прошло много времени, у всех теперь другая жизнь, мы друг с другом давно не связаны, но увидеть их, послушать о том, что происходит и кто как живет, было интересно. Вот ты знала, что многие из моих одноклассников уже женаты?
— Да, слышала что-то такое. — Я кивнула и усмехнулась. — Мои тоже.
— Время летит, не так ли?
В его голосе слышалось сожаление или даже отголосок боли.
А может, просто понимание.
Этот вопрос тоже прозвучал как-то по-взрослому. Я поджала губы, мысленно соглашаясь с Сашей.
Эта тема на самом деле всегда вызывала во мне очень яркие эмоции. Быстротечность времени пугала. Она пугала многих. Глядя на Сашу, я подумала, что, возможно, она пугала всех без исключения. Как побочный эффект взросления, как частица до страшного пустой, но неумолимо настигающей безысходности течения времени. Порой я будто все еще не верила, что мы успели так повзрослеть. Головой все понимала, но сердцем не могла принять до конца. И даже не знала, получится ли у меня в принципе когда-то это сделать.
— Да, — кивнула я.
— Это осознаешь сильнее, когда встречаешь людей из прошлого.
Интересно, накрыли ли его эти мысли, когда он встретил меня? Ведь я была одной из таких людей для него.
— Ведь так, Лиз? — добавил он и вдруг криво усмехнулся. — Ты ведь осознала, как повзрослела, когда встретила меня, совсем уже взрослого? Я вот увидел, какой горячей и пылкой ты стала, когда мы остались наедине в номере.
Серьезно? В чем проблема продолжать вести обычный диалог «просто знакомых»? К черту его. Теперь уже окончательно.
— Замолчи, я тебя прошу, — бросила я хмуро, а затем покосилась на него, приподнимая одну бровь. — И почему вообще ты живешь в отеле, если у тебя здесь родственники?
Саша пожал плечами.
— Не хочу их стеснять.
— Да ладно?
— Да ладно. Думаю, комфортнее жить там, где у тебя есть свой угол и тишина, а не орава орущих детей.
— Орава орущих детей? — Я холодно усмехнулась. — Что с тобой такое случилось? Насколько я помню, ты всегда любил детей.
— А я и не отрицаю, но каждому нужно личное пространство и покой время от времени, согласись. Я просто не подрываю их повседневную жизнь своим постоянным присутствием. Ухожу на ночь.
— Неужели ночи им хватает, чтобы отдохнуть от тебя?
Кажется, моя шутка его удовлетворила, потому что я тут же заметила на его лице мягкую улыбку, чем-то напомнившую кошачью. Но самое странное, мне нравилось, как он улыбался.
— Они вообще-то каждый раз предлагают мне остаться и не уходить. Я там любимейший и самый долгожданный гость, — заявил Воскресенский, будто гордился этим.
— Да куда уж там.
— А ты очень нервная.
— Наверное, потому, что ты на моих нервах сегодня станцевал все танцы мира. И не только сегодня.
— Не преувеличивай. Я даже не пытался.
Я закатила глаза, стараясь игнорировать его напыщенность в каждом жесте и интонации.
— Не делай такой вид, как будто для того, чтобы вывести из себя человека, тебе даже не нужно прикладывать усилий.
— Заметь, это твои слова, а не мои.
— Боже, ну и зачем я пошла с тобой? — прорычала я.
— Ты говоришь про сегодняшний день? — хохотнул Саша весело, как и всегда. И, как и всегда, раздражающе.
Я бросила недовольный взгляд в его сторону.
— И сегодня тоже! Я говорю про тот вечер, когда мы встретились в клубе.
— Ты была навеселе, и тебе понравилось.
— Мне не…
— Понравилось! Не отрицай. И я бы даже повторил.
— Разбежался!
Он снова усмехнулся, однако промолчал. А я просто не понимала, зачем он говорит мне подобные вещи. Это так обескураживало, что я едва могла подобрать нужные слова, чтобы хоть как-то ответить ему, а не хлопать ресницами, как маленькая стеснительная девчонка.
Воскресенский просто издевался, испытывая мои нервы. Будто они свиты из железа и никакому воздействию не поддаются. На самом же деле оставшиеся нервные клетки можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Между нами вновь установилось молчание.
Я взглянула на Воскресенского.
Изменился ли он или всего лишь надел маску? Я не могла понять, и мне хотелось разгадать его, как загадку, как ребус.
А через секунду наши глаза встретились. Саша вдруг посмотрел на меня, и я быстро отвернулась в надежде, что он не заметил, как я пялилась на него.
Но он заметил и усмехнулся.
— Что такое?
Голос его прозвучал снова очень самодовольно, и это заставило меня нахмуриться и вздернуть подбородок.
— Совершенно ничего.
— Уверена?
— Абсолютно.
— Ну ладно.
Его второе за вечер «ну ладно» почему-то каждый раз звучало как «сделаю вид, что поверил тебе».
— Ты так изменилась, — вдруг произнес он непривычно мягко.
Это было неожиданно настолько, что брови взметнулись вверх сами собой.
— Разве?
— Да. — Он опустил голову, словно на мгновение успел смутиться. Но лишь на мгновение, а затем я снова увидела его блестящие в свете вечернего солнца глаза. — Стала увереннее в себе, ярче, смелее. Когда мы общались с тобой в клубе, я даже некоторое время не верил, что разговариваю именно с тобой. Передо мной была уже не та робкая, невинная девочка. Хотя кое-что в тебе все-таки сохранилось.
— И что же это?
Саша смотрел на меня несколько долгих секунд, прежде чем ответить. Как будто пытался разглядеть во мне что-то. Или кого-то. И тут же в голове возникла мысль, которая почему-то ничуть меня не удивила. Значит, он тоже видел перед собой уже не ту меня, которая жила в его воспоминаниях все эти годы, и это странное чувство чего-то нового, неизвестного — оно не только во мне. Оно накрыло нас обоих.
— Твой взрывной характер. Большую часть времени ты спокойна, даже моментами холодна, но иногда… я вижу его. Вспоминаю. Это в тебе не изменилось, — произнес Саша с теплотой в голосе.
— Что есть, того не отнять, — улыбнулась я, закусив губу.
— Хотя большую часть времени ты такая сдержанная. Чтобы увидеть твои эмоции, мне каждый раз нужно злить тебя? Что ж, я согласен.
— Я не согласна. Тебя не смущает?
— Нет, не очень.
Я даже не стала ничего отвечать на это. Тем более что мы уже свернули к главной городской площади, погружаясь в какофонию звуков и оставляя позади тихую аллею. Смех, разговоры, крики, улюлюканье, смешавшиеся в один сплошной гвалт, громкий и неугомонный. Люди,
