старшинство.
— И не только его, если на то пошло, — Астафьев встал и, склонив голову набок, шагнул вперёд, — вы с нами тут пьянствуете, командир, а вас, должно быть, капитанская койка давно уже ждёт. Сами тёплое местечко нашли, так не мешайте и другим улучить свой шанс.
— Что?.. — Ксения побледнела и прищурилась. Копившаяся в ней буря эмоций готова была, наконец, обрести плоть.
— Что слышали, лейтенант. Уже весь корабль знает, какую вы птичку урвали, ставки делают, когда вы к нему в каюту переберётесь!
— Кто позволил вам упоминать имя капитана в подобном разговоре? — отчеканила Ксения.
— Тот, кто поставил его имя под вопрос.
— Ответите ли вы за своим слова?
— Так! — на ноги тут же поднялся командир звена. — Прекратить! Что за ерунда?
— Отвечу. С десяти шагов. Хоть сейчас.
— Вы в своём ли уме, господа? Мы не на балу, это дальний полёт, будет ещё в кого пострелять.
— Без врачей. Я готова.
— Лейтенант Троекурова! Астафьев пьян, хоть вы-то будьте умней! В одном полку так не решают ссор!
— Как верно заметил Астафьев, это не мой полк.
— Вот оно как… — командир звена набычился и замолк.
— Ермин прав, — вмешался ещё один поручик, стоявший по другую сторону от Ксении. — Вышел не слишком удачный разговор. Пожмите друг другу руки и забудьте спор.
— Я не могу взять слов назад, — отрезал Астафьев.
— Как и я, — подтвердила Ксении.
Поручик закатил глаза.
— Так! Так деритесь до первой крови. Мы сделаем круг и сабли дадим.
— Исключено, — сказала Ксении.
— На корабле никто не будет стрелять! — перекрыл голоса говоривших голос командира звена. — Вы согласны, что это разумно, лейтенант?
Ксения покосилась на него и поджала губы.
— Пожалуй, что так.
— А вы, поручик?
Астафьев так же искоса посмотрел на него.
— Хорошо. Но раз так, лейтенанту больше не стоит сюда приходить.
— Не волнуйтесь, не нарушу ваш покой.
Ксения оттолкнула гитару и направилась к выходу, чувствуя, что вот-вот окончательно потеряет над собой контроль.
«Проклятый Орлов, — думала она, возвращаясь в каюту и срывая с себя мундир. — Как же я его ненавижу».
Впрочем, уже к следующему утру ненависть её прошла. Она снова вспомнила о цветке, который остался на столе, и теперь уже думала о том, что смену ей будет сдавать не Орлов, и, значит, рисунок может увидеть и кто-то другой.
Ксения не могла успокоиться всё время, пока пила утренний чай, а затем, когда чашка была уже почти пуста, её размышления прервал стук в дверь.
Ксения поднялась и тут же подошла к двери — по другую сторону стоял Орлов.
— Вы забыли вчера, — он держал в вытянутой руке блокнот. Ксения мгновенно покраснела, — и напрасно вы встали так рано, до вашей смены ещё восемь часов.
— Я… хотела немного полетать, — Ксения прокашлялась, голос снова отказывал ей.
— Лучше бы вам отдохнуть. У вас красные глаза.
— Ничего. Я всегда мало сплю.
Ксения закусила губу и приподняла взгляд, невольно думая о том, видел ли Орлов то, что она оставила ему, и если видел, то почему ничего не говорит? «Вряд ли он вёл бы себя так, если бы знал,» — тут же остудила собственный пыл Ксения.
— Я пойду, — тем временем сказал капитан, — я бы всё же рекомендовал вам отдохнуть.
— Да, капитан.
Дверь закрылась, а Ксения осталась стоять, сжимая блокнот в руках. Она боялась открыть его, и если бы тот не содержал записи, необходимые не только ей, попросту отправила бы его в измельчитель мусора, чтобы не смущать себя.
Наконец, вздохнув, она всё-таки приоткрыла блокнот — будто для того, чтобы проверить, не приснился ли ей давешний цветок. Цветок не был сном. И на соседней странице красовался другой, выведенный несколькими точными движениями — Ксения как наяву представила, как тонкие пальцы капитана небрежно чертят его. С одной страницы на другую перебегала изогнутая, как крылья космического Ветра, веточка плюща.
*Канцлер Ги. Баллада
ГЛАВА 10
Какое-то время Ксении молча стояла, глядя на пересекающую бумагу извилистую линию и пытаясь осознать, как следует её понимать. О ком пытался сказать ей Орлов, она не знала, но мысль о том, что граф может быть так смертельно предан кому-то ещё, сводила её с ума. Затем она ударила кулаком по столу, пытаясь собрать и себя саму, словно пальцы, в кулак. Что делать теперь — она не знала. Мгновенно исчезло всякое желание идти на тренировку или в рубку — куда-нибудь.
А ещё через минуту в дверь снова раздался стук, и Ксения едва не взвыла. «Если это Орлов — я убью его», — пообещала она себе, сама не понимая до конца, откуда в ней эта злость. Ведь Орлов ничего ей не обещал.
Ксения встала и, распахнув дверь, увидела перед собой командира звена, с которым пила вчера.
— Что вам нужно? — спросила она, даже не пытаясь скрыть злость.
— Вы всё ещё не протрезвели. Мне, очевидно, не стоило так рано приходить.
— Нет уж, говорите сейчас, — Ксения отошла в сторону, освобождая проход, — прошу вас войти.
Звеньевой вздохнул.
— Госпожа Троекурова… — сказал он, шагнув внутрь. — Вчера у нас у всех вскружилась голова. Я не прав.
— Может быть. Что с того?
— Поведение Астафьева — моя вина. Я, как офицер, должен был проследить за порядком в звене. Так что, если вы не можете примириться с этим, смею сказать, случайным конфликтом — вы должны стреляться со мной.
— Геройство делает вам честь, — Ксения увидела лежащий на столе блокнот и поспешила захлопнуть его, — но я не вижу вашей вины. Астафьев проявил неуважение лично ко мне и к капитану корабля.
— Госпожа Троекурова… Вам знакомы такие слова: «Всё, что делается на корабле — остаётся на корабле»?
Ксения наклонила голову вбок, предлагая продолжать, хотя этой великой мудрости не слышала никогда.
— Я бы и вовсе добавил, что делается за стенами спальни, пусть останется в ней. Это не должно интересовать никого.
— Очень любопытный подход, — сухо произнесла Ксения.
— Подумайте о нём. Может быть, он немного успокоит вас, и вы, по крайней мере, станете не так метко стрелять. Что бы ни произошло вчера, Астафьев — хороший человек.
Звеньевой ушёл, а Ксения в самом деле стала думать о том, что тот сказал. Она думала об этом, пока допивала чай, и затем — когда бесцельно бродила по кораблю, не желая садиться за штурвал, и стояла на корме, вглядываясь в черноту неба, усыпанную далёкими крапинками звёзд. Даже на мостике она продолжала думать о том, что сказал ей звеньевой.
«Что случается на корабле — то должно
