– А точно ли это Гаррис и Трентон? – усомнился Мартинес.
– Что ты имеешь в виду? – обернулся к нему коммодор.
– Мало ли… Вдруг каратели их уже обнаружили и подменили?
– От Альянса подобной каверзы можно ждать, – понимающе кивнул Гуттиэрес, – но от майора Домби – всё-таки нет. Его стиль – это не дать нашим людям добраться до крейсера. Если узнает и сможет – ещё воспрепятствует.
Капсула с Кастелло, Гаррисом и Трентоном на борту вошла уже под защиту силового кокона «Антареса», когда невесть откуда в её направлении прилетела космоторпеда. Самонаводясь, торпеда старательно приближалась к несчастной капсуле, и если бы не кокон, поразила бы её. Отброшенная силовым полем, торпеда быстро среагировала на препятствие, сделавшее цель недоступной – и там же, у границы кокона с яркой вспышкой самоуничтожилась.
Кто её знает, какой из новейших боеголовок зловредного действия та торпеда была начинена, но взорвалась она неслабо. Корпус подлетевшей к «Антаресу» капсулы тепловым излучением так оплавило, что страшно было смотреть. Люди, как обнаружилось после, всё же успели выскочить и укатиться от дикого жара вглубь принимающего отсека, но отсчёт их жизней шёл на миллисекунды. Опоздай кто-то из них – был бы заживо сожжён огнём дезинфекции. Именно под таким названием ныне и существует огонь инквизиции – на современном этапе фанатичной охоты на ведьм.
6
Сказать, что явившихся в кают-компанию Гарриса с Трентоном экипаж встретил аплодисментами, исполненными искренней радости – было бы преувеличением. Хотя в ладоши кто-то и хлопнул, не без того.
Но стоило бы учесть недоверчивый кинжально-быстрый взгляд коменданта Мартинеса, как бы сличавший лица вновь прибывших с недавно выбывшими пассажирами. Нет? Вроде, успокоился.
А ещё посмотреть на встревоженную мину Монарро, который всматривался в две фигуры со станции, словно в посланцев с того света – и, наверное (может, неосознанно) искал на тех же многострадальных лицах доступные взору следы ужасной болезни.
Хотя теперь-то что за смысл их искать? Гости крейсера уже всех инфицировали, как только могли: они ведь сняли гермокостюмы.
Выглядели, кстати, очень помято, неряшливо. В спешке убегали, спешно прятались, пережили немалый стресс – и перед выходом в кают-компанию не догадались привести себя в порядок, удалить со щёк двухсуточный слой щетины… А имперские офицеры всё подмечают.
Стажёр Родригес и сам представлял этих двоих несколько иначе. Во-первых, думал, что они моложе – по крайней мере на десяток лет. У сорокалетнего Тома Трентона был голос молодого парня. Связист Джой Гаррис звучал солиднее – но тоже не на свои пятьдесят. Эти люди служили Альянсу, выполняя сугубо технические функции – такая работа, говорят, здорово инфантилизирует. Во-вторых…
– Старший не выглядит здоровым, мой коммодор, – спустя минуту после явления спасённых решился высказаться Монарро.
– Я не здоров, – признал Гаррис, – думаю, заработал сотрясение – только что, покидая капсулу. И плечо, кажется, вывихнул – неслабо так приложился. Нас ведь там чуть не поджарило…
– С вашего позволения, мой коммодор, я займусь прибывшими? – подал голос доктор Гонсалес. – Окажу первую помощь, заодно проведу анализы. Ну, насколько хватит моих препаратов.
– «Эпидемическая инфекция»? – безошибочно определил Трентон. – Поищите, почему бы и нет. Но прежде чем мы с Гаррисом ляжем на обследование, с вашего разрешения, коммодор, – он поклонился, – хотелось бы получить представления о ваших дальнейших действиях.
– Что вас интересует? – сухо спросил Гуттиэрес.
– Лишь одно, – с миной изрядной мрачности вздохнул Трентон, – собираетесь ли вы прорываться через систему «Карантин»?
– Конечно, да, – сказал коммодор.
– Благодарю за ответ, – вздохнул Трентон. – Жаль. Этого я и боялся.
