— Смотри, — протягиваю Андрею свой телефон.
Хмурится, быстро листает странички сайтов. Матерится, и я не одергиваю – сама бы высказалась, но говорить тяжело.
— Неужели тебе не сообщили твои… друзья, — подбираю я определение к его подельникам. – Я узнала от своей начальницы! А тебе не сообщили?
— На ночь телефон отключил, чтобы вас с Захаром не тревожили звонки. Бартов, гнида!
Бартов?
— Анатолий Маркович? Он здесь при чем? – устало интересуюсь я.
— Его рук дело. Я уверен. Прости за это, и… я разберусь со всем этим, Марина! Но сейчас нам лучше переехать в более подходящие условия, а тебе – поменьше на людях появляться, ты же понимаешь!
Ты же понимаешь… как я ненавижу эту фразу!
Нет, я не понимаю!
Я отказываюсь понимать!
Киваю, оставляю Андрея наедине со своим телефоном, и возвращаюсь в тепло квартиры. Родители включили новости, и теперь я слышу то, чем пару минут назад зачитывалась в профессиональной озвучке известных дикторов.
Слова их бьют точно в цель.
Добивают.
— Марина, иди сюда! – кричит мама, и я сбегаю в ванную.
Мне теперь нельзя появляться на улице? Ведь вытащили и мои фото в отличном качестве из всех социальных сетей. Любой узнает!
Но… сидеть в четырех стенах, и бояться? Снова?
Достаю свои ножницы, и отмеряю длину волос, от которых нужно избавиться… думаю, каре! Ровняю, филирую кончики волос, и принимаюсь за челку.
Готово.
Теперь краска. Черная, как вороново крыло.
Наношу ее, начиная с кончиков волос, вспоминая, какой смелой себе казалась, тонируя волосы в розовый оттенок – ну и дитя!
А та история с моим секс-видео… смех один!
Сейчас все серьезнее!
Я – подельница Андрея? Не просто подруга, а соучастница всего – именно так меня охарактеризовали.
И плевать бы на это, но у меня ребенок, фото которого тоже в общем доступе! А люди бывают разные – некоторые могут решить наказать и меня, и Захара за грехи Андрея.
Меня, может, и надо! Ведь я по доброй воле снова впустила его в свою жизнь, но Захар…
Не позволю!
Фен гудит, пока я делаю себе укладку. Я спокойна и собрана, хотя еще тридцать минут назад была готова, по своему обыкновению, биться в истерике, и обвинять во всем Андрея.
Взрослеть пора! Он – такой, какой есть, а прошлое не изменить!
А вот будущее – очень даже!
ГЛАВА 26
Марина
Возвращаюсь на кухню, и почти все собравшееся здесь семейство оглядывает меня взглядами, в которых выражен весь спектр эмоций: от удивления, до ужаса.
Смена прически очень сильно меняет, и с черным каре вместо медового блонда, я приобрела стервозный, несвойственный мне облик. Выглядеть стала чуть старше, но зато меня не узнать.
— Что ты с собой сделала? – вздыхает мама. – Марина! Ты видела новости? Я же говорила тебе… я говорила!
— Говорила, — киваю я.
И что?
Выбор-то я сделала, а родителям пора перестать вмешиваться в мою жизнь, и давать советы, которые я у них никогда не просила.
— М-мамочка? – неуверенно спрашивает Захар, задрав голову, и падает на пол, не удержавшись на коротких ножках.
Подхватываю сына на руки, успокаивая – это я! Это все еще я! Захар вдыхает мой запах, и успокаивается, в отличие от родителей. В особенности старается мама, которая продолжает нудеть, что снова я страдаю из-за Андрея.
— Ты – отвратительная мать! – в конце концов восклицает она, с силой опустив сахарницу на середину стола. – Позволила ребенка втянуть во все это! Ты…
А это уже интересно!
— Прости пожалуйста, но это я – плохая мать? – ласково переспрашиваю я.
Ладони холодеют. От нахлынувшей ярости их покалывает – да как она смеет?!
Да, Андрея я люблю безумно! Так, что жизнь все краски теряет без него! Так, что сердце заходится, едва представлю, что с ним беда случится, но…
Сын мне дороже, и если встанет выбор – он будет не в пользу Андрея.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— С тобой бесполезно разговаривать! – мама кривит губы, взглянув в мое лицо, на котором капслоком написано, кого я считаю плохой матерью.
