Пока она смотрит, до меня доходит сразу несколько вещей, и я начинаю соображать, что к чему. Похоже, Прентисстаун и впрямь изолировали из-за Шума, так? Потомушто передо мной стоит живая и здоровая женщина, которая смотрит на меня по-доброму, однако близко не подходит и всех гостей из моих краев встречает заряженным ружьем.
А если я заразный, то Виола почти наверняка заразилась и в эту самую секунду, пока мы разговариваем, уже умирает, и вряд ли мне будут рады в том поселении, скорей всего, мне велят держаться подальше, и тогда конец, верно? Мое путешествие закончилось, хотя я даже не успел сообразить, куда иду.
— О, тебе и впрямь не будут рады, — говорит старуха. — Никаких «вряд ли» и «скорей всего». Но… — Тут она подмигивает, ей-богу, подмигивает. — Нельзя умереть от того, чего не знаешь.
— Поспорим? — отвечаю я.
Старуха отворачивается и идет обратно к каменистой тропинке, по которой спустилась со скалы. Мы провожаем ее взглядом до самой вершины.
— Идете, нет? — спрашивает она таким тоном, бутто уже звала нас и мы ее задерживаем.
Я смотрю на Виолу, и та объясняет старухе:
— Нам надо попасть в поселение. — Виола косится на меня. — Рады нам там или нет.
— Попадете, не волнуйтесь, — отвечает старуха, — для начала вам, щеняткам, надо поесть и выспаться. Это и слепой увидит.
Мысль о еде и отдыхе так греет душу, что на секунду я даже забываю о винтовке. Но только на секунду.
— Надо идти дальше, — тихо говорю я Виоле.
— Я даже не знаю, куда мы идем, — так же тихо отвечает мне она. — А ты? Только честно.
— Бен сказал…
— Так, щенятки, слушай меня: вы сейчас пойдете на мою ферму, хорошенько подкрепитесь и выспитесь — постель, правда, мягкой не будет, обещаю. А уж завтра утром отправимся в поселение. — Она произносит это слово нарочито громко и вытаращив глаза, как бутто высмеивает нас.
Мы по-прежнему не двигаемся с места.
— Хорошо, смотрите на это так, — продолжает старуха. — У меня есть ружьишко. — Для наглядности она им помахивает. — Но я прошу вас пойти.
— Почему мы отказываемся? — шепотом спрашивает Виола. — Давай просто посмотрим.
Мой Шум удивленно вскидывается.
— Посмотрим на что?
— Я бы не отказалась от ванны. И от отдыха.
— Я тоже, — говорю я. — Но за нами гонятся люди, которых одним сломанным мостом не остановишь, и к тому же мы ничего о ней не знаем. Вдруг она убийца или еще кто.
— Да вроде нет. — Виола кидает на старуху быстрый взгляд. — Немного тронутая, но это, кажется, не опасно.
— Кажется! Да что тут может казаться? — Если честно, я уже немного злюсь. — Люди без Шума вапще никем не кажутся.
Виола вдруг морщится и стискивает зубы.
— Брось, я не про тебя…
— Вечно ты… — Она умолкает и трясет головой.
— Что вечно? — шепотом спрашиваю я.
Виола только злобно щурится на меня и поворачивается к старухе.
— Подождите! Я только возьму вещи. — Голос у нее сердитый.
— Эй! — удивленно вскрикиваю я. Что, уже забыла, как я спас ей жизнь? — Погоди, нам велели идти по дороге. Мы должны попасть в поселение!
— Дороги не всегда самый быстрый способ попасть в нужное место, — говорит старуха. — Вы еще не поняли?
Виола молча поднимает с земли сумку и хмурится, хмурится. Она готова идти — с первым попавшимся бесшумным человеком, — готова бросить меня по первому сладкому зову.
И она забыла то, о чем я не хотел говорить вслух.
— Я не могу пойти, Виола, — цежу я сквозь стиснутые зубы, ненавидя себя и краснея от стыда (даже пластырь отваливается). — Я носитель микроба. Я опасен.
Она оборачивается и ядовито произносит:
— Может, тогда тебе вообще не стоило сюда идти?
Я разеваю рот.
— Ты чего, серьезно? Вот так возьмешь и просто уйдешь?!
Виола отворачивается, но ответить не успевает: ее перебивает старуха.
— Щеночек, — говорит она, — если ты волнуешься, что заразишь подругу, мы с ней пойдем впереди, а ты поодаль. Тебя твой пес будет охранять.
— Манчи! — лает Манчи.
— Его дело, — говорит Виола и начинает взбираться на скалу, к старухе.
— Еще раз: меня зовут Хильди, а не старуха, — говорит женщина.
Виола поднимается на вершину, и они, не сказав больше ни слова, уходят.
