– Кгхм, кгхм!
Ольга Павловна строго кашлянула, как это часто делала на уроках, возвращая на грешную землю замечтавшегося или заигравшегося оболтуса Овчинникова на «камчатке». Для полноты эффекта хорошо было бы еще постучать по доске указкой, но доска – хоть и приборная – поблизости была, а вот указки под рукой никакой не имелось.
– Давайте вернемся к делу, – сказала Ольга Павловна строгим учительским голосом.
– К телу! – внес существенную поправочку бестрепетный Малинин, закладывая крутой вираж, в результате которого «копейка» чуть не ткнулась носом в кирпичный забор. – При-ехали уже, вот она – поселковая больница. Во двор нас не пустят, так что вылезайте, дальше пойдем пешком. Нам надо в морг, а он на задворках.
– Откуда вы знаете?
При упоминании ужасного слова «морг» Оля снова струхнула.
– Обычно так и бывает, – пожал плечами Андрей.
И вновь ей не захотелось продолжать расспросы.
Малинин оказался прав: морг нашелся в дальнем углу двора. От чахлого больничного парка его на манер ширмы отделяло подобие дощатого сарая с крышей на столбах. Сквозь щели виднелись сваленные в кучу панцирные сетки и железные кроватные спинки, неприятно похожие на кладбищенские оградки. В сарае кто-то возился, оттуда доносился унылый металлический скрежет, наводящий на мысль, будто это сама Смерть точит свою косу.
Оля совсем приуныла.
– Может, вы сами? Без меня? – Она кивнула на крыльцо.
При этом, скользя взглядом по стене, она старательно обошла зарешеченное окно, чтобы, не дай бог, не увидеть за мутными стеклами чего-нибудь ужасного.
– Хотите, я сам пойду? – угадав настроение спутницы, великодушно предложил Малинин.
– О да! Да! – вскричала Оля с пылом счастливой новобрачной у алтаря.
– Оставайтесь здесь, – предупредил Малинин и решительно взошел на крыльцо.
Оля повернулась спиной к окну, а правым боком к сараю, из которого по-прежнему доносился размеренный и печальный скрежет загадочного происхождения. Она втянула голову в плечи и скосила глаза влево – на ржавые ворота запасного выезда. Из-под ворот во двор задувал искристый снежок.
«То адский ветер, отдыха не зная, мчит сонмы душ среди окрестной мглы!» – с подобающим зловещим завыванием припомнил внутренний голос незабываемые строки Данте.
– Цыц, – хриплым шепотом сказала Оля. – И так страшно!
– Девушка, сигареткой не угостите? – донесся вдруг ломкий голос из сарая.
– Нет у меня сигаретки! – машинально откликнулась Оля.
«Только окурков полкило», – ехидно пробормотал обиженный внутренний голос.
– Извините, я не курю, – построже сказала Оля, всматриваясь в хаотическое нагромождение металлических кроватных скелетов. – И вам не советую!
– Нам никто не советует, – печально хохотнули в сарае. – А мы все равно тут курили, курим и будем курить, пока не вырастем!
– А потом что? Бросите? – заинтересовалась Ольга Павловна.
Она подошла к сараю, заглянула сквозь сетку и увидела сидевших на штабеле панцирей пацанов лет двенадцати-тринадцати. В полумраке настороженно сверкали три пары глаз.
– Не-еет! Потом мы будем курить везде где захочется!
В ломком голосе прорезался вызов, но мудрая Ольга Павловна его дипломатично не заметила.
– А вы тут хорошо устроились! – похвалила она. – Как настоящие трапперы!
Угол за штабелем был утеплен аккуратно разобранными картонными коробками, скрипучее ложе из металлических сеток накрыто больничным одеялом. У ног настоящих трапперов дымила старая алюминиевая кастрюля, наполненная щепками.
– Как кто? – насторожился ломкий голос.
– Как охотники и следопыты, – объяснила Ольга Павловна. – Вы Фенимора Купера читали?
– Феню – как? Феню Морду? – заржали в сарае.
– Купер Фенимор – знаменитый писатель, – терпеливо объяснила Ольга Павловна. – Это он сочинил истории про Чингачгука.
– Чингачгук – это круто, – потолкавшись локтями и поскрипев панцирной сеткой, постановили в сарае. – Ну да, мы тоже следопыты-разведчики! Все видим, все знаем, ничего не пропустим!
Ольга Павловна оглянулась на корпус с моргом и тоже почувствовала себя отчасти траппером: педагогический зуд уступил место охотничьему азарту.
– Вчера вечером сюда девушку привезли. Вы и это видели?
– Санька видел, – сообщил ломкий голос.
