но не пойман — не вор. Дверь была открыта ключами, поэтому это мог быть только хозяин квартиры, который нам ее сдавал. Но доказать ничего нельзя, дело закрыли.
Единственное, что у меня осталось — немножко золотых украшений. Уезжая, я их спрятал в пакет с технической ватой и поставил под батарею. Естественно, никто не догадался в нем искать. Вот на это золото мы потом и жили.
Под Новый год у нас был пятидневный марафон: параллельно шли концерты в зале «Россия» и Театре эстрады. В обоих я задействован. А Володя был у меня незаменимым помощником: и костюмером, и администратором, и всем остальным.
И вот представьте: я работаю номер в «России», потом хватаем чемодан с реквизитом, там было четыре парика — Гурченко, Леонтьев, Пугачева, Агузарова — и шляпа Вайкуле. И — бегом в Театр эстрады. Своим ходом, нам машин никто не давал… Лишь бы успеть на свой выход. Начинались выступления в одно и то же время, и мы умоляли режиссеров поставить меня в одном концерте в начало, а во втором — на финал.
И вот так мы пять дней бегали как подорванные. Но ни разу не опоздали. И это было мое становление как артиста. Конечно, мы оба понимали, что обратной дороги нет. Мосты сожжены, квартиры проданы, какие-то копейки есть. И мы стали подбирать комнатку, где Володя мог прописаться, чтобы официально стать москвичом.
Он купил восьмиметровую комнату в коммуналке на Ухтомской, 15. Это было мое первое пристанище — уже, что называется, состоявшегося артиста. Но в отличие от Володи у меня московской прописки не было, что по тем временам весьма осложняло жизнь.
Кроме нас в квартире жила бабушка, вредная до безобразия, и еще одна одинокая женщина. У бабушки было много родственников, они постоянно приезжали и активно участвовали в ее жизни. Без скандалов не обходилось, потому что ментальность у людей разная, к сожалению или к счастью, не знаю. Коммуналка есть коммуналка. Но у нас в комнате было чисто, аккуратно, часто приходили гости. В общем, жизнь кипела.
Как-то Володя мне говорит:
— Санька, я придумал, как тебе стать москвичом.
— Как же?
— Надо развестись с Галей и жениться на москвичке. Фиктивно, конечно.
Когда первый шок прошел, я обдумал его слова и решил, что он, в общем-то, прав. Позвонил Галине, объяснил ситуацию. Она, как женщина современная, все поняла и согласилась. Мы оформили развод.
Паспортистка Надя из нашего домоуправления на Ухтомской, с которой мы подружились (а впоследствии подружилась и Галина, когда переехала в Москву, но это уже другая история), говорит мне:
— Саня, я тебе найду невесту, но не обессудь, какая будет.
И — нашла. Не женщина — «мечта поэта». Лиза Ч. Возраст 65+, алкоголичка со стажем, обитательница классической коммунальной квартиры, в которой, помимо нее, жили еще 15 человек, все были родственниками. Когда я там побывал впервые, то первое, что увидел, когда зашел, — как ребенок писает прямо под батарею. Я был в ужасе. Вонь стояла необыкновенная…
После регистрации брака я становился законным жителем этих роскошных апартаментов. Спецоперация стоила мне 800 рублей и бутылку водки.
В назначенный день, в девять утра, в роскошном костюме жениха, при бабочке, я вышел во двор. Ко мне подвели мою «невесту». Тогда я увидел ее впервые. Ни слова не говоря, я повернулся и пошел обратно домой. Вовка схватил меня за штанину и прошипел:
— В загс, я сказал! Надо! Сегодня уже будешь москвичом!
Да, конечно, я все понимал. Что это нужно ради работы, ради моей профессии, ради нормальной жизни в столице. Но мои эстетические чувства были оскорблены. Пришлось сделать над собой какое-то невероятное усилие, чтобы вернуться.
И тут — началась комедия. Или фарс. Даже не знаю, что больше применимо к этому сюжету.
В загс мы шли пешком. Все это время — 20 минут — я искоса поглядывал на «невесту» и в ужасе думал о том позоре, который мне сейчас предстоит. Подходим. Естественно, в загсе уже все в курсе, кто к ним сейчас явится. Моя фамилия есть в документах, и она на слуху, я — популярный артист благодаря своему появлению на телевидении.
Еще какое-то время собираюсь с силами, чтобы войти внутрь. А сил — никаких, у меня истерика, мне стыдно… Вовка толкает меня в спину, придавая необходимое ускорение и решимость.
Собрался весь загс — посмотреть на жениха с невестой. Он — в черном костюме, с бабочкой. Она — в кримпленовом платье 50-х годов. К лацкану белой ниткой, на живую, пришит маленький цветочек ландыша, который постоянно отваливается, а она его раздраженно поправляет. Идеальная пара.
Естественно, все чуть не умерли от смеха, когда нас увидели, разбежались по кабинетам. У бедной женщины, которая нас регистрировала, была натуральная истерика. Ее посадили на стул, мы тоже сели. Свидетелями были Надя и Володя.
Женщина-регистратор кое-как, запинаясь и корчась от смеха, произнесла свою обязательную речь про новую «ячейку общества». Пришло время расписываться.
— Невеста, поставьте свою подпись здесь и здесь…
И тут моя уже почти «супруга» выдает:
— Не буду. Дайте водки.
Я начал ее умолять:
— Лиза, ты только подпиши, я тут же тебе выдам бутылку водки.
А у нее руки дрожат. Надя ее неделю до этого «пасла» — поселила у себя в квартире и следила, чтобы та нигде не могла напиться и хоть как-то дошла до загса.
Беру ее руку, говорю:
— Давай, я тебе помогу…
И тут она выдает:
— А я расписываться не умею.
Тут я уже про себя выругался. Меня выручила регистратор:
— А крестик вы можете поставить?
— Крестик? — и задумалась… минут на пять. Мы все ждем. Нервы на пределе. Водка в кармане у свидетеля, Володи.
Потом вздохнула, поставила малюсенький крестик где-то сбоку, после чего все облегченно выдохнули, а регистратор радостно объявила нас мужем и женой!
И мы — я, сгорающий от стыда, и Лиза, которая стремилась к водке, — чуть ли не бегом покинули загс.
Так я стал москвичом. Но это еще не конец истории.
Выходим. Лиза протягивает руку и требует водку. Я ее останавливаю.
— Лизонька, дорогая, а как же свадьба?
— Какая свадьба? Меня мужик ждет, мне надо ему водку принести.
— Нет, ну так не по-человечески. У нас все-таки праздник, мы с тобой муж и жена…
Мы пришли на кухню, в коммуналку. Там — стол и стулья. Больше ничего. Мои ребята приготовили какой-то еды. Мы открыли водку. Как она исчезла — я даже не понял. Благо было еще. Как настоящие артисты, мы должны были доиграть эту пьесу до конца!
