Костюм на ней был тот же, но она сняла ленту со лба и распустила волосы. Я присел. Официант подошел и принял мой заказ. Он ушел. Откуда-то доносилась тихая музыка.
Она чуть улыбнулась.
– Извини, я вышла из себя, – сказала она.
– Оставь. Я это заслужил.
– Ты меня искал?
– Не то чтобы специально.
– А ты... Ах, я забыла, – она достала сумочку и положила себе на колени.
Она порылась в ней и что-то протянула мне. Это была чековая книжка. – Я обещала.
– Нет.
– Возьми, дурак! Я не хочу, чтоб официант увидел.
Я взял книжку и положил в карман. Я сунул руку в нагрудный карман и вынул маленькую квитанционную книжку. Вставил копирку и написал: «Получено от мисс Бетти Мэйфилд, „Каса дель Пониенте“, Эсмеральда, Кали форния, сумма 5000 долларов в дорожных чеках „Амери-кэн Экспресс“ по 100 долларов каждый, подписаны владельцем. Эти чеки остаются собственностью мисс Мэйфилд и будут возвращены ей по требованию, пока стороны не договорятся о гонораре и пока я, нижеподписавшийся, не возьму на себя охрану ее интересов».
Я подписал эту абракадабру и протянул ей книжку.
– Прочти и подпишись в нижнем левом углу. Она взяла ее и приблизила к лампе.
– Ты меня утомляешь, – сказала она. – Чего ты хочешь этим добиться?
– Я хочу показать, что я не жулик и что ты это понимаешь.
Она взяла перо, которое я протянул ей, подписала и отдала обратно. Я вырвал оригинал квитанции и протянул ей, затем спрятал книжку.
Подошел официант и поставил мой бокал. Он не ждал, чтобы я заплатил.
Бетти покачала головой. Он ушел.
– Почему ты не спросишь, нашел ли я Ларри?
– Хорошо. Нашли ли вы Ларри, мистер Марлоу?
– Нет. Он смылся из отеля. У него была комната на четвертом этаже с той же самой стороны, что и твой номер. Должно быть, прямо под твоим номером. Он собрал девять чемоданов и уехал в своем «бьюике». Местный соглядатай по имени Явонен – он именует себя заместителем директора, «выполняющим оперативные функции», – убежден, что Митчелл заплатил по счету и даже за неделю вперед за свой номер. Его ничто не беспокоит. Ему я не понравился, конечно.
– Кому-нибудь ты понравился?
– Тебе – на пять тысяч долларов.
– Ах, ты и впрямь идиот. Ты думаешь, Митчелл вернется?
– Я же сказал, что он заплатил за гостиницу за неделю вперед.
Она спокойно отпила из своего бокала.
– Сказал. Но что это может означать?
– В виде предположения я могу сказать, что по счету платил не он, а кто-то другой, кто-то, кому нужно было время, чтобы управиться – например, с трупом на твоем балконе прошлой ночью. В смысле, если там был труп.
– Перестань!
Она допила свой коктейль, потушила сигарету, встала и оставила счет мне. Я расплатился и вышел. В вестибюле, подчиняясь какому-то предчувствию, я увидел Гобла, входившего в кабинку лифта с озабоченным выражением лица. Он повернулся и заметил мой взгляд, но виду не подал. Лифт пошел вверх.
Я вышел к машине и поехал обратно в «Ранчо Дескансадо». Лег на диван и уснул. Это был утомительный день. Может, если я отдохну, то пойму, что, собственно, я делаю в Эсмеральде.
Глава 17
Часом позже я припарковался перед скобяной лавкой. Это была не единственная скобяная лавка в Эсмеральде, но только она выходила фасадом в переулок с громким названием аллея Полтона. Я пошел на восток, считая магазины. Их было семь, все блестели витринами в металлических рамках. На углу был магазин одежды, с манекенами в витрине, косынками, перчатками и украшениями. Цены указаны не были. Я свернул за угол и пошел на юг. Вдоль тротуара росли массивные эвкалипты с толстыми стволами, совсем не похожие на высокие и стройные деревья вокруг Лос-Анджелеса. В конце аллеи Полтона был гараж. Я шел вдоль его стены, глядя на сломанные ящики, картонки, мусорные бачки, пустые стоянки для машин. Я считал дома. Это было легко. Вопросов задавать не приходилось. Свет горел в маленьком окошке лачуги, которая когда-то, давным-давно, была простым и добротным домом одного из первых обитателей Эсмеральды. Деревянное крыльцо со сломанными перилами. Когда-то его покрасили, но это было давно, еще до появления магазинов. Когда-то, может, тут был и садик. Парадная дверь была грязно-горчичного цвета. Окно было плотно закрыто. Его, по-моему, никогда не мыли. За ним висели обломки старых жалюзи. В крыльце было когда-то две ступени, но лишь на одну можно было ступить. За хижиной, вплотную к скобяной лавке, был, по всей видимости, сортир. Я видел, что сквозь шаткую стенку этого сооружения входил водопровод. Домовладелец благоустраивает свои владения. Трущоба на одного.
