Гиены и сейчас не отстают. Прежний владыка этой степи, Одноглазый, сильно их распустил. Никакого почтения ко львам. Уже достигли камней, уже изучают метки нового хозяина, изгаляются. Рыжегривый не станет оглядываться. Пока что он знакомится со своими землями, размечает границы. Его путь вперёд. Черёд гиен ещё настанет.
Потом выпал снег, пришла зима. Степь опустела. Только волкам вольготно зимой. Эти серые бестии сбиваются в неисчислимые стаи и способны загнать в глубоком снегу любую добычу. Разве что с мамонтом им не совладать. Но зубров, оленей, коров, антилоп, лошадей волки добывали каждый день, а Рыжегривый и его компаньон на почтительном расстоянии брели по волчьим следам и доедали кости их жертв, подменяя пропавших гиен.
Однако волки уходили далеко в холодные земли, молодые львы не могли за ними поспеть и решили остаться в предгорьях. Стало трудно с едой. Иногда они подбирали разбившихся горных баранов, иногда загоняли зайцев или другую мелкую живность. А однажды нашли в снегу огромный труп мамонта. Много дней они пировали вместе с шакалами. Мяса хватало всем. И когда приплелись три тощие гиены, сытые львы лишь слегка порычали, но пустили к добыче и тех, забыв на время извечную вражду. А потом случилось несчастье. Когда они с набитыми брюхами бродили по склону горы, компаньон Рыжегривого вдруг провалился в медвежью берлогу под снегом. Львиный рык и медвежий рёв хаотически переплелись в оглушительный гул, Рыжегривый не рискнул подобраться к краю ямы и заглянуть, он только слушал поодаль звуки борьбы. И когда от этого гула со склона горы осыпались тучи снега, очень быстро всё стихло. Победителей не было. Медвежья берлога превратилась в двойную могилу.
Рыжегривый опять остановился. На этот раз его тропу пересекали чужие круглые следы, много-много следов. Огромных, не очень огромных, маленьких и даже совсем маленьких. Стадо мамонтов недавно тут прошло. Стадо медленно двигается, в стаде есть детёныши, на которых можно напасть, на которых львы нападают, но Рыжегривый ведь не на охоте сейчас. Рыжегривый на тропе. На тропе хозяина. Потому эти следы его не возбудили. Осмотрел, обнюхал и двинулся дальше. Но вдруг снова остановился.
Двуногие тоже прошли здесь недавно. Двуногие шли после мамонтов, они как будто выслеживали гигантов, как будто бы собирались охотиться. Кажется, лев удивился. Или даже и не удивился. Его интересовали гривастые львы, а не мамонты и не двуногие. С гривастыми львами он стал бы биться, он жаждал биться, всё ещё горел возбуждением, всё ещё жаждал вызова. Чтоб ни малейших сомнений не осталось у этой степи. Рыжегривый победит всех. Он здесь хозяин. Однако тут прошли мамонты. А за ними двуногие. Много мамонтов и мало двуногих. Двуногими почти и не пахло совсем, а вот мамонтами пахло. Но лев двинулся дальше. Он искал других львов, а не мамонтов.
Рыжегривый вернулся к объеденной туше мамонта. Он остался один воевать с беспощадной зимой, и теперь у этой войны сменились правила. Первым делом он бросился в драку с гиенами и ценой нескольких клочьев шерсти сумел отогнать конкурентов. Мелких, почти безобидных, шакалов он прогнал тоже. Останки мамонта принадлежали только ему, впервые он заявил права. Стал грозно рычать на закате, пуская раскатистый рык над снежной землёй. День за днём поедал он труп мамонта, заедал жажду снегом и после спал, свернувшись в тёплый мохнатый клубок. Но он не мог много спать. Гиены кружили неподалёку, увязая в снегу, только и ждали момента, чтобы украсть. И однажды, поднявшись с тёплой лёжки, он снова ринулся в бой, настиг пятнистую тварь и ловким ударом тяжёлой лапы сломал её тощий хребет. Через несколько дней он перекусил лапу другой гиене, и хотя та тоже разодрала ему плечо, львиная рана быстро зажила, а вот раненая гиена недолго ещё ковыляла. Издохла. Её товарка, оставшись одна, удалилась, и Рыжегривый царил теперь полновластно.
Так и дождался он весны. Заместо детских зубов выросли огромные клыки и распирали пасть. Сама Сила его распирала. Он стал крепким и яростным львом, умеющим убивать, и с первыми талыми ручейками почувствовал зов создать свою стаю.
С холодных земель из открытой степи давно уже по вечерам ветерок доносил будоражащий запах молодых спелых львиц. Оттуда же на закате докатывался рык их хозяина, и Рыжегривый каким-то образом ощущал в этом рыке изъян. Его владелец старел, его опыт вряд ли мог устоять перед дерзкой отвагой. В любом случае, молодому льву не терпелось проверить.
И он явился. Однажды впервые явился. Но не так было просто, как выглядело издалека. Когда старый лев приблизился, ревущий, такой грозный, сотрясающий землю – с первого раза ничего не получилось. Струсил Рыжегривый с первого раза. Поджав хвост, убежал. Как шакал. Но потом пришёл снова, уже летом. И опять убежал. Потому что был сильным старый лев, всё ещё сильным. Рыжегривый бродил неподалёку от чужих владений, прохаживался вдоль границ и ждал. Может быть, ждал новой снежной зимы в предгорьях, новых драк за чьи-то останки. Или ждал случая. Своего случая. И дождался. Случай как раз и выпал. Его противник получил от двуногих рану, отметился, у того пропал рёв, а Рыжегривый сразу же это обнаружил. И явился в последний раз.
Старый лев теперь был одноглазым. Его морда распухла от свежей раны, оставалось только добить отмеченного. Чтобы тот не задерживался, болтаясь промеж, и не мешал тем, кто видит мир в оба глаза. С царственным рыком молодой лев шёл в лоб на старого вожака. Львы слишком грозные звери и потому в своих схватках всегда осторожны. Стоит только одному из бойцов заколебаться, проявить слабость – и сильнейший позволит такому уйти. Но на сей раз борьба была не на жизнь а на смерть. Отмеченный никогда не признал бы, что столь наглый юнец может его обломить, как какой-то засохший сучок. Он не успел ещё свыкнуться со своей раной и не брал её в расчёт. Он привык прогонять – и хотел снова прогнать. Но переполненный восходящей силой Рыжегривый тоже не мог уступить. В этот раз – больше не мог. Старый самец истошно рычал, но не смел посмотреть в молодые глаза, отворачивал распухшую морду в сторону. А соперник подходил ближе и ближе, вплотную. И тогда старый лев нанёс первый удар своей мощной лапой. Но Рыжегривый сумел увернуться – и теперь уже его вёрткая лапа располосовала морду врага, из которой сразу же хлынул гной. Старый лев распахнул когтистые объятья, словно бесстрашный медведь, чтобы передними лапами обхватить Рыжегривого и повалить – но и на этот раз здоровая молодость оказалась проворнее. Соперник в ответ обхватил ветерана, они сцепились в ревущий клубок и повалились. Старый лев оказался внизу, и крепкие свежие клыки Рыжегривого сомкнулись на его глотке. Старый лев ударил обеими лапами, раздирая бока молодого, но жёлтые когти давно затупились, и Рыжегривый смог удержаться, его цепкие челюсти не разжались, покуда старый лев не захрипел. Тогда победитель оставил гиенам поверженного врага.
