‑ Но я замочу ноги и мне неудобно снимать туфельки, а осквернять великие лестницы хождением по ним в обуви мне совсем не хочется, ‑ произнесла Лели.
‑ Это единственная причина, из-за которой ты не можешь идти со мной? – улыбнувшись спросил Орион.
‑ Да, конечно, я бы с радостью прогулялась по узким улочкам, о которых мне столько рассказывала мама. Но мне действительно не с руки разуваться.
Орион быстро скинул со своих ног вязанные из кожи высокие парадные башмаки, переливающиеся золотым светом, с кисточками на носах, и в одно движение, приблизившись к шикарной девушке, подхватил её на руки, словно пушинку.
‑ Что это?! ‑ с огромным удивлением от таких действий видного парня, воскликнула Лели.
‑ Не бойся, я держу.
‑ Да я и не боюсь. Сломаешь, будешь долго и бессмысленно объясняться с моим дедушкой, ‑ так недвусмысленно пошутила хрупкая особа. Двигающийся вниз Орион качнулся в бок, в шутку, будто бы подвернул ногу. Девушка громко вскрикнула и крепко обняла избранного. Он начал громко хохотать.
‑ Так всё-таки боишься? Не доверяешь мне? ‑ сказал юноша, опуская её на песок, вспоминая о том, как чистопородная только что всем видом пыталась показать ему свою самостоятельность и храбрость. От этого Орион расплывался в улыбке.
‑ Доверяй, но проверяй, ‑ сказала Лели, сложив гримасу, понимая из-за чего «лыбится» симпатичный, но напыщенный самолюбием Орион.
‑ Ну, прости, я не хотел тебя обидеть. Прощаешь? ‑ мило улыбнувшись произнёс избранный.
‑ Нет! ‑ ответила порядочная непоседа, ехидно прищурив ярко сверкающие глазки, будто что-то задумала и, играя на чувствах парня как на тонкострунном инструменте, произнесла:
‑ Ну, это же просто шутка…
Простодушный и честный Орион не подозревал о существовании на-смешливого женского коварства. Он ещё раз повторил:
‑ Ну, что ты! Шучу я! Ты самая смелая…
В характере первородной проскакивало то, что она ничего никому не прощает в свой адрес, даже самые мелкие зацепы. В ней текла царская, божественная «сути-жизни-плазма». Она чётко осознавала свой статус и свою величину. Всё это и острый ум накладывало отпечаток на её характер.
‑ Глупо и мелко пошутить, а потом быстро извиниться может каждый. Словом, извиниться мастаки все, и только по-настоящему достойные могут извиниться не только словом, но и делом.
Этим она задела самолюбие Ориона, для которого такие понятия, как «Честь», «Совесть», «Сила», «Отвага», «Доблесть», «Воля», «Мужество», «Величие», «Традиции» были очень значимы. Лели в своей речи косвенно употребила все эти термины, она даже умудрилась задеть гордость парня.
‑ Скажи что, и я всё сделаю. Нет такого во Вселенной, чего я не смогу! ‑ без доли сомнения, с огнём в глазах уже просто требовал «новопредназначеный».
Его решимость очень нравилась неугомонной девчушке. Конечно же, она хотела поиграть с ним, и поставить роскошного златовласого юношу на место. Благо, что её первородное благочестие и природный ум давали такую возможность.
‑ Ладно, уже! Хватит! Пойдём! ‑ переводя тему и делая быстрые шаги в сторону протоптанных тропинок, говорила девушка. Он тут же метнулся за ней, не понимая, почему она так быстро увильнула от ответа, не назначив выкуп за прощение.
‑ Ты ничего мне не сказала. Скажи. Что я должен сделать? Не существует того, чего я не смогу! Орион неистово требовал ответа.
‑ Ничто не властно над нами, да, Орион? Для всей нынешней, прошлой и будущей Вселенной мы самые великие и могущественные существа. Другие создания по-разному относятся к нам. Некоторые боготворят, некоторые боятся, но все они едины в своём трепете к нам. Никто из них и близко не может представить грани нашей силы просто потому, что считают её неограниченной. Они ловят каждое слово, произнесённое первородным, каждый наш взгляд. Любое наше появление считается пророческим. А знаешь, что самое интересное? Нам это нравится! Нас захлёстывают эти эмоциональные, восхваляющие богов оды, молитвы и дифирамбы. Нам нравится быть милосердными, карающими, наделяющими, мудрыми, высокопарными, всевластными, яркими, безошибочными. Даже мы поверили в реальность своей безупречности. Неужели «Ты», великий Орион, и впрямь считаешь, что можешь всё? Помни, эти слова ты произносишь подобному, кто на самом деле знает грани первородной силы, кто понимает уровень безупречности только лишь как собственную выдумку, ‑ с глубоким осмыслением произнесла Лели. В них крылись довольно долгие терзания «белых первородных» о том, что же всё-таки делать дальше. Существовать в ареале своей божественной сути, наблюдая за корневыми схемами жизни во Вселенной, либо сделать попытку остановить бесконечно рождающиеся поползновения пустоты, возобладать над их границами первородной сути.