— Вот и не разговаривай! – я, в обнимку с Захаром иду в спальню.
Черт, некрасиво получилось! Сорвалась на ней… извинюсь чуть позже! Мама вспылила, переживая за меня, и я вскипела – тоже ведь не железная!
Ох… нужно бабуле позвонить! Она постоянно телевизор смотрит, и как бы ей плохо не стало от таких новостей о своей внучке, которая вечно влипает в неприятности!
Андрей сидит на кровати, и быстро набирает что-то в телефоне. Ищет информацию? Или переписывается с кем-то?
— Ты выяснил, кто это сделал?
— Слив от анонима, но я выясню, — отвечает Громов, не отвлекаясь от телефона. – Марина, собери пока вещи – мы съезжаем.
Киваю, протягиваю Захару одну из его игрушек, а затем кладу Андрею ладонь на плечо.
— Андрей, — зову я его, но он отмахивается. Я с большим нажимом повторяю: — Андрей!
Наконец, поднимает на меня глаза, и чуть ли не отшатывается.
— Что за…? Марина, зачем?
— Потом, — качаю я головой, намекая, что я не смену имиджа хочу обсудить. – Андрей, а что, если нам встретиться с Анатолием Марковичем?
— Если нужно будет – встречусь, поверь, — Андрей снова хочет вернуться к телефону, но меня это не устраивает.
— А если интервью дать? – предлагаю я.
— Какое еще интервью?
Неужели не понимает?
— Андрей, — я вздыхаю, и сажусь на низкий пуф, чтобы смотреть в его глаза. И мысль свою донести понятнее. – Твое дело широкий резонанс вызвало – ты ведь в курсе? Это потому произошло, что снова начали ловить бандитов из девяностых – тех, кто в Испанию сбежал. Их экстрадировали, судили, а потом тебя поймали. И то видео… его, наверное, вся страна видела – и по новостям его чуть ли не каждый день крутили, нагнетая.
— Я в курсе. Мне рассказывали.
— Ты – горячая тема. Мало кто верит, что ты невиновен, — поморщившись продолжаю я. – Никто нашей системе не верит – и правильно. Все деньги решают! А сейчас ты вышел на свободу – и ты в глазах многих людей чудовище, хладнокровно расправляющееся с обычными людьми! Три года люди слушали про твои зверства с экранов телевизоров, а теперь узнали – тебя отпустили, ты свободно разгуливаешь по улицам столицы со своей подельницей-подругой и маленьким сыном.
Мужчина отбрасывает смартфон, к которому потерял интерес, на кровать, и берет мои ладони в свои.
— И ты думаешь, что кто-то захочет меня выслушать? – он чуть усмехается. – Сама же сказала, что все уверены, что я монстр. Так какой смысл? Да и светиться мне нельзя…
— А я и не про тебя говорила, — поправляю я, наблюдая, как Захар вертит в руках телефон Андрея, забыв про игрушку. – Мое предложение вот какое: собрать журналистов на пресс-конференцию. Они с радостью откликнутся на зов, раз уж выстреливают своими однотипными статьями и сюжетами. И давать интервью будешь не ты, а я! Тебя, ты прав, слушать не станут. Все, что ты бы увидел – это нападки и провокационные вопросы. А вот я вполне могу высказаться, и…
— И какой в этом смысл? – хмурится Андрей. – Мне это не нравится!
Мне тоже!
— А смысл вот какой: кто-то, безусловно, останется при прежнем мнении, а кто-то мне поверит. Надену белый парик, светлое платье в горошек, и расскажу стандартную историю о хорошем парне, которого подставили, и о верной девушке, ждавшей любимого из тюрьмы.
То есть совру.
Противно, но… он – семья! Он и Захар!
— Нужно подумать, — Андрей отводит от меня взгляд, но я хватаю его лицо, заставляя смотреть на меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не тебе решать! Не только тебе, Андрей! – тихо произношу я, стараясь, чтобы он понял меня, чтобы услышал, наконец. – Ты не один, понимаешь? Хватит думать за меня, и решать за меня! Я думаю, что это шанс! Пока мы – горячая новость, нужно действовать!
