чемодан, украл его. Но драгоценности больше не имели для него значения. Он уже потерял их на судне.
X
В моей последней поездке в дом Гвидо Микони меня сопровождала Мерседес Перальта. Когда в конце дня мы собрались вернуться в город, Рорэма обняла меня и повела сквозь заросли тростника узкой тропой к небольшой поляне, обсаженной кустами юкки, чьи цветы, прямые и белые, напоминали мне ряды свечей на алтаре.
- Как тебе это нравится? — спросила Рорэма, указывая на грядки, укрытые редким навесом из тонких и сухих ветвей, который по углам поддерживался раздвоенными на концах шестами.
- Прямо как на картинке! — воскликнула я, осматривая поле, покрытое перистыми ростками моркови, малюсенькими листьями салата, сходными по форме с сердечками, и кружевными завитыми веточками петрушки.
Сияя от восторга, Рорэма прогуливалась туда и обратно вдоль опрятно вспаханных рядов смежного поля, собирая на свою длинную юбку массу сухих листьев и веточек. Каждый раз, указывая место, где она посадила салат, редис или цветную капусту, Рорэма поворачивалась ко мне, и ее рот изгибался в слабой воздушной улыбке, а хитрые глаза сверкали между полуприкрытыми веками, отражая огонек низкого послеполуденного солнца.
- Я знаю, что у меня есть прямое посредничество ведьмы, каким бы оно ни было, — внезапно воскликнула она. — И единственно хороший момент в этом, что я знаю это.
Прежде чем я воспользовалась случаем расспросить ее подробнее, она подошла ко мне и обняла меня.
- Я надеюсь, ты не забудешь нас, — сказала она и отвела меня к джипу.
Мерседес Перальта крепко спала на переднем сиденьи.
В одном из окон второго этажа показался Гвидо Микони. Он сделал мне знак рукой, который был скорее манящим, чем прощальным.
Незадолго до того, как мы достигли Курмины, Мерседес Перальта зашевелилась. Она громко зевнула и рассеянно посмотрела в окно.
- Тыне знаешь, что на самом деле произошло с Гвидо Микони? — спросила она.
- Нет, — сказала я. — Мне только известно, что и Микони, и Рорэма называют это вмешательством ведьмы.
Донья Мерседес захихикала.
- Это определенно было вмешательством ведьмы, — сказала она. — Канделярия уже говорила тебе, что когда ведьмы вмешиваются во что-то, говорят, что они делают это своей тенью. Канделярия создала звено для своего отца; она создала ему жизнь во сне. Поскольку она ведьма, она вращала колесо случая. Виктор Джулио тоже создал звено, и он тоже повернул колесо случая, но так как он не был ведьмой, сон Октавио Канту — хотя он также реален и нереален, как и сон Микони — получился очень длинным и мучительным.
- Как Канделярия создала вмешательство?
- Некоторые дети, — объяснила донья Мерседес, — имеют силу желать чего-либо с огромной страстью долгий период времени. — Она откинулась на свое сиденье и закрыла глаза. — Канделярия была таким ребенком. Она была рождена такой. Она желала возвращения своего отца, и она желала этого, ни в чем не сомневаясь. Это посвящение, эта решимость и есть то, что ведьмы называют тенью. Это было той самой тенью, которая не могла позволить Микони уйти.
Мы проехали остаток пути в молчании. Мне захотелось переварить ее слова. Прежде чем мы вошли в дом, я задала ей последний вопрос.
- Как мог Микони иметь такой подробный сон?
- Микони никогда не хотел уезжать, никогда, — ответила она. — Поэтому он был открыт непоколебимому желанию Канделярии. Подробности сна сами по себе, однако, не являются частью вмешательства ведьмы, это было воображение Микони.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
XI
Когда что-то защекотало мою щеку, я села и медленно подняла глаза к потолку, разыскивая гигантского мотылька. С тех пор как я увидела его в рабочей комнате доньи Мерседес, я была одержима им. Каждую ночь мотылек размером с птицу появлялся в моих снах, трансформируясь в Мерседес Перальту. Когда я рассказала ей, что верю в свои сны, она высмеяла это как плод моего воображения.
Я вновь опустилась на свою скомканную подушку. Уже уплывая в сон, я услышала шарканье Мерседес Перальты, проходящей мимо моей двери. Я вскочила, оделась и на цыпочках выбежала в темный коридор. Тихий смех донесся из ее рабочей комнаты. Янтарное зарево горящих свечей просачивалось сквозь открытую, небрежно задернутую портьеру. Непреодолимое любопытство заставило меня заглянуть внутрь. За столом сидела Мерседес Перальта и мужчина, лицо которого было скрыто шляпой.
- Ты не хочешь присоединиться к нам? — крикнула донья Мерседес. — Я только что говорила нашему другу, что вскоре ты придешь взглянуть на меня.
- Леон Чирино! — воскликнула я, как только он повернулся ко мне и приподнял край шляпы в знак приветствия. Мы познакомились во время моего неудачного участия в сеансе. Именно он организовывал встречи спиритов. Ему было около семидесяти-восьмидесяти лет, но на его темном лице было всего несколько морщин. У него были большие черные глаза и искрящиеся белые зубы, которым следовало бы быть желтыми от сигар. На его подбородке торчала щетина, но его седые, коротко остриженные волосы были безупречно причесаны. Его темный костюм, мятый и мешковатый, выглядел так, будто он спал в нем.
- Он работал как сумасшедший, — сказала донья Мерседес, словно читая мои мысли.
Хотя меня больше не приглашали на сеансы, Мерседес Перальта одобряла мои поездки к Леону Чирино. Иногда она сопровождала меня, иногда я ездила одна. Он был плотник по профессии, но его знание различных шаманских традиций, практикуемых в Венесуэле, было изумительным. Его интересовали мои изыскания, он часами изучал мои записи, отслеживая в процедурах колдунов индейские и африканские корни. Он знал всех спиритов, ведьм и целителей Венесуэлы восемнадцатого и девятнадцатого века. Он говорил о них с такой искренней фамильярностью, словно желал, чтобы у меня сложилось впечатление, будто он знает их лично.
Голос Мерседес Перальты бесцеремонно оборвал мои воспоминания.
- Ты не хотела бы поехать с нами, чтобы выполнить обещание? — спросила она.
Смущенная ее вопросом, я посмотрела сначала на нее, потом на него. Их лица мне ничего не сообщили.
- Мы уезжаем сейчас же, — сказала она мне. — У нас в запасе только ночь и день. — Она встала и взяла меня за руку. — Я подготовлю тебя для поездки.
Подготовка заключалась в следующем. Она спрятала мои волосы под тесную вязаную матросскую шапочку и намазала мое лицо черной растительной пастой. Она заставила меня поклясться, что я ни с кем не заговорю и не буду задавать вопросов.
Игнорируя мое предложение воспользоваться джипом, Мерседес Перальта вскарабкалась на заднее сиденье старого «меркурия» Леона Чирино. С мятыми бамперами и разбитой рамой,
