Я сделал паузу и закончил, резко, отрывисто.
«Nih-ka aidarst lailai!»[4]
Смысл слов доходил до драконов постепенно, точно тень от облака, наползавшего на солнце. В смотрящих на меня глазах страх смешивался с растерянностью, а возмущение с непониманием. Произнесенную кем-либо другим мою речь сочли бы безумием. Меня же еще слушали, то ли из-за взращенного с младенчества благоговения перед титулом эссы, то ли уважая мой собственный авторитет умелого воина и опытного командора.
— Seisin, — молодая женщина опустила глаза, смущенная пристальным внимание соседей. — Zealot lian’-‘iunion kagor-kiliot’e yui tin’iu sei-ar vino yais-terron. Yu ark’ete asori salvag’e sei-ar-ka, bart yu-ka d’en’e-answar’e.[5]
На побледневших щеках маком разгорелись лихорадочные пятна. Из прокушенной губы по подбородку побежал темный ручеек.
— Loshort, — я кивнул дракону в первом ряду. — Yui idmi’a al’er’e lono-vi’yama, ‘iuskad’e dargon-kagor, kiliot’e huamon, kavlit-sel’er’e. Krest-f’er’e v’er’e yui idmi’a na-ra, b’e-loto lasher d’en’e Czavet. F’erwing, yui ali-s’ev’eral na-ra-marter’e haint’er…[6]
Я называл имена, скользил взглядом по лицам, ни на ком не задерживаясь. Недоумение сменялось болью и негодованием. У каждого из сотен сидящих передо мной драконов имелся свой кровавый счет к людям.
«Nih kiliot’e idmi’a. Nih d’en’e-sapp’iert’e tia-na-ra. Nih bi-tr’ei’e tia-na-ra. Nih d’en’e-krest’e alidmi’a, b’e-loto Czavet arged’e.
Czavet…
Ne-na-ra sei-rit vaik’e answar, e mi liabrity-toll’e! Mii toll’ e’st-sitk’e-ka illiesk imaga olli learn-lailai. Mii toll’ e’st retara. Mi simen’e mii aro, simen’e mii na-ra e n’eidma-marter sky, loto nih ver’e-niha-itron. Mii ark’eto e’st retara!
Czavet — rut ali-chrono loareto, kazerna, loto mar’e-ka falling aro-kagor dargon tel’ haint’er-‘iunion».[7]
Я замолчал, давая время осмыслить прозвучавшую вслух истину. Давая шанс поверить мне. Чутко внимал заполняющим эфир эмоциям — главное угадать момент, не раньше, но и не позже.
«Nih kiliot’e idmi’a, b’e-loto huamon arged’e nih-ka! Nih bi-tr’ei’e niha tia-na-ra e niha tel’, b’e-loto huamon shaihan’e! Nih e’st v’iuna-v’iuna Dargon, bart nih e’st kwittes, nih marter’e freezel’ haint’er-‘iunion e huamon!»[8]
Я чувствовал, как разгорается гнев — жаркие угли ярости под золой видимого спокойствия. Видел в смотрящих на меня глазах отражение собственных чувств.
«Al’t tel’ Is Aratai imag’e, loto falling kalmat chrono delr’e ali chrono.
Al’t tel’ Is mar’e-toll’e, mi e’st bi-tr’ei.
Al’t tel’ Is mar’e-toll’e-itron, mii-slav’e ali e’st bi-tr’ei. Mi ark’et’e: va ferstoil’e Al’t tel’ Is, va sel’er’e tel’ Is, loto e’st d’en’e-freezel’ t’eon? Va rut’e haint’er?
Olli va ferstoil’e mii vaikna itron? Va diar’e vai na-ra, vai tel’, Al’t tel’ Is ag’enr? Va shaihan’e ver’e-ka vinga e hionoro?! Va shaihan’e ver’e-ka Sky?!»[9]
Я встал, побрел к командирским палаткам, не оглядываясь, позволяя воинам самим принять решение.
— Отличная речь, командор. Вьюна оказалась права: ты умеешь увлечь толпу, — Кагерос пару раз шутливо хлопнул в ладоши. Я миновал Повелителя Запада, пригнулся, ныряя в палатку. — Что намереваешься делать дальше?
Я запнулся, сухо произнес.
— Эсса не существует без своего клана. Если все уйдут, я добровольно отправлюсь в Иньтэон и приму любое наказание, которое определит Альтэсса. Если останется сотня отрядов, десяток, даже один, я поведу воинов вперед и не отступлюсь, пока алые следуют за мной.
— Поверь: тех, кто сбежит, будет немного, — ударило в спину замечание Повелителя ветров.
