Коши сыплет на руку лечебный порошок, а затем намазывает ониксовую мазь. Я прикусываю язык и сохраняю лицо, когда он выполняет эти действия.
— Костяшка среднего пальца посинела и распухла, — истолковывает он. — Указательная почти в целости, а вот безымянная и мизинец содраны в кровь.
Его взор внимательный, он бережно выполняет нужные действия, как будто одним лишним движением он может сделать мне больно. Коши плотно забинтовывает мне руку, подвязывает ниточки и ещё некоторое время сосредоточенно смотрит на неё, не выпуская из своей осторожной хватки. Поперёк брови Грэма я замечаю большой шрам от пореза. Я хочу спросить его об этом, но истории величавого покровителя вряд ли предназначены для моих ушей.
— До меня дошёл слух, что я ваша первая ученица, — говорю я, чтобы он, наконец, перестал глазеть на свою медицинскую работу. Он поднимает глаза, всё так же, не отпуская мою ладонь. Я немедленно одёргиваю её и улыбаюсь.
— Это правда.
— У вас отлично получается.
Я не жду услышать благодарностей, но самую глупую малость надеюсь. В данном случае ему бы не позволил посыльный, влетевший в спальню пулей. Он выглядит весьма взволнованным, мужчина резко одёргивает кафтан из чёрной тафты.
— Цитирую, — надломленным голосом изрекает посыльный. — Иначе не сносить мне головы. «Милдред Хейз, величайший Владыка Флавиан Эбурн приказывает явиться в тронный зал», — он бегает глазами и решается продолжить. — Одной.
— Зачем? — повышаю голос я.
— Не знаю, честно, но Алисию мне тоже сказали оповестить. Владыка был в таком гневе.
Мы с Грэмом переглядываемся. Он сообщает взглядом: «Необходимо действовать».
***
— Я иду с ней, — решает Грэм.
— Но…
— Не обговаривается.
Посыльный демонстрирует испуганную гримасу и убирается прочь, подстрекаемый чрезвычайным страхом.
Чем ближе мы к тронному залу, тем шибче бьётся моё сердце. Грэм не проронил ни слова с того самого момента, как мы вышли. Я хотела, чтобы мы перенеслись, — так быстрее, — но теперь я рада, что Коши этого не сделал. Отсрочить наказание или что там придумала верхушка, пойдёт мне на пользу.
Нет, конечно: я просто веду себя как трусливый ягнёнок. Но всё равно не прошу перенести нас на тридцать пятый этаж. Сколько ещё минут нам шагать по бесконечным лестницам, сколько ещё я буду натирать ладонь мраморными перилами? Я тихонько глотаю воздух.
— Успокоилась. Значит, можем скоротать время.
Коши берёт кисть моей руки, каменным тоном предупреждая сомкнуть глаза.
Два посыльных открывают нам высокую двустворчатую дверь с массивными узорчатыми ручками, декорированные мамонтами из лабрадорита. Поначалу нас встречает выступающее из стены изваяние на платформе. Она изображает нагого покровителя с прожжённым животом, исполосованными ногами, выпускающими оливково-чёрную кровь; на щеках — дорожки агатовых слёз, невзирая на боль, статуя недвижно сжимает в руке меч, возвышая остриё к ониксовым сводам. Грэм бережно трогает моё плечо, я отрываюсь от созерцания отважного сокрушителя. Мы продвигаемся. Центральная лестница ответвляется на две тонкие, но очень крутые. Безусловно, они ведут к роскошному престолу Владыки, его золотая громоздкая кайма ведёт к потолочным канделябрам, имеющие такую же роскошь, как и седалище Флавиана. Он, собственно, усадил свой титанический зад на чёрный бархат: даже издалека заметен превосходный блеск дорогой ткани. Воротник и рукава его длинного плаща окаймлены серебряными узорами, талию обвивает золотой пояс. Как он только выдерживает его огромное пивное пузо?
