Идеальный мужчина в сером костюме, под стать ему женщина в шелках с идеальным макияжем и не менее идеально уложенными волосами. Почему тогда ощущается фальшь всего происходящего?
Ах, да. Он когда–то сдал меня Ратмиру, и я хочу ему отомстить.
– Лазарев, ты умеешь отвечать на поставленные вопросы? – я посмотрела на него устало, и потёрла виски.
– Сегодня посмотрю и решу, – сухо ответил он.
– Хорошо, – наш заказ приземлился на столик, – Приятного, – я кивнула на его тарелку и взяла вилку в левую руку.
Лазарь пристально посмотрел на меня, и что–то в его глазах изменилось. Я не смогла распознать эту эмоцию, но по спине пробежался холодок. Под его пристальным взглядом я принялась медленно есть, опустив глаза на деревянную поверхность стола.
Он, молча, последовал моему примеру.
Вечером я вернулась в дом Игоря, и убрала осколки на кухне. Там же он осмотрел моё плечо и вынес короткий вердикт:
– В конце недели снимем.
Он приклеил повязку обратно, и обошёл меня, бросая из–за спины:
– Но тебе нельзя вести машину. Рубцы очень тонкие, рана может разойтись.
Лазарев достал две кружки и включил кофеварку, предварительно сменив фильтр и засыпав в него свежий кофе. Затем он развернулся ко мне, и облокотился на столешницу, скрестив руки на груди.
– Есть предложения? – спокойно спросила я, распознав в его голосе недосказанность.
– Я могу тебя отвезти, – пожал плечами он.
– С чего такая щедрость? – я изогнула бровь и выпрямила спину, сцепив пальцы в замок на коленях.
– Это не щедрость, это любопытство, – Игорь ухмыльнулся. – Мне интересно, как ты будешь пересекать границу без паспорта.
– С чего ты взял, что у меня нет паспорта? – я постаралась сохранить невозмутимое лицо, но мой рот буквально зачесался от настойчивого желания улыбнуться.
– Ты сама говорила, что твои документы в сумке, а сумку мы не нашли, – Лазарев расплылся в довольном оскале.
– Мой паспорт в бардачке, – пришлось пожать плечом, сдерживая улыбку, – Мы, девочки, иногда путаемся.
Лицо Игоря застыло, и даже посветлело на один тон. По плотно сжатой челюсти заходили жевалки, а пальцы вцепились в ткань рубашки на плечах.
– Проблема с моими документами решена, – притворно вздохнула я, – А вот без машины, на которой я въехала, меня точно не выпустят. Так что, я поеду сама, на своей пташке.
– Я буду за рулём, – отчеканил он, сверля дырку глазами у меня во лбу.
– Вот ещё, – я фыркнула в ответ.
– Я сказал, что отвезу тебя, – в его голосе послышалась сталь и Арктический холод.
– Лазарев, ты меня уже достал, – я поднялась на ноги и взмахнула здоровой рукой, – Найди себе другой объект для опеки, серьёзно. Я не твоя кукла, чтобы тебя слушаться, и уж тем более…
Договорить я не успела, потому что он как–то слишком резко дёрнулся в мою сторону и накрыл мой рот ладонью, а другой рукой обхватил затылок, чтоб я не могла отодвинуться.
– Сладкая, – от мягкого, но ледяного тона, который прозвучал у меня над ухом, я вздрогнула, – Если ты забыла, в тебя стреляли. Причём, один раз удачно. Более того, в твоей машине был обнаружен труп неизвестного, я напоминаю на тот случай, если у тебя совсем отшибло память, – он замолчал, опустив лицо, чтобы посмотреть мне в глаза, – Я отвезу тебя домой, и это не обсуждается. Я сделаю это, даже если придётся тебя усыпить. Излагаю понятно, или разжевать?
Я медленно кивнула, и он убрал руки.
– Не спрашивай – зачем я это делаю, – сказал он, когда мой рот снова открылся, – Я сам постоянно задаю себе тот же вопрос.
ГЛАВА 10
Анаша, анаша до чего ж ты хороша!
Виктор Цой и Кино «Анаша»
Лазарь, 2008
Мобильник завибрировал где–то рядом. Я приоткрыл один глаз, и в темноте спальни увидел ярко–красные цифры электронного будильника. Четыре утра, кто такой ранний?
– Да, – мельком взглянув на высветившийся номер в телефоне, я не узнал его.
– Есть работа.
– Я не работаю, – хрипло отозвался я, и уже собрался положить трубку, но всего одно слово меня остановило.
– От Ратного.
– Завтра в десять утра на Даниловском, – отчеканил я.
Люблю кладбища. Не подумайте, что я некрофил или какой–нибудь чудак, который красит волосы и губы в чёрный цвет, нет. Просто на кладбищах всегда так тихо. Спокойно. Умиротворённо.
