Глава тринадцатая. Заградотряды
Перед тем как расстаться, дон Кристобаль спросил у Черноусова:
– Кто принял командование полицией вместо полковника Тюрина?
– Майор Янович. Из офицеров с более высокими званиями никого не осталось. Все полковники и подполковники дефилировали в перьях по улицам города, демонстрируя свою истинную сущность. О господи, если бы со мною такое случилось, я бы застрелился!
– Не беспокойтесь, никто из этих господ стреляться не будет. Они – люди без чести. И без совести. Если зачатки подобных свойств у кого-то из них и были, то давно атрофировались. Но я вот о чём: пожалуйста, переговорите с Яновичем, чтобы выставили полицейские посты на выездах из города. Думается, сегодня ночью кое-кто попробует улизнуть из Ольмаполя. Таковых необходимо остановить. Как вы полагаете, хватит у него людей?
– Ну, около двух третей численного состава полиции осталось в строю, – ответил градоначальник. – Должно набраться.
– Важно, чтобы в посты включили только самых проверенных полицейских, – дон Кристобаль на минуту замолчал, что-то взвешивая про себя. – Однако не будем рисковать. В группы задержания войдут и полицейские, и мои ребята – по нескольку человек и тех, и других. Так надёжнее будет. Уверен, у нас мышь не проскочит. Виктор Алексеевич, хотите понаблюдать, как всё будет происходить?
– Не испытываю никакого желания. Мне бы поскорее оправиться от предыдущего зрелища.
– Ну, наше дело – предложить. Пойдёмте, Аркадий. Нынешней ночью должно случиться немало презабавного.
Выйдя из здания городской администрации, мы пересекли площадь и вошли в вестибюль гостиницы. Испанец подарил дежурной администраторше роскошный букет алых роз, вдруг появившийся у него в руке, обрушил на женщину уйму комплиментов, поцеловал ей пальчики, и мы поднялись в свой номер.
– Ф-фу, признаться, я тоже устал, – сказал дон Кристобаль, бросив шляпу на стол и опускаясь в кресло. – Столько времени удерживать в узде целый город не так-то легко.
– Почему, – спросил я, заранее зная ответ, – перед народом преимущественно были выставлены руководящие чиновники, средний и начальствующий полицейский состав, депутаты, крупные предприниматели и коммерсанты и так далее, в том же роде? Ведь в толпах, скопившихся на тротуарах, тоже было немало разного жулья и проходимцев.
– Потому что перечисленные вами люди задают тон и определяют поведение большей части остального населения. Это же, так сказать, отцы города. А дети чаще всего и берут пример с отцов. Перестанут крысятничать «папаши» – возобладают честные устремления и у подвластного им народа.
И я точно так же думал; этот субъект слово в слово воспроизводил мои давешние размышления на площади.
– Ладно, оставим пока воровскую тему, – сказал испанец, вздыхая. – Не лучше ли нам, то бишь мне, ещё граммов сто пропустить?
– Вы никогда раньше не злоупотребляли спиртным?
Дон Кристобаль нахмурился.
– Было такое. И тяга к спиртосодержащим напиткам вышла мне боком. И кое-кому из моих близких. А если совсем откровенно, то моей матери. Она, бедная, больше всех пострадала.
Ещё больше насупившись, испанец достал трубочку, набил её табачком, закурил и стал пускать кольца дыма, ловко вгоняя одно в другое. Выкурив табак, выбил золу из трубочной чашечки в пепельницу и саму трубку спрятал в карман.
– Правильно, Аркадий, ну его, это бухло, к чёрту!
Сменив сумрачность на улыбку, он щёлкнул пальцами, и на столе появились чайник с кипятком, заварочный чайничек, чашки с блюдцами, вазы с комковым сахаром, печеньями, пастилой и шоколадными конфетами с ореховой начинкой.
– Попьём-ка мы лучше чайку!
С полчаса мы гоняли чаи, после чего мой компаньон коротким взмахом руки убрал посуду и закуски и следующим взмахом открыл панораму окраин города по всему его периметру.
С одной стороны несла свои воды могучая Ольма. На трёх других сторонах хорошо просматривались выездные дороги с контрольно-пропускными постами. Пять дорог – пять постов. Шестая дорога шла по мосту через реку.
– Ну-с, посмотрим, что там у нас деется, – сказал испанец.
Возле контрольно-пропускных постов с их будками виднелись припаркованные автомобили ППС и ДПС и скученные нахохлившиеся группы полицейских. Несколько на отшибе стояли космогривые лошадки с овсяными торбами на мордах, запряженные в огромные просторные тарантасы. В последних сидели по трое, четверо сорвиголов, куривших трубки, пивших водку и о чём-то весело переговаривавшихся между собой. Кажется, речь шла о недавней расправе, участниками которой они являлись.
