— В чем не участвует? — Я беру ее за руку и мрачно нашептываю: — Я болен, серьезно болен. В чем таком тут можно участвовать?
Она хмурится:
— Как это ты можешь быть болен?
— Лекарства делают свое дело. Думаю, что я и на самом деле шизофреник.
— Я столько всего нашла, — говорит она. — Ты меня просил выяснить про маньяка-убийцу, про больницу и все остальное. Здесь и в самом деле что-то происходит…
— Но я не хочу, чтобы это было правдой! Я видел такие вещи, которые не могут быть реальностью, — монстров, настоящих монстров, и они не могут быть ничем иным, кроме как галлюцинациями. И потом, тут есть еще одна девушка…
— Еще одна девушка? — перебивает Люси громко и ревниво. Я испуганно смотрю на дверь, делая ей знак рукой вести себя тише. Она упирает руки в бедра. — Кто она?
— Репортерша, — шепчу я, — из «Сан». Но она точно игра воображения. Когда ты приходила в прошлый раз, приходила и она, а я ничего такого и не подумал, потому что доктор Литтл сказал мне, что пришел посетитель, но он-то говорил про тебя — это была девушка, и именно ты. Репортерша была еще одной галлюцинацией, которая пыталась затащить меня глубже в эту историю с убийцей, заговором и всем остальным, чего не существует. Все это игра воображения! Мне это привиделось — убийца, безликие люди и так далее. Неужели ты этого не понимаешь? Если все это нереально, то больше нечего бояться, не нужно прятаться.
Гулкие, громкие шаги в коридоре, они медленно приближаются, и я отодвигаюсь от нее.
— Охранник, — говорю я. — Закрой дверь. Быстро…
Но дверь закрыта.
Я недоуменно смотрю на Люси:
— Это ты ее закрыла?
— По-моему, да.
— Ты побежала прямо ко мне… Двери не закрываются сами по себе, здесь нет пружин. Кто закрыл дверь?
— Уверена, что я. Иначе и быть не могло.
Шаги звучат практически у самой двери.
— Это не имеет значения. Прячься!
Она перекатывается на противоположную от входа сторону кровати и ныряет под нее. Я падаю на постель, делаю вид, что сплю, но веки закрываю не до конца и сквозь щелочки вижу, как останавливается ночной охранник, смотрит в окошко и следует дальше. Выжидаю какое-то время, считаю его удаляющиеся шаги. Он замирает у следующей двери, и я перестаю дышать. Шаги возобновляются, потом затихают, и я задерживаю дыхание в том же ритме. Опять слышу шаги, перекатываюсь, заглядываю под кровать. Люси смотрит на меня снизу.
— Это не больница, а тюрьма, — возмущается она.
— Ты вроде сказала, что узнала что-то. — Бросаю взгляд на дверь. — Что же?
— Они и в самом деле охотятся на тебя. Вся больница. Уборщик — вот единственный, кому ты можешь доверять. Его зовут Ник, и он поможет нам бежать.
— Чего они хотят?
— Я не знаю. Но это уже не имеет значения — мы можем исчезнуть. Прямо сейчас, раз и навсегда, и ты больше никогда их не увидишь. Тогда уже будет не важно, что им надо, потому что ты получишь свободу.
Смотрю на нее, тяжело дыша, думаю о внешнем мире.
— Лекарства оказывают действие, — шепчу я. — Даже если что-то из этого реально, что-то явно — нет. А я не хочу возвращаться в прежнее состояние.
— Достанем тебе другие лекарства, ты должен пойти со мной! Ник мне открыл, он же нас и выпустит, но мы… — Она замолкает, бросает неуверенный взгляд на дверь, потом на меня. — Мы не можем.
Смотрю на нее, а беспокойство прорастает в душе, как сорняк.
— Чего мы не можем?
— Не можем бежать.
— Ты ведь договорилась с уборщиком?
Она явно запуталась и пытается вспомнить что-то.
— Ну да…
— И он тебя выпустит без проблем?
— Конечно, но… — Она мотает головой. — Это все как-то лишено смысла.
Делаю шаг к ней:
— Что лишено смысла?
— Помню, что подкупила уборщика. Помню, что пришла, чтобы освободить тебя, но уйти мы не можем.
— Мы не можем или я не могу?
Она окончательно запуталась и смотрит на меня с открытым ртом:
— Нет, не так конкретно, просто… Я знаю. Это факт, который у меня в подсознании: мы подойдем к воротам, согласно плану, но уборщика там не окажется, и нас поймают. Отсюда никак не выйти.
— Думаешь, он тебя предал?
— Нет, Майкл, дело не в этом… Это даже не предчувствие, а факт. Я это знаю так же четко, как собственное имя. — Она замолкает на секунду. — Люси Бриггс. — Голос у нее неуверенный, осторожный.
