– Ну, Горыныч, ну, жучара! Вокруг пальца обвел, говорил, что все уничтожено! – беззлобно усмехнулся Клим, перелистывая страницы, заполненные ровным каллиграфическим почерком.
Вот последняя запись: «КАК СТАТЬ СЧАСТЛИВЫМ», выделенная красной пастой и заканчивающаяся двоеточием, предполагающим долгий и развернутый ответ на этот жизненно важный вопрос. Ответа так и не последовало. Записи оборвались именно на этой фразе, точнее, были оборваны Горынычем. Как всегда, резко и грубо.
«…А ты по-прежнему дурью маешься? Все смысл жизни ищешь?» – прогремел в памяти жесткий командный голос отчима.
Горыныч, как настоящий чекист, умел подкрадываться незаметно. Вот и тогда он внезапно возник за его спиной и умудрился прочитать из-за плеча броское вступление. Клим не успел опомниться, как отчим быстро выхватил дневник и стал громко зачитывать последние фразы, гримасничая и кривляясь на каждом слове. Появилось страстное желание врезать в это самодовольное лицо, и Клим крепко сжал кулаки, чтобы не дать им волю.
«Какое вы имеете право?» – выдавил он из себя.
«Это ты какое имеешь право, тунеядец, так распоряжаться своим драгоценным временем? – прорычал Горыныч, брызжа слюной и размахивая перед его носом растрепанным дневником. – В семнадцать лет пора уже голову иметь на плечах, а не х…й страдать, – выругался отчим. – Счастья тебе захотелось? Так счастье состоит не в погружении в эти маразмы, – он гневно сбросил со стола стопку книг по философии, – а в работе над собой, чтобы стать человеком. Понимаешь? Че-ло-ве-ком, а не этим, как его, словоблудом…»
Горыныч слегка спустил пары, но совсем ненадолго.
«Все! Ты меня окончательно достал. Значит, пока я пробиваю тебе путевку в жизнь и подготавливаю твое беспроблемное поступление в училище, ты вместо занятий продолжаешь медитировать?! Этот мусор немедленно уйдет на свалку, – он стал забрасывать в подвернувшуюся картонную коробку упавшие на пол книги и дневник. – И не вздумай рыться в кладовке или в моем гараже! – зловеще предупредил он, сузив от ярости глаза. – Все пойдет в печку!»
«Я тебя ненавижу!» – закричал Клим ему в спину. Дыхание перехватило, а слезы затянули пеленой глаза.
«Ненавидь. Зато потом спасибо скажешь», – обернулся Горыныч и, бросив на него полный презрения взгляд, вышел из комнаты.
Почему он тогда позволил забрать свои книги и главное – дневник? Почему не смог отстоять право на свои желания? Почему предал свои мечты? Сейчас было уже трудно найти правильный ответ, да и бессмысленно: Горыныч при смерти, и он сам ненамного от него отстал…
Уже светало, а Клим все листал дневник. Теперь казалось невероятным, что это было когда-то написано его рукой. Автор дневника был романтиком в душе, искателем, философом и мечтателем – дерзким, вдохновенным и целеустремленным, полным желаний и планов.
«Умные мысли, смелый полет фантазии!» – не переставал удивляться Клим, перечитывая строчки, как будто бы рожденные другим человеком.
От дневника веяло теплом, легкой грустью по забытой юности, когда все то, о чем ему неоднократно говорил Хранитель, было так близко и так доступно. Оно было совсем рядом. Стоило только протянуть руку и узнать, как стать СЧАСТЛИВЫМ…
* * *
«Как стать счастливым…» – чуть слышно прошелестели волны, мелодично перекатывая прибрежные камни, и словно легонько вытолкнули его на знакомый берег.
«Я незаметно заснул… или проснулся…» – подумал Клим.
Он с удовольствием глотнул чистого воздуха, пропитанного соленым морем, терпким йодом и можжевеловым ароматом. С каждым разом Место его Покоя становилось все реальнее и осязаемее.
– Слушай, Клим, а ты в юности был толковым парнем!
Он не сразу увидел Ангела, восседавшего на своем любимом камне, чем-то напоминающем по форме уютное домашнее кресло.
Щурясь от яркого солнца, Клим заметил в руках Хранителя свой заветный дневник, который тот с интересом пролистывал.
– Да… Отличные мысли! Сам придумал или у известных мыслителей содрал?
– И то, и другое, – кратко ответил Клим и подошел к Хранителю. Пожав его смуглую руку, он расположился рядом на теплых округлых камнях, ожидая предстоящих «разборок». Судя по всему, они были неизбежны. И Клим не ошибся в своем предчувствии.
– Чудесно! – воскликнул Гел и стал цитировать одну из дневниковых записей: – «Кто я есть? Это единственный вопрос, который заслуживает того, чтобы быть заданным. Судьбой нам предназначено играть бесчисленное множество ролей, но все эти роли – не мы, а за многочисленными масками кроется наша истинная сущность». И вот дальше – еще лучше! «Божий замысел относительно нас состоит в том, чтобы мы нашли себя». Ну как, Клим, ты себя нашел?
