наизусть, будут ли с волнением ждать экзамена?
Я небрежно сунул буклет в карман и отправился с ним на последний свой "отходной" корпоратив по старому месту работы. Проставился неплохому, в сущности, коллективу, расставался с которым почти без сожаления, но без конфликта, вполне по-приятельски. Когда и зачем я в тот вечер выложил этот справочник, кому понадобилось стащить его и для каких целей — это всё я обдумывал потом неоднократно. Уже когда узнал, что вся информация на тех затёртых страницах была важной, достоверной, а главное — совершенно секретной.
Я не рискнул признаться Полякову в такой промашке. Приходилось, как в детстве, глупо подглядывать в тетрадки соседей и надеяться, что представится возможность снять копию с чужого экземпляра.
Хоть и с пробуксовкой, я жадно впитывал в себя новые знания, не успевая их систематизировать. Иногда пугаясь: а по силам ли всё это усвоить одному человеку? Мне не хотелось отставать от программы из-за собственной оплошности. Тогда я начал по вечерам в одиночку выходить на линию, садиться в поезда и просто смотреть по сторонам. Разглядывал пассажиров, стараясь угадать, кто из них настоящий москвич, а кто только прикидывается.
Кончилось тем, что однажды я увидел подозрительного типа, вскрывающего неприметную серую дверцу высотой в половину человеческого роста с красной табличкой "Калориферная". Мне показалось странным, что у незнакомца густо растут волосы не только на кистях, но и между пальцами рук. А еще более странным было, что тип легко почувствовал и перехватил мой взгляд. И немедленно бросился бежать.
Инцидент имел для меня очень запоминающиеся последствия. Во-первых, знакомство с очень прытким и ловким представителем народа, которому въезд на Землю категорически запрещён из-за необоримой склонности к воровству. Во-вторых, знакомство с фельдшером Леночкой, которая в течение часа всадила в мою прокушенную левую руку четыре шприца с антидотами. В-третьих, знакомство с членами ежедневной утренней планёрки, на которой разбирают происшествия по личному составу, где меня отчихвостили за невызванное подкрепление и упущенного нелегала.
Дело могло кончиться совсем плохо, потому что я уже был готов дать отповедь разбушевавшемуся заму по кадровой и воспитательной работе. В том плане, что я не мальчик, воспитывать меня — зря воспитывалку тупить, а достаточно обычных словесных пояснений, что сделано не так и как поступать на будущее. От скандала уберегла задержавшаяся где-то Вересаева. С едва заметной ухмылкой избавила меня от позора, сообщив, что благодаря мне нарушитель был загнан на группу внешнего контроля и успешно пойман.
Её больше интересовал вопрос, что я делал в свободное время на этом участке и сколько времени я провожу под землёй. Врать было бессмысленно, техническая служба по камерам могла в течение часа просчитать все мои перемещения. Я признался, после чего Поляков едва ли не пинками выгнал меня на поверхность. А на следующий день, прикладывая свою карточку к валидатору, я увидел красный запрещающий сигнал и получил сообщение от дежурного эскалаторной службы: Вересаева запретила пускать меня в метро, пока снова не встречусь с Леночкой и не пройду комплексное обследование организма, включая тесты жизненных функций и замеры остаточного лучевого фона.
Да знал я, знал, что опасно. На каждом занятии кивал, слыша, что нельзя превышать лимит облучения. Особенно новичкам нельзя сразу надолго под землю. Надо проверить резистентность к излучению. Как его называют на Объекте — к свету Леи. Если вдруг я чувствителен, если свет на меня подействует, такое случится, такое… В общем, все работники метрополитена через это проходят, вот и ты, говорили мне, потерпи.
Насчёт того, что все проходят проверку и подготовку — это правда. Особенно машинисты. Им ведь приходится каждый день в самый эпицентр на целую смену опускаться. Их кабины, можно считать, самые защищённые от излучения устройства в мире. Но всё равно, дозу хватают выше предельной, предусмотренной для пассажиров, которые непрерывно находятся на линиях от силы час. Даже те работники, что обслуживают вестибюли станций на кольцевой, самой излучающей линии, не получают такой дозы, как машинисты.
По этой причине с машинистами работают особо. Негласно их проверяют, при необходимости снимают накопившийся статический заряд с нервной системы, подпаивают необходимыми препаратами, окуривают деактиваторами. И всё равно в среде машинистов сохраняется высокий процент мистиков и невротиков. Одни впадают в депрессию, другие начинают подозревать у себя экстрасенсорные способности… Так или иначе, а с подверженными влиянию приходится расставаться, пока изменения в организме не прогрессировали в нечто более серьезное. Тех, кто совсем невосприимчив к излучению, остаются считанные единицы. Объявления о наборе на работу висят почти в каждом вагоне.
Как связано излучение Леи с работой под землёй, почему мутации, вызываемые линиями, проявляются в поведении, а не в состоянии здоровья, я пока не понимал. Лекции лекциями, но мне очень не хватало живого общения и реальной практики, без которых осознать теоретический материал оказалось слишком сложно. Особенно по тем предметам, где наставников интересовала только посещаемость и росписи в журнале, а не качество подготовки. Тексты их уроков были настолько нудными и перегруженными технической информацией, что уже на третьем предложении я терял нить повествования.
Короче. Тестируя меня, Леночка ахнула. От полевых занятий отстранили на целый месяц. Посчитали, что примерно столько лишнего времени я наездил под землёй. Я взывал к логике, предлагал посчитать, можно ли за две недели набрать месяц излишков, но Вересаева оказалась непреклонна. И даже намекнула, что отлучение от самого для меня интересного должно предостеречь от подобных глупостей в будущем. А Леночка, игнорируя знаки внимания с моей стороны, тыкала пальчиком в графики с показателями облучения на первый день моего зачисления на службу и на данный момент.
— Ничего не могу поделать, — говорила она, — нагрузка очень большая. У старых оперов бывает гораздо больше, но они под длительным наблюдением и прогнозом, а вы новенький. Вдруг вы уязвимы, вдруг случится ожог на психике? Нет, и не просите!
Так вот и получилось, что я оказался приписан к отделу внешнего контроля и в дни практики стоял у турникетов. Терял время, скучал, лениво разглядывая сквозь огромные окна утренний людской поток. Единственное, о чём я всерьёз имел возможность здесь беспокоиться, — это местонахождение Буньипа. Уверенность, что этот борзый хитрый бугай не оставит в покое, не покидала меня ни на минуту. А понимание, что нападение обесцвеченного бандита я не способен заметить и предотвратить, приводило в состояние тихой ярости.
Итак, я — обычный контролёр. Мои файлы не стёрли из государственных баз данных, мне не выдали черный костюм и инопланетное оружие. На мне оранжевый жилет, как у дворника, а на спине