– Видел! – подтвердил писклявый. – Часов в десять примерно приехала «Скорая», а сразу за ней менты на «Ниве». Носилки занесли, сами зашли, потом вышли, по телефону поговорили и обрадовались.
– Чему обрадовались?! – Оля испытала легкий шок.
Она и прежде была невысокого мнения о юморе сотрудников милиции, которую теперь следовало называть полицией, но никак не думала, что их может развеселить закоченевший труп.
– Они обрадовались, что быстро выяснили, кто эта мертвячка! – объяснил писклявый, заставив чувствительную к словам и выражениям Олю передернуться. – Ее уже искали, оказывается, родные заявление принесли: пропала, мол, Репкина Вера Ивановна, восемьдесят какого-то года рождения…
– Он имя запомнил, потому что нашу классручку так зовут! – басовито хохотнул третий траппер. – А фамилию – потому что был такой художник знаменитый.
«Классручку» Ольга Павловна проглотила бестрепетно – привыкла, что непочтительные детки именно так называют классного руководителя, но художника Репкина без внимания не оставила:
– Репин, а не Репкин!
– Ну, пусть Репин. А она все-таки Реп-кина!
– Репки грызла, наверное! – предположил писклявый, и в сарае снова пугающе радостно заухало, заскрежетало. – Репки – они же твердые, вот эта Репкина и сломала себе зуб. У нее левый клык вставной, как называется, я забыл – инпло… Иплант…
– Имплантант, – четко выговорила Ольга Павловна, думая о другом.
Вот, значит, каким образом удалось так быстро установить личность погибшей – по особой примете.
– Левый клык – это круто! Как в кино про вампиров! – постановил ломкий голос, спровоцировав новый взрыв кладбищенского веселья.
Коротко и решительно проскрипела дверь морга.
– Ольга Павловна, можно вас на минуточку? – с нажимом произнес знакомый мужественный голос.
– Да, конечно, – откликнулась Оля, постаравшись не показать толстокожим юным трапперам своего волнения.
– Репкиной привет! – насмешливо пискнули ей вслед.
– Пороть вас некому, – сквозь зубы непедагогично пробормотала Оля, проходя мимо Малинина.
Он придерживал металлическую дверь – то ли из галантности, то ли для того, чтобы надежно захлопнуть ее за спиной трусихи.
Оказавшись в подобии крохотной прихожей, Оля напряженно спросила:
– Что я должна делать?
– Просто взглянуть, не знакомо ли вам это лицо.
– Уже только лицо? – Оля вздрогнула.
– В смысле?
Малинин пару секунд смотрел на нее непонимающе, потом помотал головой:
– Да нет же, она там вся! Перестаньте трястись, это не так уж страшно. Вы что, никогда не видели покойников?
– Только по телевизору, – призналась Оля. – И только генсеков.
Признаваться в том, что генсеков ей было не очень-то и жалко, она постыдилась.
– Да, небогатый опыт.
Разнообразно опытный Малинин нахально обнял девушку за плечи и провел по короткому узкому коридорчику в крайне неуютное холодное помещение.
На неприятного вида металлическом столе лежало тело, прикрытое застиранной серой простыней с большим чернильным штампом больницы. Угрюмый дядечка в таком же сером халате со штампом на нагрудном кармане молча отогнул край простыни, и Оля увидела незнакомое женское лицо.
– Нет, не думаю, что мы когда-либо встречались, – сказала она, обернувшись к Андрею.
Из всего того, что можно было увидеть в этой комнате, он был самым приятным объектом.
– Ну, хорошо, – отозвался Малинин с такой интонацией, что Оля услышала: «Ну, плохо».
– Во всяком случае, я ее не помню.
– Ну, хорошо, хорошо.
Они вышли во двор. Малинин убрал свою руку с Олиного плеча и затормозил, словно предлагая ей постоять и отдышаться, но Оля поспешила отойти подальше. Она не забыла, что в сарае прячутся остроглазые трапперы, и не хотела стать объектом наблюдения.
– Что вы узнали? – спросила она, когда они сели в машину.
Малинин покосился на нее – Оля сделала внимательную и строгую мину, отработанную ею в ходе затяжных педсоветов.
– Не так много. К сожалению, невозможно с точностью сказать, когда именно девушка оказалась на снегу: либо в новогоднюю ночь, либо в последний день декабря.
– Она просто замерзла насмерть? Она что, была пьяна?
– Да уж, трезвой она точно не была.
– Что-то вы недоговариваете, – догадалась Оля.
– Не знаю, как сказать!
С огромным удивлением она увидела, что чисто выбритые щеки Малинина затянул нервный румянец. Это было так же невероятно, как розовая утренняя зорька на Луне.
– Скажите, как сумеете, – мягко предложила чуткая и добрая учительница Ольга Павловна.
