Фарион так и осталась сидеть с открытым ртом и брезгливым выражением на лице:
— Я не говорила тебе об этом.
— Знаю, но я права, ведь так?
Тишина… пустая, ничего не значащая… та тишина, которой не должно возникать между подругами. Гаремова сообразила это раньше Фарион, поспешив воззвать к разуму брюнетки:
— Давай отбросим эмоции и попробуем оценить всё трезво. Он такой?
Как бывает неприятно признавать очевидное.
— Да, — ответ прозвучал холодно и отстранённо, в эту минуту Джули приняла окончательное решение.
София оценила, сколько сил потребовалось подруге для такого признания.
— Я не пойду на эту встречу.
«Вот те раз. Где-то сил прибавилась, а где-то сразу же убыло. Чёртов закон равновесия, — подумала Гаремова, с этого момента понимая тщетность попыток переубедить подругу. — Что ж, придётся двигаться мелкими шагами».
— Я не позволю так обращаться с собой, шантаж чувствами к Ричарду ничего не даст, — почти крик.
Софи поспешила успокоить брюнетку:
— Хорошо, хорошо, ты никуда не пойдёшь. Можешь не кричать об этом, я и так знаю, что заставить тебя сделать что-либо против воли бесполезно, — осторожно взяв подругу за руки, девушка тихо произнесла, — почему ты боишься приблизиться к нему?
Одно неверное слово и взрыв эмоций обеспечен:
— Я не боюсь!
— Хорошо, хорошо. Заменим «боишься» на «не хочешь». Я поспешила и ошиблась. ОК?
Джули на секунду закрыла глаза, отрешившись от ненужных мыслей, попытавшись отдаться воспоминаниям, вернуться на волну чувств, пусть и не приятных. В комнате зазвучал как будто чужой, совершенно спокойный голос:
— Я теряюсь в его присутствии, он давит на меня с такой силой, что становится трудно дышать. И я хочу убежать… как можно быстрее и как можно дальше… Это не панические приступы страха, которые я испытываю в присутствии некоторых людей по непонятным причинам… это что-то другое… В нём есть свет, но он тьма, глубокая и тяжёлая, способная затянуть и раствориться в тебе, превращая в своё оружие… В нём есть добро, но он зло, не мелкое и безрассудное, тявкающее из-за угла, а глобальное, расчетливое, беспощадное, если того потребуют обстоятельства… В нём есть жизнь, но он смерть, порой влекущая своей лёгкостью…
При этих словах София вздрогнула, посмотрев на подругу долгим, проницательным взглядом. Джули продолжала, всё глубже погружаясь в свои ощущения:
— В нём есть воздух, но он кровь, густая и вязкая, способная лишить тебя возможности дышать… Показное спокойствие скрывает чувства, текущие по венам… чувства, способные ударить, как оголённый провод, вырвавшийся на свободу и безжалостный в своём слепом выборе… И ещё… я не боюсь его, но не хочу ощущать то, что у него внутри: бешеную, первобытную, практически идеально контролируемую силу и боль…
Внезапно Фарион тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, вырваться из пелены тумана и отчаяния, что несло с собой признание. Гаремова с тревогой смотрела на подругу:
— Дорогая, что это было?
Слёзы катились по щекам брюнетки, она беспомощно прошептала:
— Я не знаю… и мне страшно… — через минуту в комнате послышались сдавленные рыдания.
И только Ричард, нежно смотревший с фотографии на свою малышку, знал правду… Его улыбка говорила о радости — Джули сделала шаг вперёд на долгом пути познания своего дара… Его улыбка говорила о печали — девушка точно описала состояние его сына… слишком точно…
* * *
Целый день Сейма не находила себе места, постоянно наводя справки, что-то уточняя, перепроверяя, с кем-то созваниваясь. С каждым часом настроение женщины ухудшалось, она выглядела подавленной, обречённой, одним словом, несчастной.
О способности Берка улавливать настроения своих подчинённых относительно рабочего процесса ходили легенды. И сейчас оборотень не стала исключением. Удобно устроившись напротив своей сотрудницы, вампир молча уставился в глаза, полные слёз. Выдержать этот взгляд не представлялось возможным. Женщина замялась, пытаясь подобрать нужные слова:
— Я не уверена.
Прямота, с которой ликвидатор расставлял точки над i, часто шокировала беспощадностью:
— Лжёшь. Была бы не уверена, не собиралась бы заплакать в присутствии всего подразделения.
Слёзы предательски покатились из глаз, женщина всхлипнула. Берк осторожно накрыл руку Сеймы своей:
— Ребёнок?
Моран шокировал не только прямотой, но и проницательностью.
— Мальчик… маленький… с чёрной аурой, — оборотень достала платок, — с такими аурами мы обязаны…
Она замолчала, не в силах закончить предложение. Берк сделал это за неё:
— Ликвидировать.
— Да, — выдох, сопровождаемый громким всхлипом.
— Сейма, мы и раньше… — Моран не стал договаривать, смысл угадывался без труда, — но ты так не реагировала. В чём дело?
Молчание. Взгляд в никуда, мимо босса.
Неприятная догадка пронзила Берка, принеся ощущение лёгкого холода в груди.
— Он похож на твоего сына? Так?
Не в состоянии вымолвить ни слова, женщина кивнула в ответ. Спустя минуту Сейму будто прорвало:
— Что я здесь делаю со своими эмоциями и переживаниями? Здесь, в обители смерти и расчёта.
Пытаясь подавить рыдания, оборотень вскочила, теребя в руках платок. Берк подошёл к сотруднице, осторожно обнял, прижимая к себе. Рыдания вырвались наружу. Ликвидатор гладил волосы женщины, пытаясь подобрать слова утешения. Она — совесть и человечность подразделения, существо, контролирующее хрупкое равновесие жизни и смерти, добра и зла, воздуха и крови. Она, как ребёнок, радовалась каждой возможности вернуть человека с того света. Кажется, мужчине удалось подобрать нужные слова:
— Ты — мой спасатель. Вспомни, сколько аварий и несчастных случаев ты просчитала и предотвратила. Иногда я думаю, что без моей Сеймы люди давно бы уничтожили друг друга, по крайней мере, в России точно. Пожар в метрополитене, которого не было, взрыв газового баллона в многоквартирном доме, которого не было, самолёт, упавший на детский садик, который не упал. Все спасённые жизни — они твои. Ты нужна нам… ты нужна мне… Помни об этом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