Я стою напротив могилы контр–адмирала Абассова, держа в левой руке большой зонт–трость. Сегодня дождливая погода. Не ливень, а мерзкая морось. Мелкая, противная, липкая – она покрывает одежду тонкой плёнкой и оставляет на ней запах влажности и сырости. Вполне можно было обойтись без зонта, но я не хочу сдавать в химчистку пальто, чтобы избавиться от этого аромата.
Правую руку я держу в кармане, сжимая холодную рукоять старенького ТТ в ладони. На всякий случай.
Позади раздаются шаги. Заказчик подходит ко мне вплотную, плечом к плечу, и встаёт под купол моего зонта. Боковым зрением я вижу его профиль, и узнаю его.
– Да, – говорит он, – Ты хорошо залёг на дно. Мне пришлось перетрясти всю Москву, чтобы тебя найти.
– Работа, – сипло говорит мой голос.
– Девушка, – Ратный спокойно и расслабленно разглядывает памятники и кресты, растущие, как грибы, на могильной земле.
– Данные прислать по этому адресу, – я протягиваю маленький белый листок, сложенный надвое, – Аванс на счёт внизу страницы.
Он раскрывает бумагу и ухмыляется:
– Офшор? – затем он складывает её точно так же, как я передал ему, – Как найдёшь – позвони. Я ещё не решил, что с ней делать.
Я смотрю на него, пытаясь сохранить невозмутимое лицо. Ратный отвечает мне лениво–равнодушным взглядом чёрных глаз, и кивает.
– Жду звонка, Лазарь.
Затем он разворачивается и уходит. Я стою неподвижно до тех пор, пока его шаги не растворятся в кладбищенской тишине, а потом медленно бреду между могил к другому выходу с Даниловского.
Я влип по самые уши в тот самый момент, когда снял эту проклятую трубку. С Ратным никто не связывается, потому что он непредсказуем, жесток и, самое гадкое – беспринципен. Он воевал наёмником за чеченцев в девяносто пятом – девяносто шестом. Я слышал о его «подвигах» там, на войне, но ещё больше слышал о том, что он творит здесь и сейчас. Его не просто боятся, его обходят стороной.
Я не боюсь, но я не хотел бы работать на такого, как он.
Проблема в том, что выбора у меня уже нет.
2013
– Ну, рассказывай, – раскачивая ногой кресло, сказал я.
– Нашёл троих. Двое в психушке, один в Америке. В общем, при всём желании, они не могли бы навредить твоей девчонке, – ответил Тимур, нахмурившись. Глубоко вздохнув, он продолжил, – Мужик в машине: Марченко Павел Андреевич, примерный семьянин, менеджер среднего звена в рекламном агентстве. Его машину нашли за сорок километров от места убийства, на обочине. И в ней, – он сделал выразительную паузу, – Угадай что?
– Никаких следов?
– Молодец, получай грохотульку, – вытащив из кармана джинсовой куртки барбариску, он протянул её мне, – В общем – висяк. Пистолет чистый, по базам ничего не нашли. То же самое, кстати, и с пулей, которую вытащили из Ольги. Полный ноль.
– Странно, – я вытянул ноги и сцепил пальцы в замок на животе, проигнорировав конфету в красно–белой обёртке, – Как можно достать два чистых пистолета?
– Хрен его знает, – закинув карамель в рот, сказал Тимур, – Готовились тщательно, однозначно. Почему убили Павлушу – без понятия. Я уже и так думал, и эдак… – запнувшись, Тимур с хрустом раскусил конфету, – Либо я тупой, либо… Не знаю.
– Я думаю, что этот Марченко просто попал под раздачу, – я разворачиваюсь на кресле и смотрю в окно на Невский проспект, – Кто был в номере у Ольги, когда стреляли на Почтамтской?
– Да, какая–то семейная пара, – Тимур пожал плечами, – Немцы. По–английски говорили еле–еле. Её звали Ивонна, а его Йозеф. Фамилию не запомнил; но у администратора проверил. Заселились в тот же день в два часа по полудню.
– А вот это странно, – вздохнул я, разглядывая снующих туда–сюда людей за окном, – Не находишь?
– Да нет, наверное, – ответил Тим.
– Вот только русский человек может ответить «да нет, наверное», – я резко развернулся к нему лицом, – А я нахожу странным то, что в день перестрелки в номер Ольги вселяются другие люди. Ты не проверял сотрудников гостиницы?
– А что их проверять?
– Может быть связь. Вдруг кто–то знал, что будет перестрелка, в которой Сладкая должна умереть?
– Сладкая? – Тим с насмешкой приподнял бровь.
– Неважно, – осёкся я, – Проверь администраторов, работающих в тот день. Вдруг найдёшь что–то.
– Хорошо. Но, есть одно «но». Зачем на следующий день Ольгу впустили в номер?
– Потому что я вмешался накануне, – я пожал плечами, – Решили закончить дело.
– Ещё один вопрос, – Тимур придвинулся к столу и положил на него локти, подпирая подбородок кулаками, – Если кто–то в гостинице связан с убийцей, тот должен был знать, что объект – женщина. Почему тогда застрелили мужика в её машине?
