Огляделась, высматривая кого-то из служанок. Вдруг притаились за соседней палаткой и шпионят за мной? Быстро свернула за угол и, притаившись, выглянула: если следят, то как-то себя проявят. Не проявили. Если им и было приказано не спускать с меня глаз, то задание они провалили, увлекшись обилием дешевых товаров.
А сапоги мне действительно нужны. Зимой в Арарге холодно, я частенько мерзла. Конечно, Сара выдала мне пару обуви, оставшуюся от покойной торхи, но наш размер ноги немного не совпадал, да и сами сапоги мне не нравились: изнутри мех вытерся, сами какого-то непонятного ржавого цвета… Да, я хоть и рабыня, но мне хотелось красивые и модные.
По сходной цене приобрела у местного сапожника отличную пару из кожи марана — конечно, дороже воловьих, зато сносу не будут. Опушка самая простая, из овчины, зато она хорошо греет. Довольная покупкой, я побродила еще немного по торговым рядам, приценилась к карманному зеркальцу в костяной оправе, но купить не решилась: не так уж мне и нужна эта безделушка, есть траты гораздо важнее.
В город я могла попасть двумя путями: пешком, либо попросить кого-нибудь подвезти меня. Но кто же согласиться взять на телегу девушку в сером? Серый — цвет рабов, а по покрою платья, оттенку и выделке материала определяется их статус. Да, на мне не холщовое рубище, да, платье приталено, длинное, чтобы, не приведи местные боги (я так пока и не разобралась, кому они здесь поклоняются), никто не увидел твоих ног, но покрой с проклятой шнуровкой и цвет за милю выдают во мне торху.
Решив положится на удачу и уломать-таки какого-нибудь сердобольного кучера, я огородами вернулась к постоялому двору.
Двое хыров сидели там же, у коновязи, третьего уже не было.
Порылась в сумке и протянула им взятую с собой краюшку хлеба.
Рабы посмотрели на меня, как на умалишенную.
— Возьмите, это вам, — настаивала я. — Вы же голодные.
— Девочка, твой ведь тебе по головке не погладит, когда узнает, — один из хыров вскользнул по мне тяжелым взглядом.
— А что такого я делаю?
— Ты кормишь чужих рабов. Кормишь хыров. Проходи мимо, не обращай внимания.
Но я была настроена решительно. Неужели закон запрещает кормить их? Что за вздор! Что плохого, если я не позволю им умереть от голода? Их хозяин не удосужился даже напоить их, лакают из лошадиной поилки!
Я присела на корточки, разломила краюху пополам и поднесла по куску к самым губам рабов:
— Я от чистого сердца, ешьте!
Наконец один робко, воровато оглядываясь, взял хлеб. Веревка натянулась до предела, когда он отправил его в рот. Заглотал, практически не разжевывая. Неужели их вообще не кормят??? Неудивительно, что хыры долго не живут.
Я смотрела, как жадно они едят, пересчитывала рубцы и ожоги на коже, и думала о том, какие же сволочи эти араргцы. Да, мой родной Кевар не был образцово-показательным княжеством, но у нас никто не морил людей голодом, не издевался над ними потехи ради, не получал удовольствия от узаконенного унижения представителей других народов.
Неужели никто из них, из всех этих многочисленных рабов, ни разу не попытался возмутиться? Ни за что не поверю, чтобы подобное обращение не привело к восстанию. Другое дело, может, его подавили так жестоко, что другие отныне боялись поднять голову?
Хотя, о чем это я? Сама хороша! Я позволяю Тиадею делать все, что угодно, лишь бы еще раз не изведать плётки. И, если на то пошло, не так много я и терплю. Некоторые жены живут так — и ничего. Он ведь не извращенец, не бьет, даже иногда внимание обращает. На праздник отпустил, денег дал… Откупился, чуть ослабил поводок.
— Кто ваш хозяин? — спросила я более разговорчивого хыра; его приятель предпочитал отмалчиваться.
— Купчишка один, так, зерном торгует. Урожай еще не собрали, а он уж торговаться приехал. Спасибо тебе, девочка, добрая ты душа. Да ниспошлют тебе Вааль и Садера счастья в этой дерьмовой жизни!
Вааль и Садера — божества Панкрийского пантеона. Значит, передо мной панкриец.
Ответив ему: 'Надеюсь, и вас не оставит своей милость Шоан', я толкнула дверь постоялого двора и с непривычки закашлялась от табачного дыма. Он, как шутили в Кеваре, стоял топором.
Что я здесь делаю, зачем дергаю тигра за хвост? С другой стороны, идти пешком не многим безопаснее… Стоп, а зачем мне в город? Наверняка, среди этих людей отыщется человек, который знает кузнеца. Нож на заказ — немного дороже, зато точно мне подойдет, а расплатиться я сумею. Во-первых, у меня еще остались две серебряные монеты и горсточка меди, во-вторых, хозяин обещал подарить мне на день рождения целый цейх. Родилась я в сентябре, на самом исходе, а за один золотой можно запросто купить простенький ножик, еще останется. За постой, к примеру, на этом постоялом дворе берут полторы серебрушки за ночь без еды — об этом красноречиво сообщала меловая надпись на графитной доске у стойки.
— О, девчушка пожаловала! — меня тут же одарили вниманием из-за соседнего столика и опасно подались вперед, выставив загребущие руки. Я поспешила отступить к двери, видимо, слишком поспешно, потому что подтолкнула мужчину к продолжению разговора. — Чего ж ты испугалась-то, куколка? Заходи, приголубим, пивком угостим. Или ты у нас чаво покрепче любишь?
Поколебавшись, я показала браслет. Лицо кавалера тут же помрачнело. С сокрушенным: 'Вечно эти дворяне всех хорошеньких баб себе захапают!' он отвернулся к товарищу.
Поразмыслив, я решила спросить о кузнеце у хозяина: он показался мне наиболее вменяемым из всей этой пьяной братии. Внимательно выслушав меня, хозяин с ехидной улыбочкой поинтересовался, зачем торхе кузнец. Я соврала, что хочу заказать подсвечник — якобы в подарок хозяину от слуг. Не знаю, поверили мне или нет, но адресом снабдили. Оказалось, что кузнец жил в полумиле за околицей, вниз по реке.
Поблагодарив трактирщика, я бочком двинулась к выходу и вдруг почувствовала настойчивые поглаживания по мягкому месту. Какой-то араргец ловко обхватил меня одной рукой за талию, другой скользил ниже поясницы.
— А что, девочка, другого мужика попробовать не хочешь? — в глазах его было столько самоуверенности, что с лихвой хватило бы на двоих. — Он и не узнает, а тебе будет, что вспомнить.
— А Вы не боитесь? — я с вызовом посмотрела на него. Закон на моей стороне, за то, что распустил руки при свидетелях, этот араргец уже может получить по первое число.
— Чего? Твоего хозяина, что ли?
Незнакомец встал, прижал меня к себе и продолжил блуждать по моему телу. Его пропитанное выпивкой жаркое дыхание не доставляло ни малейшего удовольствия, равно как все эти поглаживания и пощипывания. Не выдержав, я дала ему ногой под колено. Эффект неожиданности сработал: меня отпустили, наградив сочным эпитетом: 'Сучка!'.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});