Сам не свой от изумления я даже ее жму.
— Меня зовут Тэм! — чуть ли не кричит старик. — А тебя как звать, щенок?
— Тодд.
— Рад знакомству, Тодд! — Он обнимает меня за плечи и прямо-таки тащит за собой по тропинке. Я кое-как волочу ноги, и скоро мы подходим к Хильди и Виоле, а старик всю дорогу тараторит: — Гостей у нас давненько не бывало, такшто вы не взыщите. Лачуга скромная, странников в наших краях с десяток лет не видали! Вот радость-то!
Мы подходим к остальным, и я все еще не знаю, что сказать. Молча перевожу взгляд с Хильди на Виолу, с нее на Тэма и так по кругу.
Мне просто хочется, чтобы мир стал чуточку понятнее, неужели это так плохо?
— Нет, Тодд, это не плохо, — тепло произносит Хильди.
— Почему вы не заразились Шумом? — спрашиваю я, когда слова наконец спускаются из моей головы ко рту. И тут мое сердце подпрыгивает, такшто глаза чуть не вылезают из орбит, а горло перехватывает, и Шум становится белого цвета — цвета надежды. — У вас есть лекарство?! — еле выговариваю я срывающимся голосом. — Вы изобрели лекарство?
— Если бы на свете было лекарство, — говорит, а точнее кричит Тэм, — разве бы я стал заваливать тебя этим мусором, что летит из моей головы?
— Помоги тебе бог, если бы стал, — с улыбкой говорит Хильди.
— И тебе помоги — ты ведь тогда нипочем не узнала бы, что у меня на уме, — улыбается в ответ Тэм, и его Шум искрится любовью. — Нет, щенок, — обращается он ко мне. — Лекарства еще не придумали. По крайней мере, я не слыхал.
— Вапще-то в Хейвене над ним работают. Люди так говорят.
— Это какие ж люди? — недоверчиво спрашивает Тэм.
— Талия, — отвечает Хильди. — Сюзан Ф. Моя сестрица.
Тэм насмешливо фыркает:
— Тогда я умолкаю. Сплетня на сплетне и сплетней погоняет! Твоя сестрица и своего имени правильно не напишет.
— Но… — говорю я, без конца переводя взгляд с Хильди на Тэма и обратно. — Как же вы тогда выжили? — спрашиваю я Хильди. — Шум убивает женщин. Всех женщин.
Они с Тэмом переглядываются, и я слышу — нет, чувствую, — как Тэм подавляет в своем Шуме какую-то мысль.
— Нет, щенок, — говорит Хильди, пожалуй, чересчур ласково. — Я и Виоле уже сказала: ей ничто не угрожает.
— Не угрожает?
— У женщин иммунитет, — поясняет Тэм. — Повезло шельмам, так-то.
— А вот и нет! — говорю я уже громче. — Не повезло! Все женщины Прентисстауна заразились микробом и умерли! Даже моя ма умерла! Может, спэки сбросили на вас микроб послабее…
— Щенок. — Тэм кладет руку мне на плечо.
Я стряхиваю ее, но не знаю, что еще сказать. Виола за все это время ни словечка не вымолвила. И на меня не смотрит.
— Я знаю, меня не обманешь, — почему-то продолжаю упираться я, хотя новость радостная — считай, полбеды не стало, так?
Неужели это правда?
Как такое возможно?
Тэм и Хильди опять переглядываются. Я заглядываю и Шум Тэма, но он, как и все мои знакомые, прекрасно обучился прятать важные мысли от любопытных глаз. Я вижу только доброту.
— У Прентисстауна грусная история. У вас там все пошло наперекосяк.
— Неправда, — говорю я, хотя даже по голосу слышно, что я больше ни в чем не уверен.
— Сейчас не время для таких разговоров, Тодд, — говорит Хильди, гладя Виолу по плечу. Та и не думает сопротивляться. — Тебе надо поесть и хорошенько выспаться. Ви сказала, что вы всю дорогу почти не спали, а прошли много миль. Отдохните — и сразу повеселеете.
— То есть, я неопасен? — на всякий случай переспрашиваю я, нарочно не обращая внимания на ласковое «Ви».
— Ну Шум твой она не подцепит, не переживай, — с улыбкой отвечает Хильди. — А насчет всего остального я не ручаюсь, время покажет.
Мне хочется верить, что она права, и одновременно хочется сказать, что она ошибается, поэтому я вапще ничего не говорю.
— Пошли, — нарушает тишину Тэм, — попируем на славу!
— Нет! — кричу я, вспоминая про самое главное. — Нет у нас времени пировать! — Я смотрю на Виолу. — За нами гонятся, если ты забыла. Этим людям плевать, сыты мы или нет. — Поднимаю взгляд на Хильди. — Вы уж простите, уверен, пир вышел бы очень славный, но…
— Тодд, щенок…
— Да какой я вам щенок! — огрызаюсь я.
Хильди поджимает губы и улыбается одними бровями.
