Каким-то чудом он удержался, чтобы не закричать: все закончилось так быстро, что он не успел среагировать. Инстинкт заставил его распахнуть дверь и освободиться; что-то выпало из щели между створкой двери и стойкой и упало вниз, в канализационный люк, проскочив между прутьями решетки. Как будто издали до него донесся полный ужаса крик Дианы.
Он потерял сознание не от боли и не от шока, и не от вида хлынувшей крови, которая брызнула вверх, в рукав, красной перчаткой заливая ему кисть. Он потерял сознание, когда увидел свою руку и понял, что с ней произошло на самом деле.
Аккуратно, как лезвие топора, острая кромка двери отделила верхнюю фалангу среднего пальца, пройдя точно между костями сустава.
Верхнюю фалангу среднего пальца на левой руке.
Кровавое пятно вздулось у него перед глазами, стало разбухать, заливая весь мир. Он услышал крики и топот бегущих ног. Красное сделалось черным.
Макс очутился в травматологическом отделении клиники. Он лежал на обитой войлоком кушетке под красным одеялом, поверх которого была брошена белая простыня, вся в пятнах крови. Гордон Фолкнер заканчивал накладывать на палец простую повязку: он был так бледен, будто пострадавшим был он сам.
— Ну, как… как? — спросил Макс, проведя по губам кончиком языка. Боль пронзила все тело, медленно, как замерзшая молния, поднималась по нервам от пальца в мозг. Фолкнер вздрогнул, сиделка, помогавшая ему, торопливо поставила поднос с бинтами и, забежав с другой стороны, осторожно уложила голову Макса обратно на подушки.
— Лежи спокойно! — приказал Фолкнер. — Я еще не закончил.
Макс лежал, покорно глядя прямо в потолок перед собой. Затянутый мутью страшной боли мозг работал ясно и четко.
— Верхнюю фалангу отрубило, да? — спросил он.
— Да, к сожалению.
Фолкнер завязал концы бинта и встал, отодвинув свой стул.
— Но рана, скорее всего, не будет тебя особенно беспокоить: срез чистый, как от скальпеля. Есть, конечно, и ушибы. Но не очень сильные.
— Ты не искал… э-э… обрубок?
— Конечно, искал, — Фолкнер подошел к раковине в углу и стал мыть руки. — К сожалению, Макс, мы его не нашли. Наверное, он упал в канализационный люк.
Иначе я бы сразу же пришил его на место, и он бы зажил.
— Так вот, значит, как, да? — Макс закрыл глаза и попробовал пошевелить левой рукой.
— Что ты сказал? — Фолкнер взял полотенце и стал энергично вытирать им руки.
Макс хотел было ответить: «Я ждал чего-нибудь в этом роде», но, подумав немного, понял, что особым смыслом эта фраза не отличается. Он решил промолчать.
— Теперь припоминаю. Я видел, как что-то упало в люк.
— Кошмарный случай, — пробормотал Фолкнер. — Мне очень жаль, Макс, очень.
— Чего? — Макс попробовал открыть глаза — зрение было в полном порядке. В ушах гудели громкие удары сердца.
— А… где Диана?
— Ждет в соседней комнате. С ней сиделка, — Фолкнер замялся, потом заговорил снова, понизив голос:
— Она ужасно расстроена, Макс. Она не думала, что так получится, уверяю тебя.
— Да? — прошептал Макс. — Не знаю, не знаю. Ты не спрашивал у нее, из-за чего мы поссорились?
— Конечно, нет.
Фолкнеру явно было не по себе.
— Это ведь не мое дело.
— Она увидела меня на улице, когда я разговаривал с Лаурой и тут же пришла к очень неприятным выводам.
Фолкнер ничего не ответил; он стоял, уныло глядя себе под ноги.
В одну из дверей постучали, и сиделка вышла на стук. Повернув голову на подушке, Макс успел заметить в приоткрытую дверь одного из рентгенотехников. В руках он держал несколько снимков большого формата. Посовещавшись с ним пару секунд, сиделка повернулась и сделала Фолкнеру знак, чтобы тот подошел.
— Это снимки Смиффершона? — спросил Макс.
— Помолчи, Макс, — бросил Фолкнер через плечо. — Тебе нельзя вставать. Полежи еще полчасика.
— Я спрашиваю, это снимки Смиффершона? — повторил Макс. Он отбросил одеяло в сторону и рывком поставил ноги на пол. — Я жду их с самого утра, черт побери!
— Да, извините, доктор Хэрроу, — сказал техник, заглядывая в дверь. — В первую очередь нам пришлось сделать снимки мистера Фитцпрайера.
— Вот как? Черт бы побрал господина мясника Фитцпрайера!
Макс встал; он чувствовал себя нормально, только слегка кружилась голова. Свирепым взглядом он остановил встревоженную сиделку, которая бросилась было к нему.
