Нелли ничего не знала о признаках беременности, и только когда хозяйка ресторана объяснила ей, почему у нее распухает живот, осознала новость и нисколько не огорчилась.
Выйдя из больницы с ребенком на руках, она не была озабочена и в глубине души даже радовалась, что больше не испытает одиночества. Так как ее отец считался состоятельным человеком, сослуживцы не вмешивались, никто не нашел нужным проинструктировать молодую мать, как ухаживать за грудным младенцем.
Нелли делала все насколько могла хорошо, купила одежду, старательно кормила девочку грудью и, чтобы оберегать ее, спала на кровати вместе с ней. Материнство явилось глубоким переживанием для нее, и она испытывала огромную радость при виде каждой улыбки на лице малышки.
Ранним утром, когда Нелли вставала, чтобы пойти на работу, она оставляла бутылочку с молоком и просила соседку прислушиваться, не плачет ли малышка. Ночью она с нежностью ласкала ее.
Когда владелец ресторана сказал, что двое полицейских разыскивают ее, она не могла понять причины. Полицейских вызвала соседка, когда зашла проведать ребенка.
Девочка не дышала, смерть настигла ее в колыбели. Мир, который, казалось, только начал поворачиваться к Нелли лицом, снова рухнул. Лишь теперь городской совет взял на себя заботу о несчастной женщине.
Она была госпитализирована на продолжительный срок и выписалась, только пообещав, что будет постоянно принимать прописанные ей лекарства. Однако Нелли не была достаточно внимательна, забывала о предписаниях и поэтому снова оказалась в больнице. Там ей стало ясно, что она больна и что лишь в случае, если она сама будет следить за собой, как положено, у нее будет шанс выздороветь.
* * *
После вторичной госпитализации к Нелли домой пришла Сэнди.
— Приглашаю тебя в «большой дом». У нас ты сможешь встречаться с разными людьми, здоровыми и больными, и участвовать в общественной жизни.
— Смеешься надо мной, — с сомнением проговорила Нелли в ответ, однако молодая женщина сразу же понравилась ей.
— Нет, вовсе нет. Единственное условие — чтобы ты аккуратно принимала все лекарства, которые тебе выписал врач. Мне кажется, ты чувствуешь себя уже лучше.
— Верно. Я рада, что ты пришла навестить меня, но не знаю, приду ли в «большой дом». Там, наверняка, все будут смотреть на меня, а я не люблю, чтобы на меня глазели.
— Обычно люди смотрят на любого нового человека, появляющегося среди них. Ты тоже можешь смотреть на них.
При первом посещении она вела себя очень робко. Сэнди встретила ее с характерным для нее радушием и устроила ей ознакомительную экскурсию по всему дому.
Во время последующих встреч Нелли чувствовала себя увереннее, но не переставала спрашивать и себя, и Сэнди: «Почему продолжают смотреть на меня, разве смотрят так же на больных диабетом? Или на сердечников? Все принимают лекарства и зависят от них, как и я, но никто не глазеет на них так, как на меня.»
— Пойдем, я познакомлю тебя с руководителями наших кружков, — предложила Сэнди, и они переходили из комнаты в комнату. Когда они зашли в помещение, где проводились занятия живописью, Нелли проявила большой интерес.
— Жалко, что у меня нет способностей к рисованию, — посетовала она.
— А ты попробуй! — в один голос воскликнули Сэнди и преподавательница.
Нелли охватило волнение, какого она никогда прежде не испытывала.
Дни и целые годы были стерты из ее памяти, как будто их и не было, вытесненные новыми переживаниями. «Я способна творить, как другие, и теперь все смотрят на меня не из-за того, что я больна, а потому что я художница», — думала Нелли.
Она хранила свои картины в большой папке, отказываясь продавать их, так как ей было тяжело расстаться с ними:
— Картины — словно мои дети, — сказала она Сэнди, смеясь.
Яир Лапид
Из книги «Стоим в шеренге»
(От переводчика:
Когда я читала книгу Яира Лапида, я, естественно, не знала, что в 2013 году, Яир Лапид организует новую партию «Еш атид» (то есть в переводе с иврита «Есть будущее»), возглавит ее и, тем более, что новая партия по количеству отданных за нее голосов совершенно неожиданно займет второе место. Книга мне понравилась, правда, мне показалось, что по стилю она напоминает рассказы Эфраима Кишона: большинство рассказов искрится такого же рода юмором и излагается в похожей манере. «День Катастрофы» считаю очень сильным рассказом, в котором показано, как живут люди, пострадавшие в Холокосте, оставшиеся в живых, но по сути они уже по ту сторону жизни.)
