- Кто у вас тут старший?
Человек, который преградил им путь, быстро отозвался:
- Я, товарищ Корницкий.
- Вы знаете устав караульной службы?
Старший, еще ничего не понимая, пожал плечами.
- Мы, товарищ Корницкий, мирные люди и военными делами не занимаемся...
Корницкий улыбнулся.
- Тогда зачем у вас винтовки, зачем вы с ними выходите в засаду?
- Так ведь немец или полицай могут пролезть на нашу территорию! откровенно удивился барсуковец. - Как же так можно теперь жить без винтовки?
- Это понятно. Но так как вы нас не знаете, то должны были потребовать от нас оружие наше и тогда отвести в штаб или в правление "колхоза", как вы называете. И только когда выяснится, кто перед вами, отдадите либо не отдадите оружие. Такой, например, порядок заведен в отряде Каравая!
- Это и мы знаем, - оживился человек в длинной шубе. - Так что из того. Заезжают это на той неделе к нам немцы. Ну, было, как сегодня. Только на другой дороге. Ну, мы их пропустили, чтоб им никак нельзя было выскочить из наших мхов, и командуем им: руки вверх. А они тогда давай нас хвалить всякими расписными словами. Тут подходят наши люди и шепчут нашему бригадиру, что это немцы фальшивые, ненастоящие, разговаривали между собой по-нашему. Ну, тогда мы и говорим этим фальшивым немцам: "Давайте ваше оружие, отведем вас к председателю, и там пускай он разберется". Так вы думаете, товарищ Корницкий, эти фальшивые немцы отдали оружие? Не тут-то было! Начали кричать, что они караваевцы и никому своего оружия не отдадут. Еще начали насмехаться над теми, у кого длинные бороды. Апостолами давай дразнить. Наши тоже не сдержались: вцепились в немецкие мундиры и начали колошматить. Может, и до худшего б дошло, но один наш опознал некоего Мишку, с которым вместе в Минске учился...
- Мишку? - переспросил Корницкий и строго взглянул в ту сторону, где должен был быть Мишка. Но Мишки уж не было видно. - Хорошо, я с ним погутарю. И чем кончилось?
- Так мы и разошлись. Они трохи подрали наши шубы, а мы их немецкие шинели. Но оружия ваши хлопцы нам не отдали. Так теперь мы уж и не знаем, как быть с незнакомыми людьми вашей бригады: по уставу или не по уставу?
- Делайте по уставу. Иначе что может быть? Вы, товарищи, знаете, кого можете пропустить в лагерь? После спохватитесь, да поздно будет!
ОТКУДА ТЫСЯЧА ЧЕЛОВЕК?..
В то время, когда хмурый Никодим Барсук окопался среди болот на Волчьем острове и никуда не вылезал, отряд "Смерть фашизму" носился по всему району. Редко когда его можно было застать там, где он остановился вчера. Поэтому, чтоб не затягивать долго своего путешествия, Корницкий направил Мишку в штаб бригады к Караваю разузнать, где можно сегодня найти Миколу Вихоря. Одновременно он просил Каравая прислать отделение во главе с Абдулом Канифеевым на тот случай, если можно будет договориться о противотанковой пушке.
- Отряд остановился утром в Кожарине, - через два часа доложил Мишка. - Есть некоторые сведения, что они готовят какую-то вылазку. Микола Вихорь прислал связного, чтоб мы подбросили им сотню ракет.
- Сотню ракет? Зачем?
- Для какой-то задуманной операции, товарищ командир.
Пока Корницкий знакомился с барсуковцами, погода переменилась. Низкие серые тучи, которые наползли с запада, начали высевать наземь густой снег. Уже совсем стемнело, когда Корницкий выбрался из болота и, послав двух разведчиков вперед, зимником* направился в сторону Кожарина. Ехали молча, минуя деревни и поселки, низко прижатые к земле темнотой, засыпанные холодным снегом. Глухая зябкая тишина господствовала вокруг. Мишке казалось, что везде и все вымерло или окостенело в ночном сне и лишь они одни шевелятся, думают и стремятся куда-то вперед. Мишке было даже страшновато немножко. Привыкнув до войны работать днем, а ночью спать в мягкой постели либо вечером сидеть в теплой, ярко освещенной комнате и читать книгу, если на дворе бушевала метель, он теперь вынужден был действовать по ночам. Пускай себе узкая стежка облита скупым светом луны или ее совсем не видно в черной мгле, сухая гулкая тишина ловит каждый чуть живой треск веточки или шумно и беспокойно плещутся по земле широкие дождевые косы - всегда обязан Мишка быть в пути-дороге или же подготовляться к дороге. Несмотря на то что большая часть операций осуществлялась ночью, Мишка все еще не мог как следует привыкнуть к этому. И в темноте стихали его шутки даже в самых спокойных местах, и ему казалось, что если б он и стал шутить так же весело, как днем, так его шутки выглядели бы даже для него самого нелепыми и дикими. Совсем другое дело день, когда все окружающее снова принимает свои привычные формы! А теперь, скорее слыша, чем видя своих товарищей, Мишка молчал и только думал. Думал про то, что если б не немцы, так бы он, Мишка, не мотался в седле, залепленный снегом, а сидел бы сейчас в кино "Красная звезда" либо спешил бы по залитой электрическим светом улице в драматический театр... От него теперь остались лишь одни развалины.