Я переступил через сломанную ступеньку и постучал в дверь. Звонка не было. Никто не ответил. Я взялся за ручку. Дверь не была заперта. Я толкнул ее и вошел. У меня было предчувствие, что я найду там что-то очень неприятное.
Лампочка светила в обгоревшем и искривившемся колпаке с порванным абажуром. Диван был покрыт старым одеялом. Старое кресло из тростника, качалка, стол, покрытый засаленной клеенкой. На столе рядом с чашкой кофе лежала местная газета на испанском языке «Эль Диарио», блюдечко с окурками, грязная тарелка, маленький транзистор, передававший музыку. Я выключил его.
Тишина упала, как перина. Затем из-за полуоткрытых дверей раздалось тиканье будильника, затем звон цепочки, шелест крыльев и надтреснутый голос сказал быстро: «Quieu es? Quieu es? Quieu es?» (Кто там? Кто там? Кто там? (исп.)) За ним последовало сердитое бормотание. Затем вновь тишина.
Из большой клетки в углу на меня глядел круглый, сердитый глаз попугая.
Он крутился на насесте.
– Амиго, – сказал я.
Попугай разразился безумным хохотом.
– А ну не кипятись, братишка, – сказал я.
Попугай перебрался на другой конец насеста, клюнул из белой чашки и пренебрежительно стряхнул овсинки с клюва. В другой чашке была вода.
– У тебя, видно, нет жилищной проблемы, – сказал я. Попугай уставился на меня и фыркнул. Он наклонил голову и уставился на меня другим глазом.
– Necio! – заорал он. – Fuera! (Дурак! Вон! (исп.)) Где-то капала вода из протекающего крана. Часы тикали. Попутай передразнивал их. Я сказал:
– Попка-дурак.
– Hijo de la chingada (Сукин сын (исп.)), – ответил попугай.
Я фыркнул на него и толкнул полуоткрытую дверь в местный вариант кухни.
Линолеум на полу перед умывальником был протерт до досок. Ржавая газовая плита с тремя горелками, открытая полка с несколькими тарелками и будильником. Титан старинного типа для горячей воды в углу, из тех, что взрываются, потому что у них нет предохранительного клапана. Узкая задняя дверь была заперта, и ключ торчал из скважины. Единственное окно было закрыто. Лампочка свисала с потолка. Потолок над ней потрескался и был весь в подтеках. За моей спиной попугай бесцельно крутился на своем насесте и время от времени тоскливо урчал со скуки.
На оцинкованной доске умывальника лежала короткая черная резиновая трубка, а рядом с ней стеклянный шприц с дошедшим до упора поршнем. В раковине лежали три длинных, тонких и пустых пробирки с маленькими пробочками рядом. Видал я такие пробирки.
Я открыл заднюю дверь, ступил во двор и подошел к сортиру. У него была скошенная крыша, два с половиной метра спереди и меньше двух метров сзади.
Дверь открывалась на себя, в другую сторону, и места для нее не было. Сортир был закрыт, но задвижка вскоре поддалась.
Вытянутые пальцы ног ночного вахтера почти касались пола. Его голова была во мраке, в нескольких сантиметрах от стропил крыши. Он висел на черной проволоке – видимо, куске электрического провода. Пальцы его ног были вытянуты, как будто он пытался встать. Я коснулся его, убедился, что он уже остыл и не имеет смысла резать провод.
Он сделал все наверняка. Стал у умывальника в кухне, перекрутил резиновой трубочкой руку, сжал кулак, чтобы выявить вену, затем вколол себе полный шприц сульфата морфия прямо в вену. Так как все три пробирки были пусты, можно было предположить, что хотя бы одна ;:з них была полной. Он не ограничился бы неполной дозой. Затем отложил шприц, отпустил завязанную трубку. Времени у него было мало – с морфием, вколотым прямо в вену. Затем он вошел в сортир, встал на сиденье и завязал провод вокруг шеи. К этому времени он уже был как; в тумане. Он стоял и ждал, пока не обмякнут колени, а вес тела позаботился обо всем прочем. Он ничего не знал. Он уже спал.
Я закрыл дверь сортира и не вернулся в дом. Когда я шел по двору к выходу на эту красивую улицу с первоклассными домами, попугай услышал мои шаги и закричал:
– Кто это?
– Никто, друг. Просто шаги в ночи. Я шагал тихо и бесшумно, уходя прочь.
Глава 18
Я шагал тихо и бесшумно, куда глаза глядят, но я знал, куда меня приведут ноги. Они всегда приводили меня в «Каса дель Пониенте». Я снова сел в машину на Гранд-стрит, бесцельно покружил, по улицам, а затем поставил машину, как обычно, около входа в бар. Когда я вышел, то заметил машину рядом. Это был автомобиль Гобла. Он был прилипчив, как мухомор.
