– Ушибленные костяшки пальцев, сколотый зуб, два сломанных ребра. Третье и четвертое с левого бока.
– Его левого бока или твоего?
– С его.
– Это не сработает, – огорченно прошептала Нина. – Мне по силам воспроизвести травмы Хельвара, но я не настолько талантливая, чтобы сделать черты лица Маззена похожими на его.
– Просто доверься мне.
– Каз, я бы не доверила тебе и шнурки на своей обуви завязать. Ты бы обязательно их украл, – она всмотрелась в лицо Маззена. – Даже если я сделаю так, чтобы оно опухло, этого будет недостаточно.
– Сегодня Матиас Хельвар – или, если точнее, наш дорогой Маззен – подхватит огненную оспу, волчий штамм, который разносят волки и собаки. Завтра утром, когда стража обнаружит его покрытым пустулами до неузнаваемости, его отправят на месяц в карантин, чтобы посмотреть, переживет ли он болезнь, и переждать, когда пройдет зараза. Тем временем Матиас будет с нами. Теперь понятно?
– Ты хочешь, чтобы я придала Маззену такой вид, будто у него – огненная оспа?
– Да, и сделай это побыстрее, потому что через десять минут тут начнется суматоха.
Девушка уставилась на Каза. Что он задумал?
– Независимо от того, что я сделаю с ним, это не продержится целый месяц. Я не могу наделить его постоянной горячкой.
– Мои люди в лазарете сделают так, что его болезнь не пройдёт раньше времени. Нам просто нужно, чтобы ему поставили диагноз. Давай, за работу!
Нина осмотрела Маззена с ног до головы и предупредила:
– Больно будет так, словно ты сам дрался с волками.
Он скривился, собираясь с духом.
– Ничего, я выдержу.
Нина устремила взор вверх, затем подняла руки и сосредоточилась на работе. Резко ударив свою правую руку левой, она сломала Маззену ребра.
Тот закряхтел и согнулся пополам.
– Хороший мальчик, – похвалил Каз. – Держишься молодцом. Теперь костяшки пальцев и лицо.
Нина нанесла синяки и порезы на костяшки пальцев и руки Маззена, следуя описаниям Инеж.
– Я никогда не видела вблизи людей с огненной оспой, – сказала девушка. Зараза была ей знакома только по иллюстрациям из учебника по анатомии, которым они пользовались на уроках в Малом дворце.
– Считай, что тебе повезло, – сухо произнес Каз. – Поторопись.
Нина работала по памяти, делая кожу на лице и груди Маззена опухшей и потрескавшейся, а также выращивая набухшие волдыри и жуткие пустулы, чтобы он действительно преобразился до неузнаваемости. Парень застонал.
– Почему ты на это согласился? – пробормотала она.
Опухшее лицо Маззена исказилось, и Нине показалось, что он пытается улыбнуться.
– Хорошие деньги.
Она вздохнула. Ну да, разве в Бочке кто-то что-то делал по другой причине?
– Настолько хорошие, чтобы добровольно сесть в Хеллгейт?
Каз постучал тростью по полу.
– Хватит докапываться, Нина. Если Хельвар согласится с нами сотрудничать, они оба обретут свободу, как только мы закончим работу.
– А если нет?
– Тогда Хельвар вернется в камеру, а Маззен в любом случае получит деньги. И я обещал ему завтрак в «Купероме».
– Можно я закажу вафли? – пробубнил он.
– Мы все закажем вафли. И виски. Уж поверь, если наша миссия провалится, никто не захочет говорить со мной трезвым. Нина, ты закончила?
Она кивнула, и Инеж заняла ее место, чтобы наложить на Маззена повязки, как у Матиаса.
– Ладно, – кивнул Каз. – Буди Хельвара.
Нина присела рядом с Матиасом, пока Каз светил ей лампой. Даже во сне лицо парня было тревожным и хмурым. Она провела рукой по его побитой челюсти, борясь с желанием задержать ее там.
– Не трогай его лицо, Нина. Мне надо, чтобы он мог передвигаться, а не выглядел красавчиком. Быстро исцели его до нужного состояния, но не более. Не хватало еще, чтобы он нашел силы с нами бороться.
Нина убрала одеяло и принялась за работу. «Всего лишь очередное тело», – убеждала она себя. Каз довольно часто вызывал ее среди ночи, чтобы исцелить раненых членов «Отбросов», которых нельзя было вести к медику, – девушек с ножевыми ранениями, парней со сломанными ногами или застрявшими в теле пулями, жертв потасовок с дозорными или другой бандой. «Представь, что это Маззен. Или Большой Боллигер, или еще какой-нибудь дурак. Ты не знаешь этого парня». И в этом была доля правды. Парень, которого она знала, сейчас – только оболочка, внутри которой находится кто-то другой.