— Тодд, щенок, — чуть тише повторяет она, — ни один тип оттуда не ступит на нашу землю, понял?
— Ага, — кивает Тэм. — Ты уж нам поверь.
Я перевожу взгляд с него на Хильди:
— Но…
— Я этот мост десять с лишним лет охраняю, щенок, — говорит Хильди, — а до того еще бог знает сколько лет была его смотрителем. Глядеть в оба у меня в крови, так-то. — Она смотрит на Виолу. — Никто за вами не придет. Вы в безопасности.
— Ага, — поддакивает Тэм, покачиваясь вперед-назад на каблуках.
— Но… — опять начинаю я.
— А теперь все пировать! — перебивает меня Хильди.
И на этом вопрос, похоже, решен. Виола не смотрит на меня, все еще держит скрещенные руки на груди и не отходит от Хильди, а я стою с Тэмом, который ждет, когда я наконец пойду за ними. Мне вапще не хочется никуда идти, но раз все идут, я тоже иду. Мы шагаем по личной тропинке Хильди и Тэма. Он без умолку тараторит — Шума от него, как от целого города.
— Хильди говорит, вы взорвали наш мост.
— Мой мост, — поправляет его жена.
— Ну да, она его построила, — кивает Тэм. — Только им никто никогда не пользовался.
— Никто? — спрашиваю я, вдруг вспомнив о пропавших без вести прентисстаунцах. Значит, ни один из них так далеко не ушел.
— Отлично был сработан, мостик-то, — продолжает Тэм, как бутто и не слышит меня. А может, и впрямь не слышит, уж очень он громко разговаривает. — Жаль, что его не стало.
— У нас не было выбора, — говорю я.
— О, выбор есть всегда, щенок, но вы, похоже, сделали правильный.
Несколько минут мы идем в тишине.
— А здесь точно безопасно? — спрашиваю я.
— Ну, ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. — Тэм улыбается — немного печально. — Хотя не только отсутствие мостов мешает тем людям перейти реку.
Я пытаюсь прочесть его Шум, узнать, правду ли он ' говорит, но это такое чистое, теплое и сияющее место, что правдой может быть что угодно.
У прентисстаунцев все иначе.
— Не понимаю, — продолжаю упорствовать я. — Вас, наверное, заразили другим микробом.
— Мой Шум звучит не так, как твой? — спрашивает Тэм, как бутто с искренним любопытством.
Я на секунду прислушиваюсь: Хильди, и Прентисстаун, и картошка, и овцы, и переселенцы, и трубы текут, и снова Хильди.
— Вы много думаете о жене.
— Она моя звездочка в ночи, щенок. Я бы совсем потерялся в Шуме, если б она не протянула мне руку помощи.
— То есть? — Я не очень-то понимаю, о чем он говорит. — Вы воевали?
Шум Тэма вдруг становится серым и безликим, как пасмурный день — ничего не разберешь.
— Да, воевал, щенок. Но о войне не говорят под ясным небом, когда светит сонце.
— Почему?
— Я молю всех богов, чтобы ты никогда не узнал. — Он кладет руку мне на плечо. На сей раз я ее не стряхиваю.
— Как вы это делаете? — спрашиваю.
— Что?
— Делаете Шум плоским, такшто ничего не разберешь.
Тэм улыбается.
— Годы практики: попробуй что-нибудь утаить от этой женщины.
— Поэтому-то я так хорошо читаю! — бросает Хильди через плечо. — Чем лучше он прячет свои мысли, тем лучше я их нахожу.
Они опять дружно смеются. Я хочу переглянуться с Виолой и закатить глаза, но она даже не смотрит в мою сторону.
Скалистая местность остается позади, мы огибаем невысокий холм, и вдруг нашему взгляду открывается ферма: пшеничное поле, поле с капустой и пастбище, на котором пасется несколько овец.
— Здорово, овцы! — кричит им Тэм.
— Овцы! — отвечают они.
Первая постройка, которая встречается нам на пути, — сарай, сбитый так же крепко и добротно, как мост. Кажется, он простоит здесь вечно.
— Если, конечно, его не взорвать, — все еще смеясь, говорит Хильди.
— Посмотреть бы! — смеется в ответ Тэм.
Я начинаю уставать от их смеха по любому поводу.
Мы подходим к дому, который выглядит совсем иначе: на вид он железный, как наша заправка и церковь, только не такой покореженный. Одна его половина блестящим округлым боком поднимается к сонцу, точно парус, и из нее торчит длинная изогнутая труба, кашляющая дымом. Другая половина деревянная — тоже крепкая, как сарай, — и почему-то напоминает…
— Крылья, — вслух говорю я.
— Вот-вот, крылья, — кивает Тэм. — А что это за птичка, по-твоему?
Я приглядываюсь. Весь дом похож на огромную птицу: дымоход — это шея и голова, блестящая железная грудка, а сзади деревянные крылья, как бутто птица присела отдохнуть на воду или вроде того.