закричал, чтобы рыбаки убрали оружие, так как в гости к ним пожаловали не воровские казаки, а сам саратовский воевода.
Артельщики помогли вытащить лодку и низко склонились перед Бахметьевым.
Матвей Ласточкин выступил вперёд.
— Вижу у тебя воевода ко мне серьёзный разговор будет, — сказал он.
Бахметьев кивнул головой.
— Раз так идём в землянку. Иринка нам чаю сделает.
Мы спустились в полутёмную землянку, одну из стен которой украшала толстая цепь, на которой с помощью железной проволоки были прикручены жуткие, оскалившиеся огромными зубами волчьи черепа.
— Чем же я так провинился, что по мою душу из самой столицы пожаловали? — поинтересовался Матвей Ласточкин, кивнув в мою сторону.
— Откуда ты узнал, что Артемий Сергеевич прибыл из Питербурха? — удивился воевода.
Матвейка Душегуб усмехнулся в рыжую бороду.
— Всё просто. Вы приплыли ко мне вдвоём, без гребцов и солдат, значит дело тайное, опасное, и ты не кому из своих людей в нём не доверяешь. Вьюнош явно не здешний, руки не мозолистые, спина сутулая, значит бумажный червь…
«Сам лучше что ли, душегуб окаянный», — мысленно обиделся я на бумажного червя.
— А потому с каким почтением ты воевода к нему относишься можно сделать вывод — вьюнош прибыл из столичных учреждений по важному государеву делу.
Выслушав всё это, я подумал, что ещё никогда не встречал столь быстрого умом и проницательного человека. Аникей Петрович был прав — если кто и может помочь мне в исполнении моей службы, так это он.
Тут в землянку проскользнула давешняя девушка с дышащим жаром чайником в руках. Быстро поставила на стол расписные татарские чашечки, налила в них чаю, положила рядом кусочки сахара, нарезала ломтями половинку пирога и, не сказав ни слова, упорхнула, сверкая босыми ногами.
Подождав пока сколоченная из почерневших от времени досок дверь закроется, Матвейка Душегуб произнёс:
— Ну что ж, говорите, какое такое страшное дело привело вас обоих ко мне на остров.
Воевода выразительно посмотрел на меня, мол, ваша очередь трепаться сударь.
— Меня прислал Антон Мануилович Девиер с поручением изловить воровского атамана Галактиона Григорьева… — начал я, но тут же вынужден был прервать рассказ, так как Матвей Ласточкин поперхнулся чаем и сильно закашлялся.
— Непростое это дело Галаньку ловить, — сказал он, прочистив горло. — У него большая ватага, не каждое войско справиться, в городе соглядатае, не гнушающиеся самыми гнусными убийствами, коль на то будет нужда. Чуть против атамана кто удумает, долго на этом свете не задержится. Многие купцы имеют с Галаней тайные дела и наживают немалые барыши, на скупке награбленных воровскими казаками товаров. Эти тоже кого угодно удавят, чтобы мошна не худела.
«Ох», — подумалось мне: «За какие грехи послал мне господь такое испытание. Хоть бы живым ноги унести».
А вслух произнёс:
— Потому и беспокою вас Матвей Иванович. Прошу о помощи, так как одному мне такого супротивника ни в жизнь не одолеть.
— С чего это я должен ради тебя рисковать своим животом? — прямо, без обидняков заявил мне Матвей Ласточкин. — Я нынче вольный, из крепости меня князь отпустил, на службе ни у кого не состою. Да и с Галаней мне ссориться нет никакого резону.
— Аникей Петрович Плотников-Загорский просит оказать содействие, — я извлёк из кармана кафтана письмо и отдал промышленнику.
Тот развернул бумагу, пригляделся, пробурчал про себя:
— Вот свалилась беда на мою старую голову, — и принялся читать.
Грамоту он видно знал не больно хорошо, поэтому медленно водил пальцем по буквам. Закончив сказал:
— Ладно Артемий, раз так, помогу тебе со службой. Когда-то Аникей Петрович мог проехать мимо, позволить лихоимцам утопить меня, как слепого кутёнка, и моя семья, оставшись без кормильца, пошла бы по миру. Однако ж не проехал, пожалел незнакомого человека. Таких людей как Аникей Петрович один на тыщу, а то и меньше. А долг — он завсегда платежом красен.
У меня отлегло от сердца. Теперь может и получиться справить службу и не лечь костями в сыру землю. Мои чувства явственно отразились на лице, и Матвей Ласточкин обрубил:
— Ты не лыбься, Артемий, будешь делать все, что я тебе скажу. А попробуешь пререкаться, брошу всё к чертям, и дальше ты сам по себе, а я сам по себе. Договорились?
Я согласно кивнул.
— Только учти, много горя тебе придётся изведать, много грехов на душу взять. Скажу, убей — убьёшь. Скажу, пытай, жги человеческую плоть раскалённым железом — будешь жечь.
По моему телу пробежал липкий холодок подкрадывающегося страха. Я нерешительно сглотнул. Однако, хош не хош, а данную государем службу, надо было исполнять. Да и изжить со света злодея, разве ж это грех. Что будет, коли лихие люди страх потеряют.
Я кратко рассказал, что со мной произошло по дороге, начиная с приключения на постоялом дворе. Естественно, кое что умолчав, а кое что приукрасив, чтобы не выглядеть полным дураком в глазах моих собеседников. В конце я поведал о подслушанном мной в Нижнем Новгороде разговоре. И закончил:
— Сначала я хотел действовать просто, без затей. Взять купца Лукьяна Герасимова, о котором упоминал Данила, допросить его и выведать, где находиться лагерь ушкуйников. Однако потом подумал, если мы купца в присутствие потащим, Галаня об этом тут же прознается…
— Правильно подумал, — кивнул Матвей Ласточкин.
— А кто предупреждён, тот вооружён, — продолжил я. — Галаня либо уйдёт, либо будет держать оборону, и ещё не известно кто возьмёт верх. Только ничего более толкового мне пока в голову не пришло.
Матвей Ласточкин некоторое время молчал, раздумывая. Он допил чай, поставил чашку на стол и принялся вертеть её двумя пальцами. Иногда он оставлял чашку в покое и теребил бороду. Затем встал, открыл обшарпанный сундук, стоявший в углу, достал оттуда глиняную трубку, кисет с табаком и кресало. Закурил.
Мы с воеводой сидели тихо, не мешая Матвейке Душегубу думать. Только когда он закурил, мы закурили тоже. Вскоре землянка наполнилась едким табачным дымом.
Дверь вдруг распахнулась и в дыму появилась Иринка, кашляя и размахивая руками.
— Фу, фу, фу, дым столбом, будто пожар. Задохнётесь так.
Она оставила дверь открытой и исчезла.
Наконец Матвей Ласточкин заговорил:
— Раз нельзя взять зверя в норе, надо выманить его от туда.
— Изволь объяснить сию аллегорию, — сказал воевода.
— Читал я как-то книжку древнего сочинителя Плутарха о римском государственном муже Гае Юлии Цезаре, — ответил Матвей Ласточкин. — Однажды тот был захвачен морскими разбойниками, и чтобы спасти живот свой, вынужден был заплатить большой выкуп. Когда его отпустили, он собрал солдат и вернулся на остров, где его держали. Разбойники тем временем праздновали удачу и были в