День катастрофы (бабушки Катрины)
Бабушка Катрина учила игре в бридж. Один или два раза в неделю к ней приходили такие же, как она, женщины, одетые в платья со складками на бедрах и украшенные белыми жемчужинами, накрывали круглый стол зеленой тканью (он все еще стоит у моих родителей в салоне) и играли. Через час она шла на кухню и возвращалась с кувшином чая. Кувшин был сделан из тонкого немецкого фарфора Розенталя. Бабушка ставила сахарницу с рафинадом, молочник, серебряное ситечко, заполненное листьями чая «English breakfast», потому что англичане ведь знают толк в чае. Они пили не торопясь, а играли еще медленнее. Я помню возгласы из другой комнаты «Север — две взятки, юг — пас» и звуки смеха вперемежку с невозможной смесью иврита, немецкого и венгерского. Снаружи, за прозрачными, кружевными занавесками с обычной нервозностью жило государство Израиль. Ее единственный сын стал журналистом, внуки, к ее ужасу, сновали загорелые, как крестьяне, и обутые в сандалии без носков.
Она, бабушка Катрина, была типичной представительницей буржуазии центральной Европы. Красивая блондинка, родившаяся в родовитой семье из Будапешта, вышла замуж за умного провинциального адвоката и никогда не давала ему забыть о своем происхождении и о том, что приехала из большого города. У них была просторная вилла с ухоженным двором, и каждое утро она устраивала с поварихой детальное обсуждение меню на ужин. Летом они ездили в Карлсбад, чтобы похудеть, зимой вешали в кладовке колбасу, чтобы сэкономить на поездке на рынок. Все ее будущее было расписано, включая платье, которое она наденет на свадьбу маленького Томислава, и в какой степени она будет ненавидеть невестку, естественно, из Будапешта. И тогда пришла война.
Гестаповцы забрали моего дедушку среди первых. Бабушка, голодная и напуганная, а главное, ошеломленная, большую часть военного времени провела в подвалах гетто. Потом пришли коммунисты, которые, с ее точки зрения, были не намного лучше, и в 1948 году при первой же возможности она поднялась на борт судна, отправлявшегося на Ближний Восток. Она не была убежденной сионисткой, но на этом этапе своей жизни хотя бы уже знала, когда нужно бежать. Согласно военной статистике, она была среди счастливчиков. Нацисты не убили ее, они только забрали у нее жизнь. Мы всегда говорим о шести миллионах, но никто не упоминает другие миллионы. Тех, что спаслись, но их мир — единственный мир, что они знали — разбился вдребезги. Всю ее жизнь бабушку учили лишь одному: вести себя красиво. Подавать чай в определенной посуде, продолжать улыбаться на концерте и тогда, когда глаза закрываются, играть в бридж. Она не получила даже намека на то, что положение вещей может измениться. Культурные люди объяснили ей (и она поверила), что они не убивают друг друга без причины.
Она ошиблась. Культурные люди убивают один другого каждый день. Когда она поняла свою ошибку, она задвинула прозрачные занавески и жила всю оставшуюся жизнь, делая вид, что ничего не изменилось. Она умерла от рака через тридцать лет после войны, но это не меняет факта, что ее жизнь закончилась тогда, во время войны. То что случилось потом, было только отсрочкой приговора.
Отдельные комнаты
Обнаруживается следующая закономерность: мужчины не любят менять квартиру. Действительно, если бы это зависело от мужчин, все человечество жило бы в квартирах из полутора комнат на улице Заменхоф и делало постирушки у родителей. Мужчины по своей природе предпочитают оставаться на том самом месте, куда их поместили. Если, например, компания мужчин решает установить мангал в определенной точке горного склона и через пять минут по радио сообщают, что сильнейший ураган грозит подойти к этому склону, они поглядят друг на друга, повернутся к шампурам и, внимательно оглядев, перевернут их. Если бы там присутствовали женщины, они бы тотчас стали собирать все в пакетики и перенесли бы мангалы в ближайший торговый центр, но это лишь доказывает, что они нервозны по своей натуре. Мужчины предпочитают делать то, в чем они сильнее всего: ждать и смотреть, что произойдет.
Вся история еврейского народа, кстати, является совершенным тому доказательством. Еврейский народ, как известно, был изгнан из своей страны и своей родины Навуходоноссором, царем Вавилона, в 586 году до новой эры. Менее, чем через 50 лет после этого над регионом властвовал Кир II — персидский царь, обнародовавший известное «Послание Кира», в котором разрешил евреям возвратиться на родину. Жена еврея, надо полагать, разбудила его в тот день раньше обычного.