7
Есть люди с талантом портить всем настроение. Кажется, Трентон из них. Он напомнил о том, о чём экипаж «Антареса» и без него слышал, но рад бы хорошенько забыть и не слушать снова.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– К несчастью, – сказал он, – система «Карантин» Альянсом запущена. Это значит, воздвигнут барьер односторонней проницаемости вокруг планеты Эр-Мангали. Это значит, никто, кто находился в пределах действия системы в момент запуска, отсюда не уйдёт. Ни майор Домби с его гориллами, ни лёгкий крейсер «Антарес». Никто.
– Майор об этом, верно, не в курсе, – с кривоватой ухмылкой промолвил пилот Мадейрос.
Уж ему бы, чем над врагами зубоскалить, вовремя бы вспомнить о том, о чём не в курсе он сам. Ведь не майора же ему спасать, правда?
– Именно потому, что майор был не в курсе, а точнее, его намеренно ввели в заблуждение, – терпеливо пояснил Трентон, – он и наших поубивал, и систему включил. А догадайся он, что ему эта система сулит – трижды бы задумался, стоит ли подключать?
Слушая человека с нелёгкой судьбой, Родригес по своему обыкновению отмечал фактические ошибки, пробелы в аргументации – всё, что только можно найти. И вот ведь незадача: Трентон звучал в целом убедительно. Что до отдельных якобы ошибок, они на поверку оказались мнениями, натянутыми на гулкие барабаны реальности, да ещё столь туго, что впору им лопнуть.
Взять хоть бы тезис, что майор Домби – ограниченная скотина, которая вряд ли о чём-нибудь взялась трижды подумать. Факт? Нет, просто мнение. Трентон думает о майоре, что тот малость сложнее. И действительность с ним вовсе не спорит – и нам бы не надо, если отставить тенденциозность.
Надо признать: Домби мог действовать не в плену глупого самообмана; мог понимать, что к чему, ничего бы в его действиях от этого понимания не изменилось. Допустим, майор понимает, что пуск станции приводит его к невозможности вернуться, которую ловко подстроило начальство. Но: может ли Домби ослушаться, чтобы вернуться? Разумеется, нет. Если ослушается, ему бы куда разумнее не возвращаться. А если вернуться по-всякому не придётся, то почему бы не проявить послушание? На всякий-то случай…
– Вы предлагаете имперскому коммодору опустить руки? – Гуттиэрес умел говорить с тонкой насмешкой.
– Вовсе нет… – замотал головой Трентон. – Но я предлагаю не выходить из безвыходной ситуации путём суицида. Это значит – не спешить, повнимательней всё обдумать, а уж потом прорываться…
– Сколько времени нужно на обдумывание?
– Не знаю, – горестно вздохнул Трентон. – Учёные с нашей станции бились над этой проблемой где-то с полгода. Как вы знаете, времени, отведенного Альянсом, им не хватило.
Не хватило. А смена на станции была – под тысячу человек. Пусть там не все учёные, но всё-таки… Сколько же времени потребуется крейсеру «Антарес», чтобы его малочисленный экипаж произвёл сопоставимое количество человекомыслей?
– Вы считаете, силовой прорыв невозможен? – переспросил Гуттиэрес.
– Абсолютно самоубийственен.
– Но почему?
– Если бы я знал… Мы целой станцией так и не проникли в суть этой ксенотехнологии, но в чём имели печальные случаи убедиться: она работает. И даже малой коррекции со стороны землян-разработчиков – не очень-то поддаётся. Как результат, в пришедшем к нам образце мы ничего не меняли. Только дополнили – внешним образом. Против земных дополнений – какие-то шансы есть. Против системной ксеноосновы… – Трентон беспомощно вжал голову в плечи, демонстрируя меру своей обнадёженности.
– Любую системную ксенооснову можно разрушить, – убеждённо сказал коммодор. – Поэлементно. Начать хотя бы с того модуля, откуда мы вас только что сняли. Крепким этот призматический осколок …э непонятно чего – вовсе не выглядит…
– Заблуждение, – прошептал Трентон. – Многократно проверенное с негативным итогом. Ксено-модули неуничтожимы, так как строятся из ксеноматериалов, которые потенциально вечны. И при этом регистрируют малейшую попытку своего разрушения – как это достигается, не могу сказать. И, что совсем уж грустно, непременно наказывают за такие попытки любой объект, замеченный в разрушающей их активности.