***
Ночь дышала прохладой и горьким запахом трав, пересыпалась песком под шагами часовых, чадила факелами за тонкой парусиной палатки, смеялась тихим ржанием лошадей.
Кейнот и Валгос, Вьюна и даже Кагерос — все понятливо оставили меня наедине с самим собой и невеселыми мыслями. Я все еще не мог поверить и принять происходящее. Залитая солнцем степь; сотни растерянных глаз, внезапно утративших путь; чужие слова, правильные и нужные, но чужие, срывающиеся с моих губ, — случившееся походило на кошмар, бессмысленный и беспощадный.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я выступил против Альтэссы!
Бред. Чушь. Нелепость.
Бескомпромиссная реальность.
Издавна говорили: день — время дел, ночь — сомнений. Я был прав и одновременно не прав уже тем, что моя истина перечила лжи Совета, лжи, которую поддерживал Альтэсса северного клана, Владыка ледяного неба. Я прекрасно понимал: за сделанный сегодня выбор придется заплатить немалой кровью. Готов ли я? Или же следует все прекратить? Сдаться, пока не поздно… Не поздно ли?
Резкий неприятный крик птицы разорвал тишину.
Я очнулся. Назойливым жужжанием на грани восприятия зудел чей-то ментальный вызов. Кто-то упорно старался связаться со мной, не исключено, что довольно долго. Я создал светлячок, вытащил клинок — отполированная поверхность подмигнула мне бликом.
Несложное плетение, и мой хмурящийся взгляд сменился растерянными глазами Цвейхопа.
— Риккард, слава Року! Наконец-то! — брат облегченно выдохнул. — В столице творится полная неразбериха! На дворцовой площади днем по обвинению в предательстве казнили несколько полевых командиров! Магический глашатай на весь город зачитал приказ о твоем аресте, — Цвейхоп волновался, тараторил. — Я пробовал добиться встречи с Альтэссой, получил отказ. Матушка рвет и мечет в своих покоях… Что происходит?!
Хотел бы я сам понимать.
Значит, Повелитель не пощадил оступившихся, наказал даже тех, кто оставался верен Завету и ему. В назидание прочим заставил расплачиваться обычных воинов за выбор их командора.
В таком случае брат, просто разговаривая со мной, находится не в меньшей опасности — тот, кто пожертвовал одним сыном, без колебаний избавится и от второго, если сочтет его недостаточно лояльным.
— Цвейхоп, некоторое время нам лучше не общаться. Я объясню все… позже. А пока даже не пытайся искать связи со мной, хорошо? Цвейхоп?
Хлопнула дверь. Зарычала собака. Лицо брата неожиданно скакнуло в сторону. Перед глазами сумасшедшей каруселью пронеслись знакомые стены, пол, потолок. Снова брат, бледный, напуганный.
— Идм! Назад, Идм!
Темный бесформенный предмет с силой врезался в огромную картину над креслами, опал бесформенной неподвижной грудой. Рука невольно дрогнула, когда я понял, узнал собственного пса. Собственного Спутника. В горле застрял комок, в груди разливалась пустота оборванной навсегда связи.
Зачем? За что?!
Глаза, отразившиеся с той стороны, походили на мои и все же принадлежали не мне — тяжелый гипнотизирующий взгляд, змеиный, властный, убийственный.
Несколько мгновений канули в абсолютной тишине, а затем отец разорвал заклинание, предоставив мне любоваться моим отражением.
Копис дрогнул и выпал из рук. Я вспомнил, что нужно дышать.
________________________________________________________
[1] Некогда у нас были крылья, и небо принадлежало нам. И земля была нашей вотчиной. И мир был доброжелателен к драконьим кланам. Мир для своих первых чад был безопасным и уютным домом.
Мы еще помним то время.
Наша кровь хранит крупицы исконной магии.
Наши традиции — отражение обрядов стародавних времен.
Наши сны — реквием по потерянной гордости и свободе… свободе самим выбирать собственный путь, жить, не скрывая истинной сути.
[2] Нас с рождения учат, что никто не должен править над целым миром, что подлунные королевства, творение богов — дар всем их детям. Что власть могущественных — это тень вековых дубов, губящая молодую поросль, губящих надежду на будущее, ибо даже несокрушимые исполины рано или поздно падут перед гнилью, временем и жуками-древоточцами. И потому Древние благородно оставили Небеса, скрывшись в мире грез. Оставили нас…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
[3] Нам говорят, мы, преемники Крылатых Властителей, — стражи, хранящие покой и равновесие. Нас ограничивают жесткими рамками Завета, слова Древних, данного кланам в наследство. Вынуждают верить в собственную избранность, и как избранные мы прощаем людям нанесенный удар, ведь взрослый никогда не станет мстить неразумному ребенку.