_______________
* З и м н и к - наиболее прямая дорога, по которой ездят лишь
зимой через гати и болота.
Микола Вихорь и в самом деле был в Кожарине. Ощетинившись мощными караулами и летучими группами, которые стремительными тенями носились вокруг, словно в деревне расположился не обычный партизанский отряд, а Центральный партизанский штаб, вихоревцы, однако, не спали. На окутанной темнотой улице чувствовалась нестихающая бурная жизнь. Храпели привязанные к плетням и заборам кони, бренчание удил перемешивалось с лязгом оружия и приглушенными восклицаниями людей, которые шныряли возле хат.
- Стой! Пароль! - загородив черный проем калитки, крикнул часовой.
Но Корницкий молчал. За все теперь отвечал вихоревский патруль. Он их и проводил в штаб. То, что не делалось в барсуковском "колхозе", здесь осуществлялось с неуклонной, даже, как казалось Корницкому, придирчивой старательностью. И все же Корницкий чувствовал теперь за всем этим чисто внешним выполнением военного ритуала какую-то наигранность и спешку, похожую на поведение людей, которые боятся опоздать на последний в этот день поезд.
- Случилось, Антон Софронович, непростительное нахальство! - крикнул каким-то обиженным голосом Вихорь Корницкому уже в хате, подводя его к столу, на котором лежала карта. - Покуда я очищал от полицейских Осово, немцы успели поставить в Левках гарнизон! Как вам это понравится, Антон Софронович?
- Так же, как вам, товарищ Вихорь. Сколько их там?
- Сотня!..
Тут Микола Вихорь стремительно повернулся к человеку в кубанке и в черном матросском бушлате:
- Их вооружение, Зезюля?
Человек в бушлате оторвал взгляд от карты и усмехнулся.
- Вооружение не особенно важное, товарищ старший лейтенант. У них нет самолетов, танков и пушек. Ну, десять пулеметов, четыре миномета, двадцать автоматов и прочую мелочь, как гранаты и винтовки, считать не станем...
- Ну, понятно, - в тон Зезюле отозвался Корницкий и многозначительно взглянул на Вихоря. - Видать, вы считаете настоящим оружием только подводные лодки и дредноуты?
- Нет, Антон Софронович! У меня в отряде всего сто пятьдесят человек. Но вы посмотрите, как полетят из Левков фрицы! Аж снег под ними будет куриться. Давай, Зезюля, дальше!.. А вы, Антон Софронович, садитесь вот тут. Сегодня нам надо начать и окончить... Так кто занимает Горбатый мост?
- Я, товарищ старший лейтенант, - отозвался один из командиров, которые сидели на лавке.
- Далее...
Это было продолжение совещания, которое только на момент прервалось, когда явился сюда командир спецгруппы. Создавалось впечатление, что люди торопятся будто на пожар и боятся, что если этот пожар не потушить в самом начале, то он забушует и грозной лавиной широко разольется и сожжет весь мир, все живое. Микола Вихорь говорил резко и отрывисто. Фразы часто слетали с языка незаконченными... Происходило так, потому что он не находил слов, чтоб выразить свои беспокойные мысли. Часто Микола Вихорь, развивая свой план, по-видимому, забывал, где он находится теперь.
- Атака, неимоверный натиск начинается нами в лоб. Глухая снежная бездна!.. И все вдруг загорается. Пулеметы, автоматы... Частые посвисты пуль над головами фрицев... Тогда ракеты... Снова... И вдруг двести пятьдесят здоровых голосов... Ур-ра!.. Чтоб у немецких солдат аж барабанные перепонки полопались... От крика нашего "ура" весь гарнизон сбегается в эту сторону... Тогда начинает первый - двести пятьдесят человек - фланг... Горбатый мост начинает - и немцы оглушены, поражены, растеряны. Они ничего не понимают...
Микола Вихорь говорил, все больше увлекаясь своим планом и увлекая подчиненных, которые тесно обступили стол с картой. В большинстве это была молодежь комсомольского возраста со своевольными чубами, которые выбивались то из-под кепок, либо меховых шапок, или даже из-под шляп, подвязанных, чтоб не сорвал ветер, легкими тесемками под подбородком. Каждый партизан вихоревского отряда непременно чем-нибудь да выделялся в одежде от своих товарищей. Только одно было неизменно обязательным для каждого вихоревца - это красная звездочка, и ее носили не на головном уборе, а на левой стороне груди, как заслуженные герои носят ордена. В свой отряд Микола Вихорь принимал в большинстве таких людей, которые приходили к нему, убив гитлеровца или полицая. Винтовки и автоматы у вихоревцев были только немецкие, добытые либо в боях, либо украденные в немецких гарнизонах и переправленные в отряд связными из города. И еще об одном очень старался Микола Вихорь, исходя из соображений, понятных ему одному: чтоб люди в нужный момент и в нужных местах говорили, что у него в отряде не сто пятьдесят, а не меньше как полторы тысячи! Для этого во время ночных рейдов он по два, а то и по три раза проезжал через одну и ту же деревню в одном и том же направлении.