— Хильди, — повторяет Манчи.
— Заткнись.
Выбора у меня нет, так? Приходится топать за ними.
И вот мы шагаем по узкой, заросшей кустами тропинке — Виола и старуха Хильди впереди, мы с Манчи за милю от них, — навстречу неизвестно каким новым опасностям. Я постоянно оглядываюсь, опасаясь увидеть мэра, мистера Прентисса-младшего и Аарона.
Ну не знаю. Как тут вапще можно что-то знать? Чем думали Бен и Киллиан, как я должен был к этому подготовиться? Согласен, за постель и горячую еду не жалко и под пулю пойти, но, может, это ловушка… И поделом нам, тупицам.
За нами погоня, мы должны бежать.
Хильди могла нас заставить, но почему-то не заставила, а попросила. И Виола говорит, что она хорошая… только откуда ей знать? Или бесшумные люди умеют читать мысли друг друга?
Ну теперь поняли? Здесь сам черт ногу сломит.
Да и вапще, какая разница, что говорит Виола?
— Ты только посмотри на них, — говорю я Манчи. — Быстро они спелись. Прям не разлей вода!
— Хильди, — повторяет Манчи. Я замахиваюсь на него, но шлепнуть не успеваю — он припускает вперед.
Виола и Хильди о чем-то разговаривают: до меня доносится только неясное бормотание, ни слова не разобрать. Будь они нормальными Шумными людьми, мы бы сейчас спокойно болтали, и неважно, далеко я иду или рядом. Никаких тайн и секретов. Все бы тараторили без умолку, хотели бы они того или нет.
И никто бы не чувствовал себя изгоем. Никого бы не бросили одного при первом удобном случае.
Мы идем дальше.
И я начинаю думать.
И заодно позволяю им уйти подальше.
Я думаю, думаю…
Может, раз уж мы нашли Хильди, она и позаботится о Виоле? Спелись они только так, не то что со мной. Вдруг Хильди поможет ей вернуться на родину, потомушто я, очевидно, не могу. Мне вапще можно жить только в Прентисстауне, верно? Я носитель опасного микроба, который легко убьет ее и всех остальных, меня не пустят в новое поселение, а спать уложат в хлеву, с овцами и картошкой.
— Вот и все, правда, Манчи? — Я останавливаюсь и тяжело дышу. — Здесь нет никакого Шума, только мой. — Стираю пот со лба. — Нам некуда идти. Вперед нельзя, назад тоже.
Я сажусь на камень, постепенно сознавая, в каком ужасном положении я оказался.
— Нам некуда идти. Нечего делать.
— Нечего, Тодд, — говорит Манчи, виляя хвостом.
Так нечестно.
Нечестно, и все.
Тебе заказана дорога в твой единственный дом.
И ты всегда будешь один, до самого конца.
Почему ты так поступил со мной, Бен? Чем я это заслужил?
Вытираю рукавом глаза.
Вот бы Аарон и мэр пришли и забрали меня.
Скорей бы все это закончилось.
— Тодд? — лает Манчи, подходя вплотную ко мне и нюхая мое лицо.
— Пошел вон. — Я отталкиваю его от себя.
Хильди и Виола уходят все дальше, и если не встать сейчас, я рискую заблудиться.
Но я не встаю.
До меня по-прежнему долетает бормотание: оно становится все тише и тише, и никто из них даже не оглядывается.
Хильди, слышу я. А потом девчонка, и чертова протечка, и опять Хильди, и сгоревший мост.
Я вскидываю голову.
Это чей-то голос.
Но я не слышу его, он у меня в голове.
Хильди с Виолой уходят, однако им навстречу идет кто-то еще. Он машет рукой.
Кто-то, чей Шум говорит: Здрасьте!
15
Товарищи по несчастью
Это старик, он тоже несет винтовку, только держит ее дулом вниз. Его Шум становится громче и взволнованней, когда он подходит к Хильди, обнимает ее за талию и целует, а потом удивленно жужжит, когда его знакомят с Виолой, которая немного ошарашена таким теплым приемом.
Хильди замужем за Шумным человеком. За взрослым мужчиной, который спокойно разгуливает везде с Шумом. Но как?..
— Эй, щенок! — Хильди оборачивается ко мне. — Ты весь день будешь кукситься или поужинаешь с нами?
— Ужин, Тодд! — Манчи срывается с места и бежит к остальным.
Я не знаю, что и подумать.
— О, еще один Шумный малый! — кричит старик, проходя мимо Хильди и Виолы ко мне. Шум бьет из него фонтаном, полный сварливого добродушия и колючих приветствий. Щенок, и мост взорвался, и трубы текут, и товарищ по несчастью, и Хильди, моя Хильди. Винтовку он не убрал, но тянет мне руку для рукопожатия.
