не собираешься спросить, о чем я думал?
— Не интересно.
— Видишь, вот где ты поступаешь неправильно, Глиндон. Если ты будешь продолжать раздражать меня ради спортивного интереса, то добьешься только пореза. — В его тоне нет угрозы, во всяком случае, не явной. — Как я уже говорил, я думал о том, как лучше всего сделать так, чтобы твои губы снова обхватили мой член. Ты готова?
— В этот раз откусить твой член по-настоящему? Конечно.
Он хихикает, звук мягкий, но его прикосновение к моим волосам совсем другое.
— Осторожно. Я разрешаю тебе действовать, но не принимай мою терпимость за согласие. Я не щедрый человек.
— Шок.
— Твое упрямство может раздражать, но мы это сгладим. — Он заправляет прядь волос мне за ухо. — Прокатись со мной.
Я смотрю на него округленными глазами, ожидая, смеха.
Он не смеется.
— Ты серьезно?
— Разве я похож на шутника?
— Нет, но ты, должно быть, сумасшедший, если думаешь, что я поеду с тобой куда угодно.
— Добровольно
— Что?
— Ты никуда не пойдешь со мной по доброй воле. Но я могу найти способ утащить тебя отсюда, и никто тебя не увидит.
— Мой брат и кузены там, наверху, — шиплю я, ища их взглядом.
Ну же, Лэн, даже твое безумие сейчас приветствуется.
— Они тоже не увидят, — говорит он непринужденно. — Если я решу, о тебе больше никто не услышит, и ты станешь жалкой статистикой.
Дрожь пробегает по моему позвоночнику, потому что я знаю, я просто знаю, что для него это не шутка, и что если он решит, он может и обязательно сдержит свое слово.
— Прекрати, — шепчу я.
— Я могу подумать об этом, когда ты сделаешь то, о чем я просил раньше, и прокатишься со мной.
— Значит, у тебя есть связи, чтобы сделать то, чем ты угрожал? Если ты действительно похитишь меня, никто не узнает, что я пошла с тобой добровольно.
— Это правда, но я обещаю вернуть тебя в целости и сохранности.
— Прости, но я тебе доверяю.
— Хм. — Он поглаживает мочку моего уха, туда-сюда, как в жуткой колыбельной. —Что заставит тебя довериться мне?
— Ничего. — Я тяжело дышу, отчасти из-за того, что нахожусь в его присутствии, и из-за того, что он не перестает прикасаться ко мне. Я не очень хорошо реагирую на прикосновения, и это видно. — Я не доверяю тебе и никогда не доверюсь.
— Как я уже сказал, никогда не говори никогда. — Его глаза держат меня в заложниках секунду, две, и я клянусь, что на третью я загораюсь. — Как насчет того, чтобы доказать, что я держу свое слово?
— Как, черт возьми, ты это сделаешь?
— Я выиграю для тебя этот предстоящий матч.
— О, так ты побьешь Крея — который, оказывается, мой двоюродный брат — чтобы доказать свою точку зрения. Какой классический ход.
— Тогда я проиграю, — говорит он, не моргнув глазом. — Меня изобьют, но я докажу тебе свою точку зрения.
Мои губы раскрываются, но я быстро прихожу в себя.
— Я не хочу этого.
— Это то, что ты получишь. — Он снова гладит мои волосы. — И ты будешь наблюдать за каждым моментом, детка. Если ты посмеешь уйти, я отправлю этого твоего кузена в кому.
— Ты... не посмеешь.
— Наблюдай.
— Какого черта, зачем ты все это делаешь? Ты... сумасшедший?
— Возможно. В конце концов, безумие, зло и безжалостность безграничны и беззаконны. Лучше быть безумцем, чем обычным дураком. — Он наклоняется, и мое сердце перестает биться на долю секунды, когда он медленно, нежно целует мою макушку. — Жди меня, детка.
А потом он исчезает, как и остатки моего хрупкого рассудка.
Я только могу смотреть, как он прорывается сквозь толпу и направляется к центру ринга.
Глава 8
Глиндон
Это безумие.
Он безумный.
Я прекрасно осознавала этот факт с первой встречи с ним, но теперь я уверена в этом на сто процентов. Нет никаких сомнений в его психозе.
Мои пальцы сжимаются, я кладу их на шорты, затем достаю телефон и набираю номер «Экстренный вызов».
Гудок. Два.
А потом он берет трубку полусонным голосом.
— Алло? Глиндон? — Взорслый мужской голос говорит со своей обычной теплотой. — Ты здесь?
— Эм, да. Извините, если я вас разбудила.
— Нет, я просто смотрел телевизор и задремал. Где ты? Очень шумно.
— Я на улице с друзьями. — Я пинаю воображаемый камешек. — Это возвращается, доктор Феррелл. Я не могу... Я больше не могу это контролировать.
— Все в порядке. Дыши. — Его голос отрезвляет, звучит успокаивающе, как в тот первый раз, когда мама привела меня к нему по моей просьбе.
С раннего подросткового возраста я страдала от огромного комплекса неполноценности и не могла выжить в нашем доме без необходимости сделать что-то гнусное.
Неважно, сколько родители пытались поговорить со мной, я всегда находила способ закрыться в своей голове и отгородиться от них.
Именно тогда и появился доктор Феррелл. Я не решалась поговорить с семьей, но я могла излить свое сердце профессионалу. Он научил меня распознавать, когда я подавлена, говорить об этом, а не прятать, рисовать это, а не позволять этому разрывать меня изнутри.
Но сейчас у меня нет ни кисти, ни холста, поэтому я могу только позвонить ему. Так поздно. Так некрасиво.
— Что заставило его вернуться? — спрашивает он через минуту.
— Я не знаю. Все?
— Это касается Девлина?
— И да, и нет. Мне не нравится, что люди живут так, как будто Девлин никогда не был их частью этого мира . Мне не нравится, что они ходят на цыпочках вокруг его имени, как будто его никогда не было, или даже распускают слухи о его странных наклонностях. Я была его единственным другом, я знала его лучше всех, я могла защитить его лучше всех, но как только я хочу заговорить, у меня начинает заплетаться язык и я не могу дышать. Я ненавижу это, это, их, тот факт, что они стерли его, как будто его никогда не существовало. — Слеза каскадом катится по моей щеке. — Он сказал, что так и будет, что он и я будем забыты,