Она ласково коснулась его плеча и позвала:
– Хельвар… – он не шевельнулся. – Матиас.
В горле появился ком, а глаза защипало от желания расплакаться. Нина нежно поцеловала его в висок, хотя знала, что Каз и другие смотрят и что она выставляет себя идиоткой перед ними. Но, после столь долгой разлуки, Матиас снова был здесь, рядом с ней. Вот только изувеченный.
– Матиас, – повторила она.
– Нина? – его голос был хрипловатым, но таким же чудесным, каким она его помнила.
– О, святые, Матиас, – прошептала она. – Прошу, проснись.
Он поднял веки и посмотрел на нее своими светло-голубыми глазами.
– Нина, – тихо произнес он. Затем погладил костяшками пальцев ее щеку и ласково обхватил грубыми ладонями лицо. Казалось, он не верил собственным глазам. – Нина?
По ее щекам покатились слезы.
– Тише, Матиас. Мы пришли спасти тебя.
Но не успела она моргнуть, как парень схватил ее за плечи и прижал к полу.
– Нина, – прорычал он.
И затем его руки сомкнулись на ее шее.
Часть вторая. Слуга и рычаг
7. Матиас
Матиасу вновь снился сон. Снилась она.
Во всех своих снах он преследовал ее: иногда по зеленым весенним лугам, но чаще по ледяным полям, ловко петляя между валунами и трещинами. Он всегда догонял и всегда ловил девушку.
В приятных снах он толкал ее на землю и душил, наблюдая, как в ненавистных глазах меркнет жизнь. Наконец-то, наконец-то! В кошмарах же они целовались. В этих снах она не боролась с ним, а смеялась, будто его преследования были всего лишь игрой, будто знала, что он ее поймает, будто хотела этого и больше всего на свете мечтала оказаться прижатой его телом. В объятиях Матиаса она была идеальна и желанна. Он целовал ее и утыкался лицом в нежный изгиб шеи. Кудри девушки ласкали его щеки и, казалось, если он сможет задержать ее подольше, все раны затянутся, все обиды забудутся, и все плохое улетучится.
– Матиас, – шептала она его имя бархатными губами. Эти сны были худшими из всех, и когда он просыпался, то ненавидел себя почти так же сильно, как ее. За то, что он мог предать себя, предать свою страну, хоть и во сне… Даже после всего, что она сделала, какая-то ущербная часть его все еще ее жаждала… это уже слишком.
Сегодняшний сон был ужасен. Девушка носила синие шелка – такой роскошной одежды ему еще не доводилось на ней видеть. На голове – прозрачная вуаль, и свет от лампы мерцал вокруг нее, как капли дождя. Джель, как же восхитительно она пахла! Влажным мхом и ароматом духов. Нина любила роскошь, и у нее были дорогие духи – розы и что-то еще, что его нищенский нюх не мог распознать. Девушка прижалась губами к его виску, и он готов был поклясться, что она плакала.
– Матиас.
– Нина, – выдавил он.
– О, ради всех святых, Матиас, – зашептала она. – Пожалуйста, очнись!
Он проснулся и сразу же понял, что сошел с ума, потому что она находилась здесь, в его камере, стояла на коленях подле него и ласково гладила по груди.
– Матиас, пожалуйста…
Ее голос был полон мольбы. Он столько раз мечтал об этом. Иногда она молила о пощаде, иногда о других вещах.
Матиас протянул руку и коснулся ее лица. Такая мягкая кожа. Однажды он насмехался над ней из-за этого – у солдат не бывает такой кожи, ухоженной, изнеженной. Еще он смеялся над пышными формами ее тела, стыдясь своей реакции на него.
Парень опустил ладонь на ее щеку, ощутив мягкое касание ее волос. Такая милая. Такая настоящая. Это несправедливо.
И тут он заметил кровавые повязки на своих руках. С пробуждением пришла боль – сломанные ребра, ноющие костяшки пальцев. У него откололся кусочек зуба, и в какой-то момент он порезал об него язык. Во рту все еще ощущался медный привкус крови. Волки. Его заставили убить волков.
Он полностью очнулся.
– Нина?
В ее прекрасных зеленых глазах блестели слезы. Его охватила ярость. У нее нет права на слезы, на жалость!
– Тише, Матиас. Мы пришли за тобой.
Что это за игра? Что за новая пытка? Только он научился выживать в этом чудовищном месте, как пришла она, чтобы добавить ему мучений.
Парень бросился вперед, скидывая Нину на пол, и сомкнул руки вокруг ее горла. Затем сел на нее, придавив коленями ее руки. Ему было прекрасно известно, какая смертельная опасность таится в ее руках.
– Нина, – проскрежетал он. Та вцепилась в него ногтями. – Ведьма, – прошипел Матиас, наклоняясь вперед. Ее глаза расширились, лицо покраснело. – Моли меня. Моли о пощаде!
