда всё затихло, а подбитый катер начал дрейфовать.
Ирка помнила старпома. Худой парень, похожий на скелет, обтянутый прокопчённой солнцем кожей. Он тоже был на похоронах. Но тогда Ирка не догадалась его ни о чём спросить.
— Старпом, матросы, морпехи, может кто-то с берега, с кем вы говорили. Кто угодно.
— Ир, — Коновалов хотел отхлебнуть воды, но Ирка посмотрела так, что Коновалов опустил бутылку. — Хорошо. Я узнаю.
— Буду ждать. Любую информацию, — кинула она.
Когда на следующий день, Ирка прямо с поезда приехала на Заимку, Вадим, которого она увидела первым, тоже имел неосторожность отхлебнуть воды.
— Куда ты едешь? — поперхнулся он. Закашлялся. Постучал себя по груди.
— В Сомали, — спокойно повторила Ирка.
— Мама! — увидел её Андрей.
— Мой котятки, — обняла Ирка подбежавших, жмущихся к ней детей.
— Привет! — подошёл Борис. Льняные брюки, лёгкая рубашка, седина на висках. Что-то сегодня в нём было итальянское: загар, Сицилия, коза ностра, пицца.
В загорелых руках он действительно держал три коробки пиццы.
«Папа вам не мама», — подумала Ирка, когда там же под зонтиком в уличном кафе они сели обедать. Пиццей.
Ирка, конечно, заказала бы детям что-то «правильное», но и сама в итоге съела три куска.
Чёрт побери, ей нужны силы, а то она тоже уже как скелет, обтянутый кожей.
И только когда дети снова убежали играть, рассказала о том, что узнала.
— И я еду в Сомали, — уверенно закончила Ирка свой рассказ.
Глава 22
— Ну, во-первых, это не обсуждается, — расхаживал по комнате Вадим Воскресенский.
По комнате, которая знала и видела так много, что Ирка её почти ненавидела.
Вся её жизнь прошла в этих декорациях, где менялись разве что мебель да обои, словно на сцене. И признаться, они начинали Ирку тяготить.
Этот подоконник, на котором она сидела, когда ждала Вадима и когда он ушёл и больше не вернулся. Эта кровать, что они купили с Петькой, и где, пытаясь забеременеть, Ирка лежала, задрав ноги на стену, как какая-нибудь «овуляшка», пока Петька ходил в душ. Эта вмятина на стене, куда она попала кружкой, метив Северу в лоб, но он, конечно, увернулся. И новая люстра, что Вадим уже дважды сбивал головой и сейчас, вышагивая взад-вперёд, рисковал снести в третий раз.
Но спасибо ему, что вопрос не стоял едет или не едет в Сомали Ирка, вопрос в том, едет ли с ней Вадим.
— Ты представляешь себе, что такое Сомали? — нагнетал Воскресенский.
— Нет, — свалила на кровать вещи Ирка, те, что думала взять с собой. Вытянула из-под них спортивные штаны, в которые собиралась переодеться. — Но какая