‑ Что ты хочешь этим сказать? Как ты думаешь, какого цвета моя первородная плазма? ‑ он немножко протянул паузу. ‑ У неё один цвет, который для всего разный. Мы те, кто владеет словом. Мы произносим, и «Те» становятся теми, кем должны стать. Мы те, кто владеет светом. Мы показываем, и «Те» идут туда, куда нужно. Наши позиции изначальны, наша сторона ‑ исток, мы не ошибаемся, мы создаём возможности, мы – над причиной, мы – первопричина, мы – произведения истинного повода. Мы видим саму суть, видим Вселенную насквозь, мы даже можем объять её. Мы знаем истинные названия, позволяющие управлять. Мы чувствуем то полотно, из которого сшита материя, мы видим холст создателя, мы понимаем «всё во всем». И именно это открывает нам нашу волю создавать ноты причин. Мы те, кто дарует выбор инструментов надежды. Мы говорим: «Играйте!». И «Те» играют. У них по-разному получается: у кого лучше, у кого хуже, но они играют. Мелодия льётся и каждый из «Тех» счастлив, думая, что эти прекрасные звуки и есть уникальность жизни. Но на самом деле никто из них не может сыграть то, что будет чем-то новым для Вселенной…
‑ А ты, значит, уверен, что мы можем сыграть что-то новое, то, чего не было здесь, и при этом находиться, здесь же?..
‑ Я, ты – мы все первородные видим то, что не видит и больше никогда не сможет увидеть произошедший «Тот». Мы видим и чувствуем ту, до ужаса противную справедливость, из которой сделана непредвзятость «вселенской яви».
‑ И всё же… Ты не ответил…
‑ Где бы я не оказался, куда бы не попал, я везде смогу спроецировать реальность под себя. Мы можем создавать из полной пустоты. Нас нельзя поставить в тупик выживания, мы не ограничены гранью бытия для созданных бытием. Назвав цифру цифрой, я не ограничу её узкой формой науки, которая будет обречена на вечность догматических скитаний вокруг того, что на самом деле лишь продукт неправильных свойств, нужный лишь для того, чтобы кто-то назвал это цифрой.
‑ Не надо, Орион! Не надо этой пустой попытки, заводящей нас в смешные рассуждения низших созданий о философских воззваниях к насущным вопросам. Ты разговариваешь с равным себе. Для меня не существует вопроса о том, как обычное слово, с заложенными в нём определёнными компонентами для передачи информации, вращает вокруг себя миллионы заблуждений. Назвав квадрат сферой, я изменю слово, но не закрою вопрос о его форме. Лишь для себя я изменю его суть. Дай камню возможность спросить себя, почему он камень, так через мгновенье он заговорит о своей индивидуальности, ‑ хитро протянула она и продолжила идти.
Орион никак не мог угомониться. Все эти рассуждения лишь подстёгивали его:
‑ Скажи мне, Леля, что не сможет такой первородный как я?
‑ А ты сможешь прекратить войну?!
Задетый за живое, «миссия» задумался.
‑ А ты сможешь влюбить меня в себя?
Орион понял, что Лели очень хитра и говорит о таких вещах, которые не подвластны никому. Её легкая каверзность может позволить потребовать то, что оставит от него лишь разочарование.
‑ Ну вот, всемогущий избранный, оказывается не всё в твоих силах! Да? ‑ явно надсмеиваясь, говорила Лели. Заметив, что Орион погрустнел, она перестала давить на него и перевела тему в нейтральное русло:
‑ В какой стороне «Сад Богов»?
‑ Ну, вообще, мы правильно идём, ‑ ответил юноша.
Она изначально знала, где находится этот сад, и шла к нему не просто ради праздного интереса. Непринуждённо болтая, они подошли к огромной зелёной холмистой лужайке, посередине которой стояло большое, обнесённое по кругу золотым забором строение, очень сильно похожее на беседку. Узоры этого забора были украшены орнаментом характерных видов «Сада Богов». Возле входных ворот стояли два громадных воина из охраны Стражила. Строение за великолепным забором напоминало небольшую площадочку, приподнятую над землёй четырёхступенчатыми винтовыми лестницами. По краю обозначенного круга возвышались восемь изогнуто резных серых колонн, на которые опиралась круглая, похожая на щит, куполообразная коричневая крышка. По внешним признакам это строение напоминало давно заброшенную старинную беседку-павильон, со всех сторон окутанную цветущими растениями. Оно разительно отличалось от ярко сияющего золотой ковкой забора.