— Макс… — начал Фолкнер.
— Я хочу на них взглянуть. А потом лягу, если тебе так хочется. — Макс провел ладонью по лицу. — Давайте!
Фолкнер сердито вздохнул.
— Не хотел бы я иметь тебя в качестве пациента каждый день, черт возьми! — с раздражением сказал он. — Ладно, Томас, давайте их сюда. Я думал, после того, что случилось с доктором Хэрроу, снимки могут и подождать.
— В том-то и дело, сэр, — техник выглядел почти сконфуженно. — Мне кажется, что они не могут ждать. Взгляните.
Он передал Фолкнеру первый снимок, и тот поднес его к окну. Макс заглянул через плечо Фолкнера и нахмурился.
Странное, размытое изображение едва походило на знакомые очертания черепа.
— Он же засвечен! — сердито сказал Макс.
— Да, сэр, — Томас подал следующий снимок. — И этот. И все остальные тоже. Я сейчас проверял оборудование, думал, там что-нибудь не так. Оборудование работает отлично — снимки мистера Фитцпрайера получились очень четко.
— Так в чем же дело? — нетерпеливо переспросил Фолкнер.
— Причина может быть только одна, — ответил Томас. — Видите ли, нам пришлось с ним немного повозиться, прежде чем мы заставили его лежать спокойно, и некоторое время его голова находилась в контакте с пластинками. Э-э… вот тогда, должно быть, они и засветились. Ему ведь не вводили никаких изотопов? Нас об этом никто не предупреждал…
У Макса внезапно возникло такое ощущение, будто у него земля уходит из-под ног. Он посмотрел на Фолкнера и, чтобы не упасть, схватился рукой за косяк двери.
— Нет, — медленно сказал Фолкнер. — Нет, никаких изотопов ему не вводили. Вы хотите сказать, что он радиоактивен?
— Другого объяснения я не вижу, — кивнул Томас.
— Но у него ни малейших признаков лучевой болезни! — вспылил Макс. — А для того, чтобы так засветить снимки — да он бы уже одной ногой в гробу был!
— Ну, это не так уж серьезно, сэр, — возразил Томас. — Я хочу сказать, что, пока мы пытались заставить его лежать спокойно, его голова, наверное, минут пять находилась в контакте с первой пластинкой, и то пластинка засветилась не полностью, только изображение получилось размытым. Следующие снимки мы сделали гораздо быстрее, и они вышли довольно четко. Остается только вот этот очаг в мозгу да это светлое пятно.
Он показал на снимок, который держал Фолкнер.
— Это щитовидная железа, она видна на всех снимках.
— Есть у нас счетчик Гейгера под рукой? — быстро спросил Фолкнер, сунув снимки Томасу в руки.
— Да, сэр. Два.
— Принесите их. Нет, подождите. Так мы наделаем паники. Поднимитесь в отделение Б и скажите сестре, что мы переводим Смиффершона в отдельную палату.
— У нас нет ни одной свободной комнаты, — сказал Макс.
— Если понадобится, выбросим вон этого, как его, Фитцпрайера.
На лбу Фолкнера выступила испарина.
— Макс, ради бога, ляг на свое место и лежи. В таком состоянии ты будешь только путаться под ногами. О, господи, кошмар какой-то!
И когда Макс не двинулся с места, он набросился на него:
— Марш на кушетку! — рявкнул он. — Ты понимаешь, что это ЧП? Или ты будешь делать, что тебе говорят, или…
Макс повернулся и пошел обратно на кушетку. Здравый смысл подсказывал ему, что Фолкнер совершенно прав. Но после всех сегодняшних потрясений открытие Томаса так подействовало на него, что у него все поплыло перед глазами. Какой тут отдых, когда в голове все смешалось?
— Макс! — это заговорил Фолкнер, стоя с Томасом уже на пороге. — Полежи здесь полчасика. Пусть Диана отвезет тебя домой. Если она не захочет — вызови такси. И я тебя очень прошу, не выходи завтра на работу. Твоя рана не такой уж пустяк.
— Разве я не имею права узнать о Смиффершоне? — Макс услышал в своем голосе капризные нотки.
— К черту Смиффершона! — вспылил Фолкнер. — У нас в клинике лежит девятьсот человек, и они заботят меня гораздо больше, чем один какой-то замызганный бродяга!
Дверь захлопнулась. Макс и сиделка остались вдвоем. Она хотела уложить его обратно на кушетку, но он обошелся и без ее помощи; тогда она заботливо укрыла его одеялом.
— Знаете, доктор Хэрроу, доктор Фолкнер совершенно прав, — сказала она.
— Да, я знаю, знаю, — Макс сжал под одеялом правую руку в кулак. — Оставьте меня в покое, ладно?
— Хотите, я позову сюда вашу жену? Или пусть она подождет, пока вы сможете ехать?