– Эй, сержант! – крикнули из тарантаса, притулившегося возле речного моста. – Подойди-ка сюда.
– Ну, что вам? – сержант полиции, возглавлявший пост, нехотя приблизился. – В чём дело, спрашиваю, оглоеды?
– Не груби, командир. Лучше выпей с нами. На, держи, – один из молодчиков, сидевших в повозке, протянул гранёный стакан, наполовину наполненный одурманивающим зельем.
– На службе не употребляю.
– Да брось! Тебя весь день продержали в оцеплении, а теперь пригнали сюда. А зачем? Мы и то не знаем. И так нам всю ночь здесь тереться. Скучища. На, дерябни, веселей будет.
Здравствуй, добрая подружкаМилой юности моей!Выпьем с горя;Где же кружка?Сердцу будет веселей.
Он продекламировал, нещадно перевирая, стихи великого поэта и вслед за тем прожог полицейского долгим магнетическим взглядом.
Сержант немного постоял в раздумье и выпил.
– Как звать-то тебя? – спросил он молодчика.
– Аристарх. А тебя как? А-а, Василий Малевин. Не стесняйся, Вася, закусывай. Вот свиное сало, балык осетровый, малосольные огурчики, а вот опять же малосольная селёдочка. Вот чёрный хлеб, настоящий, каким при царе солдат кормили. А это у нас картошечка в мундире, ещё горячая, – смотри, какая рассыпчатая. Это квас для запивки – без сахара, хороший, с кислинкой. Вот соль. Вот салфетки. О нас-то позаботились, а вашему начальству на вас, видать, наплевать. Иона, подвинь картошку ближе к сержанту. Эй, ребята! – крикнул Аристарх остальным полисменам. – Давайте, подгребайте сюда.
Воодушевлённые примером старшего по званию, рядовые полицейские подошли и тоже поочерёдно выпили из того же стакана.
– Вот, нормалёк! – воскликнул Аристарх. – Теперь и служба в службу. Закусывайте плотнее, не церемоньтесь! У нас всего прорва! Как утверждает питейная наука, при правильной закуске пьющий всегда остаётся хозяином положения и получает от водки лишь стимулирующий эффект. А теперь выкурите по трубочке. Такого табачка вы ещё не пробовали – и вкус, и крепость что надо.
Остограмившись, полицейские хорошо закусили, закурили трубки, охотно протянутые из тарантаса, подымили, ещё выпили и закусили. Завязался непринуждённый разговор.
– Как вам сегодняшний друндопляс с телегами и перьями? – спросил Аристарх. – Лихо мы прокатили городских обермейстеров?
– Лихо-то лихо, но надвигается что-то серьёзное, – вполне трезво сказал сержант Малевин. – Главное – не попасть под раздачу.
– Всё будет в порядке, – сказал Аристарх. – Не опускай крылья, Вася. Ты не вор, и тебе ничего не грозит. Не пройдёт и пяти лет, как ты станешь капитаном при хорошей должности с весьма солидным окладом. Звания теперь будут присваиваться только по знаниям и заслугам. И позабудешь ты о мотыжне на тёщиной даче, и будешь в отпуск летать только на Канары или Мальдивы. Помяни моё слово – я знаю, что говорю.
– Они там обопьются, – сказал я, имея в виду сцену у моста и жалея сержанта, поддавшегося гипнозу.
– Аристарх свою норму знает, – сказал дон Кристобаль. – И полицейские, и мои раздолбаи в тарантасе останутся в хорошей физической и психологической форме и будут готовы действовать. И тех, и других выпивка только объединила.
– Почему информация об утреннем позорище не будет просачиваться из города? – спросил я, возвращаясь к разговору в кабинете градоначальника.
– Потому, что Ольмаполь теперь немного подвинут во времени. И ещё это время слегка искажено. В итоге получился своеобразный фильтр. И состояние этого фильтра постоянно отслеживается.
– Подвинуто и искажено вами?
– Да, я подвинул.
– А другие сведения? Скажем, надо мне позвонить в соседний город…
– Звоните сколько угодно. Все остальные сведения, сообщения передаются в прежнем режиме.
Прошло ещё с полчаса. Я взглянул на испанца.
– По-моему, вы ошиблись. Никто никуда не собирается бежать.
– Ещё рано, – ответил тот. – Добрым людям надо отскрестись от дерьма, облиться парфюмом, собраться в дорогу. Ещё не вечер.
Но вот уже и вечер наступил, солнце опустилось за горизонт, в городе вспыхнуло электричество, а ничего не происходило. Только обычные машины проезжали, минуя шлагбаумы постов.
– Напрасно вы это затеяли! – становилось совсем уж невмоготу, и я не знал, куда деваться от безделья. – Люди напуганы и сидят по домам за семью замками.