Слева от трона, возвысив точёные и до ужаса похожие подбородки, стоит Алисия с черноволосой женщиной. Алисия — истинная копия матери. От отца девушка унаследовала угрожающий взгляд — он расположился с другой стороны. Больше здесь никого, если не брать в счёт посыльных, охраняющих владетелей по всему периметру. Они либо конкретные параноики, либо им грозит страшная опасность. В честь чего так много охраны? От кого? От меня? Или, может быть, от Грэма? Не исключено, что каждый второй хочет потрясти дерево и сбить высоко растущие спелые яблоки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Алисия расправляет складки своего тёмно-синего платья, её тонкие ноги обтягивают чёрные кожаные колготы, острые носки сапог смирно направлены вперёд. О, боги, как же уродливо это смотрится: на Земле её бы засмеяли. Родители выглядят пышнее, по сравнению с дочкой. Все трое за спиной самого властного покровителя в сфере. «Владыка носит на голове корону, в то время как его правая рука умело управляет им, разделяя позолоченный головной убор».
— Эй, девка, — окликает меня Владыка. — Почему он с тобой, а?!
Он махает ручищей на Грэма, не стесняясь осматривать его как мусор. Слюна брызжет с его рта, как вода из поломанного фонтана.
— Ваше владычество, он мой наставник и сопроводитель, — оповещаю я самым покорным, каким только возможно, голосом. Я побоялась за жизнь? Как ещё это можно назвать? Ранее я говорила Грэму, что шишке не позволено купаться в мёде: топить и только топить в свежем коровьем навозе.
Ни в коем случае. Это всего лишь маска, которую я верно буду таскать, беречь пуще зеницы ока, в нужный момент расколошмачу на мелкие части и раскрою подлинное лицо злопамятной особы.
— Ах, так?! — Флавиан смеётся, вытаращивается на своих высших подданных, и они следуют его образцу. Смех Алисии я слышу впервые, и он тошнотворнее, чем звук туалетного смыва.
— Ты кем себя возомнила? — выкрикивает мать. — Ты терроризировала мою дочь, хотела обвинить её в разрушенном священном символе. Каждая печать не должна быть тронута и пальцем. А ты что учинила, погань? Где это произошло, дочка?
— Скажу так: седьмой правитель сферы Чёрного Оникса самолично расписывал стену. Милдред намерено расколотила наше знамение, чтобы подставить меня, — девушка сменяет улыбку взволнованным видом. — Выяснив… о нашем прошлом с её учителем, она жутко заревновала, что я вернусь к нему, обещала нещадную расправу, когда станет покровителем. Каждый раз, когда мы встречались, Милдред находила минутку, чтобы оскорбить меня. А сегодня… она поставила меня в пример разрухе — это моя участь, когда она возвеличится. Весь этот погром она собиралась свалить на меня. За столько времени Хейз достаточно освоилась, чтобы узнать о наших обычаях. Не сомневаюсь: она знала, что творит, куда бьёт и с кем разговаривает. Слабую девочку поддерживают, поэтому она высокомерна.
Я теряю дар речи: они поверили её блистательному красноречию. Я не осмеливаюсь смотреть на Грэма. Откуда ему знать меня настоящую? Но доверия к Алисии у него тоже нет — уж это очевидно. Девушка нервно моргает, бросая незаметный взгляд на возлюбленного.
— Это ужасно, — мурлыкает Владыка, а затем берёт под ногами бутылку с вином и принимается жадно высасывать напиток. Отец и мать переглядываются и едва приметно кивают друг другу. Флавиан тяпнул, значит, можно надеть позолоченный головной убор.
— Лиходейку нужно казнить, — он громко икает и без стеснения выпускает кошмарную отрыжку. Правая рука всем составом никак не реагирует, ведь он давненько неспособный и больной.
— Этого не произойдёт, — уверенно возглашает Коши, умело контролируя низкий баритон.
— Почему его ещё никто не вытурил? — Владыка косо всматривается в своих посыльных — они возбуждённо пересматриваются и покаянно опускают головы.
— Никому не хочется участвовать в схватке, не подняв меч выше пояса, — так же спокойно говорит Грэм. Я избегаю даже боковым зрением наблюдать за ним. Куда угодно: на барельефные потолки, встревоженное пламя свечей, вытянутые стрельчатые окна, — но не Коши в лицо. Пускай ничего позорного в его отношении я не делала, не допускала непристойных помыслов, мне стыдно. Он вполне мог поверить в россказни Алисии, потому что я тоже недостаточно хорошо его знаю.
— Сегодня я разбираюсь не с тобой. Сойди на второй план. И это… мой прика-с-с, — он жестикулирует рукой в воздухе, больше не находя слов в своём пустом пропитом черепке, и покровитель без колебаний отходит.