– Издеваешься? – лениво переспросил Клим. Почему-то сегодня ему просто хотелось послушать тишину природы, не прерываемую рассуждениями Хранителя.
– Не издеваюсь, а хочу разобраться, когда именно ты завел эту свалку и умудрился так захламить это божественное место!
– Какую еще свалку? – удивился Клим, невольно оглядываясь по сторонам.
Ужас! И где раньше были его глаза?! Чуть поодаль от того участка берега, где они сидели, возле огромной отвесной скалы, густо поросшей пушистыми кустарниками, возвышалась целая гора мусора. А вокруг были разбросаны клочья бумаги, и вился серый пепел от истлевшего костра. Над мусорником с назойливым жужжанием летали навозные мухи и осы. Клим брезгливо поморщился – ему показалось, что от этой свалки исходит тошнотворный запах то ли гниения, то ли застоявшейся плесени…
– Господи, откуда оно тут взялось? – с отвращением воскликнул он.
– Это ты у меня спрашиваешь? – переспросил Хранитель. – Не волнуйся, ты не одинок – у каждого человека есть своя персональная свалка, отличная только по своему составу и размеру. А пока полюбуйся на свой личный мусорник!
– Почему мой? – Клим продолжал оторопело смотреть на зловонный хлам, не рискуя подойти ближе.
– Это мусорник твоих Надежд, – ответил Хранитель, с задумчивым видом листая дневник. – Божественная Сила, заключенная внутри каждого человека, всегда готова помочь в осуществлении заветных желаний и надежд. Но ваша огромная проблема в том, что вы не открываетесь навстречу, потому что «не готовы». А раз «не готовы», то все щедрые дары возвращаются обратно на склад неосуществленных желаний, а ваши собственные надежды и мечты превращаются в мусорную кучу и гниют там до скончания веков… Да, вот, нашел! – обрадовался Ангел. – Как у тебя в дневнике прекрасно сказано: «Если возникает мысль «МНЕ ЭТОГО ХОЧЕТСЯ», то, значит, у меня есть достаточно потенциала для ее реализации!» Но к этой фразе я бы добавил еще одну, не менее важную: «МЫ ВСЕ СВОБОДНЫ ДЕЛАТЬ ВСЕ, ЧТО МЫ ХОТИМ ДЕЛАТЬ». Ее как-то раз подсказал мой брат своему подопечному, и у того в результате получилось очень даже мудрое творение, названное «Иллюзиями».
– При чем тут Бах? – буркнул Клим.
– Бах здесь действительно ни при чем – он наверняка уже давно расчистил свой мусорник и освободил место для своих замечательных произведений. А вот почему ты выбросил этот дневник на свалку? – строго спросил Хранитель. – Ведь в нем жили твои МЕЧТЫ…
– Это не я, а Горыныч, то есть отчим… – по-детски виноватым тоном начал оправдываться Клим. – Этот гад мне всю жизнь перепортил своими приказами и запретами…
– Стоп, Клим, – решительно прервал Гел, – почему ты все время решаешь за других, но при этом не берешь ответственности за самого себя? Как на разводе матери настоять – так это ты быстро провернул, а вот как отстоять свои сокровенные желания – так ты в кусты!
– Какие там желания?! – возмутился Клим. – Они даже не успевали толком проклюнуться, прорасти! Мы с мамой всю жизнь у него были как на ладони и под увеличительным стеклом: что-то ему показалось не так – и он прихлопывал одним махом. Сколько себя помню, я у него строем ходил: шаг влево, шаг вправо – карается расстрелом! Он один знал, как будет лучше для нас, поэтому все решения принимал самостоятельно, и они не подлежали обсуждению. Мечты… Да я холодильник не мог открыть без его разрешения! Ты знаешь об этом? – Клим все больше заводился при воспоминаниях об отчиме. – Как сейчас помню: стою перед ним, маленький, запуганный мальчишка с затравленным взглядом, а он меня гневно отчитывает, что я полез в холодильник во внеурочное время и без его команды. И так абсолютно во всем! Да он уничтожал все мои желания и выбрасывал все мои мечты, которые просто чудом уцелели на страницах этого дневника.
– Я все помню, – тихо отозвался Ангел. – Как он говорил: «Деньги можно делать везде и во всем. Главное – понять основные законы их движения».
Это действительно была «коронка» отчима, которую тот любил постоянно повторять, как «Отче наш». Чиновник одного из крупных министерств, достаточно влиятельный человек с военной закалкой, прошедший школу жизни в КГБ, Михаил Фомич был свято уверен в своей правоте и всегда знал, в каком направлении нужно двигаться. Вначале он всерьез подумывал о военно-политическом образовании для своего пасынка, а затем, когда нагрянули перестроечные времена, быстро смекнул, что нужно перестраховаться, и спротежировал Клима в военно-инженерное строительное училище. Мол, техническое образование – это дополнительная гражданская профессия. Отчим долго потом гордился своей дальновидностью, когда, вместо традиционного Дальнего Востока, сразу после выпуска пасынок попал на службу за границу – в Германию, где, по словам Горыныча, «только ленивый не сможет разбогатеть».