Я медленно киваю:
— Люси Бриггс.
Ее глаза от страха широко распахнуты.
На ней та же одежда, что и в прошлый раз, — черная футболка и черные джинсы. Пытаюсь вспомнить, выглядела ли она когда-нибудь по-другому, и не могу.
— Что происходит?
Потом меня осеняет, и в тот самый момент, когда я все осознаю, до нее тоже доходит. Вижу по ее лицу и знаю, что она читает мои мысли, а это означает, что я прав, но не осмеливаюсь сказать об этом вслух.
Ее голос как дуновение ветра.
— Я не существую.
Сердце разрывается пополам.
— Майкл, я — галлюцинация.
— Нет.
Она подходит ко мне:
— Никакой ночной уборщик меня сюда не впускал, это все игра твоего воображения, а уборщик — придуманное объяснение, чтобы придать всему удобоваримый вид, но оно не выдерживает критики, потому что нам отсюда не выйти.
Скрежещу зубами:
— Ты существуешь!
— Но ты знал это — в глубине души ты всегда знал. Все это игра воображения. И мне это известно, ведь я — часть тебя.
Слезы жгут глаза, я в бешенстве кричу:
— Ты существуешь!
Она приближается, обхватывает мое запястье, и я чувствую прикосновение, теплоту и давление, но не плоть. Заглядываю в ее глаза: отражение не такое, каким должно быть, — я там моложе, хорошо одетый, красивый и полузабытый. Искаженный образ собственных воспоминаний, идеализированное «я» в глазах идеальной женщины.
— Майкл, извини, пожалуйста.
— Как ты можешь извиняться, если ты не существуешь? — Я плачу.
Выворачиваю запястье из ее пальцев, сам хватаю ее за руку, но ощущение какое-то неправильное: масса, тяжесть остаются, но я понимаю, что они нереальны. Должно быть больше упругости. Вдруг что-то чувствую. В ее запястье должен прощупываться пульс, и стоило мне только подумать об этом, как он начинает биться. Разум, отчаянно хватаясь за фантазию, восполняет детали.
— Это не может быть реальным, — говорю я и тут же противоречу себе: — Ты должна быть реальной.
— Мне бы тоже этого хотелось.
— Ты не можешь не быть реальной! — кричу я. Она вздрагивает, выдергивает руку. — Я тебя вижу. Я тебя осязаю. Я чувствую твой запах.
— Извини, я существую только в твоей голове.
— Но ты умнее меня. — Размахиваю руками. — У тебя больший словарный запас, ты говоришь о людях, которых я не знаю. Разве это может быть игрой воображения?
— Ты много о чем слышал, — объясняет она, приближаясь мне. — Много чего видел, читал, и ты впитал все это как губка, и теперь оно заперто в твоем подсознании. А когда ты говоришь со мной, все это просто… выходит наружу. Ты, Майкл Шипман, не отдаешь отчета в собственном знании. Все это находится там, внутри тебя, и твой мозг по какой-то причине решил, что Люси Бриггс может помнить это, даже если этого не помнишь ты.
Сажусь на кровать. Люси кладет руку на плечо, и я знаю: ее рука здесь. Но еще знаю, что ее нет. Впиваюсь взглядом в ее лицо — идеально красивое, изящное и сильное одновременно. Живущая по соседству девушка, которая к тому же еще и супермодель. Смешно.
— Наверное, мне раньше нужно было догадаться, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой? — Я беру ее руку — мягкую, теплую, живую. — Идеальная женщина — умная, с чувством юмора, великолепная, ни с того ни с сего безумно влюбившаяся в полное ничтожество.
— Ты не ничтожество.
— Я бездомный пациент из психушки. Окончил школу, а потом социальная служба направила меня на тупую работу. Будь ты настоящей, ты бы нашла богатого бойфренда и жила бы в пентхаусе в центре города.
— У меня есть пентхаус в центре города.
— Потому что я выдумал его для тебя! Я такой одинокий глупый неудачник, что придумал для себя идеальную подружку.
— Майкл, послушай, я тебе помогу.
— Уходи!
— Если я и в самом деле существую только в твоей голове и помню то, чего не помнишь ты, может, я обнаружу и что-нибудь важное.
Я отворачиваюсь к стене:
— Оставь меня в покое…
— Доктор Ванек сказал, что твои галлюцинации могут быть основаны на реальных событиях, которых ты не помнишь, потому что не можешь залезть себе в голову. — Она становится передо мной, но я снова отворачиваюсь. — Майкл, я уже у тебя в голове. Если они здесь, то, может, мне удастся их найти!
— Черт побери, Люси, тебя нет!
— Конечно же я есть! — кричит она. — Для всех остальных меня нет, но для тебя я есть. Я могу мыслить. А это значит, что я существую.
— Мысли внушаю я, у тебя нет собственной воли.
